Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

В годы второй пятилетки руководство страны, и в первую очередь сам вождь, первостепенное внимание стали обращать на развитие отраслей легкой и пищевой промышленности, расширению ассортимента товаров народного потребления, культурного обихода. Не случайно нарком А. Микоян, ведавший этими отраслями хозяйства, был послан в длительную командировку в США, чтобы ознакомиться с местным опытом и заключить контракты на поставку новейшего оборудования. В эти годы были созданы настоящие гиганты пищевой промышленности, некоторые из которых функционируют до сих пор. Словом, партия и ее лидер обратились лицом к народу и его насущным нуждам. Причем не в каком-то сугубо демонстративном плане, а по существу, на деле. И это не могло не быть замеченным в стране. Не случайно именно тогда прозвучали ставшие крылатыми слова Сталина об улучшении жизни: «Жить стало лучше, веселее. Это, конечно, верно. Но это ведет к тому, что население стало размножаться гораздо быстрее, чем в старое время. Смертности стало меньше, рождаемости больше, и чистого прироста получается несравненно больше. Это, конечно, хорошо, и мы это приветствуем. Сейчас у нас каждый год чистого прироста населения получается около трех миллионов душ. Это значит, что каждый год мы получаем приращение на целую Финляндию»[732].

При всей своей политической заданности формула вождя о том, что жить стало лучше, жить стало веселее, она тем не менее отражала происходившие в стране и в общественных настроениях серьезные перемены в лучшую сторону. И это, бесспорно, способствовало не чисто пропагандистскому, а реальному росту авторитета Сталина в советском обществе.

Я специально подчеркиваю последнее обстоятельство, поскольку оно сыграло свою роль в том, что Сталину удалось провести беспрецедентную серию процессов и чисток, не встретив при этом сколько-нибудь организованного и серьезного сопротивления со стороны широких масс населения. Но это уже тема последующих глав. Здесь же мне хотелось дать некий абрис общих достижений и проблем сталинской политики в сфере экономики.

Вне поля моего внимания остались многие важные вопросы экономической жизни страны и материальных условий существования основных слоев советского общества. Во-первых, объять все невозможно, а во-вторых, в центре внимания лежали и лежат не сами конкретные экономические, политические, культурные и иные проблемы, а политическая деятельность Сталина. Поэтому в силу естественных причин приходиться ставить себе самому ограничительные рамки и затрагивать и освещать только те аспекты важных проблем, через призму которых можно лучше раскрыть политику и действия главной фигуры нашего повествования. Конечно, такой метод имеет множество пороков и изъянов, но избежать их трудно, даже тогда, когда сам видишь их хорошо, но просто не имеешь возможности в пределах поставленной задачи поступить иначе — в ущерб выполнению главной задачи.

Достижения в культурной и научной областях. Если попытаться в двух словах охарактеризовать основные достижения второй сталинской политики в сфере образования, науки и культуры в рассматриваемый период, то сделать это можно будет просто — была осуществлена подлинная культурная революция. Революция, по фундаментальным своим параметрам, вполне сопоставимая с революцией в сфере социально-экономических и политических отношений. Строительство нового общества, разумеется, было немыслимо без ликвидации неграмотности, поскольку неграмотный член общества не мог быть активным участником этого процесса. Начатая в первые годы Советской власти кампания по ликвидации неграмотности в основном была завершена во второй пятилетке. В эти годы успешно осуществлена программа обязательного начального обучения и всеобщего обязательного политехнического образования в объеме семилетки. Всего за вторую пятилетку в городах и поселках городского типа была построена 3671 школа, а в сельской местности — 15 107. Кроме того, по указанию партийных органов в 1936 году было освобождено 941 школьное здание, использовавшееся не по назначению. Масштабы решения проблемы выглядят впечатляющими и наглядно показывают, что в этом деле успехи нашей страны не имели аналога в мировой истории. Надо подчеркнуть, что столь впечатляющие результаты базировались на продуманной политике в области подготовки в массовом количестве педагогических кадров как среднего, так и высшего звена: создавались педагогические вузы, совершенствовалось качество учебников, был, наконец, положен конец всевозможным экспериментам в области образования, нанесший в предшествующие годы существенный ущерб делу.

Что касается роли Сталина во всех этих делах, то надо сказать, что он не просто следил за развитием процесса в целом и определял его магистральные направления, но и лично участвовал в выработке основополагающих указаний по таким проблемам, как составление учебников по новой истории и истории СССР. Проекты учебников по всеобщей истории и особенно истории СССР широко обсуждались общественностью. Вождь выступил в роли одного из участников обсуждения, причем, само собой понятно, что его мнение воспринималось как истина в последней инстанции. Попутно надо отметить, что тиражи учебников по различным областям знаний росли не по дням, а по часам, что также свидетельствовало о внимании руководства страны к вопросам образования. За 1934–1938 годы тираж учебников для начальной и средней школы превысил 596 миллионов экземпляров[733].

В августе 1934 года, находясь на отдыхе на Юге, он вместе с Кировым и Ждановым сформулировал требования к подготавливавшимся учебникам по этим предметам. Участие Кирова и Жданова в составлении замечаний, по всей вероятности, носило чисто номинальный характер: вождь таким способом желал продемонстрировать наличие коллективного руководства и что не он один и самолично выносит вердикты по оценке исторических событий прошлого.

Нельзя сказать, что эти замечания отличались особой глубиной и широтой постановки проблем. Но ряд ценных и новых мыслей в них все же содержится, и они важны не только сами по себе, но и как зримый показатель и предвестник постепенной эволюции Сталина в сторону все более определенного и безусловного восприятия государственного мышления как основы подхода не только к истории, но и к внешней политике, международным отношениям в целом. Речь, разумеется, не шла об отказе вождя от классового подхода при анализе исторических событий: такого шага от него нельзя было ожидать в любом случае. Но тем не менее он продемонстрировал способность в ряде случаев преодолеть шаблонные и зауженные рамки чисто классовых критериев в оценке ряда важнейших событий российской и мировой истории.

Так, вполне справедливо и в полном соответствии с реальностями прошлого он подчеркивал необходимость рассматривать историческое развитие России не в отрыве от общего исторического хода событий, а в органической связи с ним. В частности, он писал: «Мы считаем необходимой коренную переработку конспекта в духе изложенных выше положений, при этом должно быть учтено, что речь идет о создании учебника, где должно быть взвешено каждое слово и каждое определение, а не о безответственных журнальных статьях, где можно болтать обо всем и как угодно, отвлекаясь от чувства ответственности.

Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР, — это во-первых, — и где бы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и вообще мировой истории, — это во-вторых»[734].

Весьма примечательно и другое принципиальное замечание Сталина, отражающее интернационалистский подход вождя к истории страны. Он ставил в упрек группе авторов конспекта учебника следующее: «Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, то есть истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР (не учтены данные по истории Украины, Белоруссии, Финляндии и других прибалтийских народов, северокавказских и закавказских народов, народов Средней Азии и Дальнего Востока, а также волжских и северных районов, — татары, башкиры, мордва, чуваши и т. д.)»[735].

Замечание Сталина, конечно, по существу верное. Однако сразу же за этим замечанием следует унаследованный от ортодоксального большевизма тезис о колонизаторской роли, которую якобы сыграла Россия по отношению к другим народам империи. Мне уже в первом томе доводилось достаточно подробно касаться данного сюжета. И, как представляется, в целом удалось показать несостоятельность этого старого большевистского тезиса, на базе которого в силу многих причин росли и набирали силу различные националистические течения, подрывавшие основы единого государственного пространства страны. Сталин занимал в данном вопросе явно непоследовательную и двойственную позицию. Он то подвергал критике колониальную природу внешней политики царской России, особенно в отношении так называемых покоренных народов. То обрушивал свой удар против проявлений местного национализма. Иными словами, его воззрения по данному вопросу напоминали собой маятник, качавшийся то в одну, то в другую сторону — в зависимости от политической конъюнктуры, складывавшейся на данный момент. Вот и в своих замечаниях он счел необходимым акцентировать внимание на том, что «в конспекте не подчеркнута аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками («царизм — тюрьма народов»)[736].