Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Серьезной реорганизации подвергся и аппарат Центрального Комитета, непосредственно контролировавший выполнение решений и указаний генсека. Он стал более громоздким в связи с увеличением масштабов работы, которую предстояло проделать. В определенной мере перераспределялись и функциональные обязанности и сфера ответственности членов ПБ, Оргбюро и Секретариата. Смысл и цель всех этих реорганизаций сводилась к еще большему сосредоточению власти в руках Генерального секретаря.

Работой по проверке исполнения решений центральных учреждений Советской власти должна была заниматься создаваемая Комиссия Советского Контроля при СНК Союза ССР, работающая по заданиям СНК и имеющая на местах независимых от местных органов представителей. Словом, выстраивалась новая система контроля не только за исполнением решений центральных органов партии и государства, но прежде всего и главным образом за контролем за людьми. Есть основания полагать, что такая реорганизация системы контроля была задумана Сталиным для того, чтобы сделать себя полностью независимым от любых неожиданностей в связи с безусловно намечавшимися им грандиозными планами ликвидации остатков оппозиции и ужесточения контроля над всеми сферами жизни партии и страны.

3. Попытка смещения Сталина: миф или реальность?

В литературе о Сталине вот уже на протяжении десятков лет живо обсуждается вопрос о том, была ли в действительности накануне и в период работ XVII съезда партии попытка осуществить его смещение с поста Генерального секретаря и заменить его на этой должности другой, более подходящей фигурой. Вопрос этот настолько сложный, противоречивый и запутанный, что на него трудно, если вообще возможно (по прошествии 70 с лишним лет), дать достоверный ответ. Достоверный не только в смысле соответствия его реальной действительности, но и в смысле подкрепления его надежными объективными фактами и доказательствами. Круг документальных источников здесь столь же противоречив, сколь и сомнителен в плане убедительности и достоверности. По большей части, мы сталкиваемся при рассмотрении данной проблемы с высказываниями и свидетельствами отдельных лиц, имевших то или иное касательство к вопросу, и принимать в качестве неоспоримых доказательств эти свидетельства нет оснований. Не только потому что свидетельства противоречат одно другому, но и как-то рискованно верить на слово. А ведь вынести исторический вердикт какому-либо событию — значит подкрепить его достаточной суммой неопровержимых фактов и доказательства.

Второй момент, заставляющий проявлять особую щепетильность и здоровый скептицизм, заключается в следующем. Версия о попытке смещения Сталина появилась в самый пик антисталинской кампании разоблачения культа личности. Тогда любое обвинение в адрес усопшего вождя находило самый благоприятный отклик и воспринималось на веру, без необходимой в таких случаях критической оценки. А некоторые свидетели — бывшие жертвы сталинских репрессий — в силу своего положения и жизненных испытаний, выпавших на их долю, априори не могли рассматриваться в качестве вполне объективных свидетелей. Их пристрастность, даже подсознательная, а не намеренная, не могла не сказаться на их воспоминаниях. На эту ахиллесову пяту подобного рода источников указал в своей книге о сталинских чистках американский автор Дж. А. Гетти. Он справедливо заметил: «Они могут сообщить нам, что и как чувствовали они сами, но не то, что чувствовал Сталин. Никто из них не был настолько близок к источникам власти (некоторые вообще не имели к этому отношения), чтобы знать споры и расхождения внутри руководства, не говоря уже о целях и методах Сталина»[689]. Поэтому, заключает американский автор, слухи и анекдоты часто превращаются в подлинные истории. И с данным заключением нельзя не согласиться.

Третий момент касается реальной возможности самого смещения Сталина в тех исторических условиях. Это — особый вопрос, и на нем я остановлюсь несколько позднее, после изложения существующих версий и соответствующей их мотивировки. Причем, заранее оговорюсь, что моя точка зрения также должна восприниматься не как заявка на бесспорную истину, а как одна из возможных интерпретаций событий давно минувших лет.

Итак, к чему сводится основная канва событий, породивших данный миф или еще не до конца установленный исторический факт? Попытаюсь в самых общих чертах изложить главные версии происходивших или могущих иметь место быть событий. В какой-то степени отправным пунктом здесь служит известное «Письмо старого большевика», о котором уже упоминалось ранее. В этом письме была изложена, так сказать, социально-политическая подоплека, делавшая возможным саму постановку вопроса о смещении генсека с его поста. В самых широких слоях партии только и разговоров было о том, что Сталин своей политикой завел страну в тупик: «поссорил партию с мужиком», — и что спасти положение теперь можно, только устранив Сталина. В этом духе якобы высказывались многие ив влиятельных членов ЦК; передавали, что даже в Политбюро уже готово противосталинское большинство. Вопрос о том, что именно нужно делать, какой программой нужно заменить программу сталинской генеральной линии, обсуждался везде, где только сходились партийные работники. «Именно в это время особенно выдвинулся Киров. Последний в Политбюро вообще играл заметную роль. Он был, что называется, «стопроцентным» сторонником генеральной линии и выдавался непреклонностью и энергией в ее проведении. Это заставляло Сталина весьма высоко его ценить. Но в его поведении всегда была некоторая доля самостоятельности, приводившая Сталина в раздражение. Мне передавали, что как-то, недовольный оппозицией Кирова по какому-то частному вопросу, Сталин в течение нескольких месяцев, под предлогом невозможности для Кирова отлучаться из Ленинграда, не вызывал его на заседания Политбюро. Но применить более решительные репрессии против него Сталин все же не решался, — слишком велики были круги недовольных, чтобы можно было с легким сердцем идти на увеличение их таким видным партийным работником, каким был Киров»[690].

В преломлении через зеркало политики вопрос якобы сводился к дилемме: или проводить прежнюю жесткую линию, опираясь прежде всего на репрессии и даже террор, или же сделать попытку «примирения с советской общественностью», ослабив репрессивные методы и сделав упор на поиск согласия со всеми, кто готов к этому. Киров и ряд других видных партийных руководителей, мол, ратовали за проведение умеренной линии. Такова в самом общем виде картина политических перспектив, открывавшихся в то время перед страной.

В подтверждение существования даже в рядах членов Политбюро настроений в пользу умеренности автор письма ссылается на выступление М. Калинина в декабре 1932 года в Ленинграде, когда он после чтения одним из поэтов особенно кровожадных стихов, воспевавших ОГПУ, чуть ли не прервав чтеца-поэта посередине его торжественной декламации, встал и начал чуть ли не со слезами на глазах говорить о том, что террор иногда приходится делать, но его никогда не нужно славословить. Это наша трагедия, говорил он, что нам приходится идти на такие жестокие меры, и мы все ничего другого так не хотели бы, как иметь возможность от террора отказаться. Поэтому нужно не прославлять беспощадность Чека, а желать, чтобы скорее пришло время, когда «карающая рука» последней могла бы остановиться.

Речь эта тогда произвела большое впечатление, и о ней много говорили в литературных кругах не только Ленинграда, но и Москвы. Передают, что за нее Калинину потом «влетело».

Если это имело место, то неудивительно, что Калинину влетело[691]. Поскольку именно в эти дни Сталин послал краткое, но емкое приветствие в адрес ОГПУ в связи с его 15-летием: «Привет работникам и бойцам ОГПУ, честно и мужественно выполняющим свой долг перед рабочим классом и крестьянством Советского Союза!

Желаю им успеха в сложном деле искоренения врагов диктатуры пролетариата!

Да здравствует ОГПУ, обнажённый меч рабочего класса!

И. Сталин»[692].

По Сталину, меч обнажают не для того, чтобы только запугивать врагов, но и беспощадно их карать. Так что данная метафора имела не столько литературный, сколько глубокий политический смысл — политика репрессий рассматривалась им как важнейший компонент общей политической линии, проводимой им.

Это по вопросу о гипотетическом выборе возможных вариантов дальнейшей политической линии. Теперь немного о Кирове как якобы фигуре, потенциально способной стать противовесом Сталину в осуществлении генерального курса партии. Как известно, Киров принадлежал к ближайшим соратникам и даже личным друзьям Генерального секретаря. Кирова Сталин ценил и всячески способствовал его политическому росту и возвышению. При возникновении неизбежных в то время коллизий Кирова с другими работниками, в том числе и в Ленинградской организации, он неизменно становился на сторону Кирова. Хотя надо сказать, что про себя, в уме, вел своеобразный кондуит его проступков, чтобы при необходимости «приструнить» Кирова, если тот вздумает «брыкаться». Так было и во время конфликта Кирова с рядом работников Ленинградского обкома партии, которые выдвинули против своего первого секретаря фактически обвинение в политической неблагонадежности.