Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

И тем не менее, я хочу еще раз подчеркнуть, что в максимальной мере стремился быть объективным при изложении событий и интерпретации фактов, связанных с так называемым синдромом 1937 года. Многие оценки могут быть восприняты как слишком односторонние и категоричные. Но я не хотел их сглаживать, чтобы обелить главного героя нашего повествования. Однако со всей убежденностью хочу подчеркнуть одну мысль — все ужасные события 30-х годов не могут затмить и отодвинуть на задний план истории то подлинно великое, что происходило в те годы. В конечном счете магистральное направление развития нашей страны в ту пору определялось не террором и репрессиями. Хотя они, конечно, не могли не сказаться отрицательным образом на ритме и темпах продвижения по выпавшему на нашу долю историческому пути. Суть и природу глубинных процессов той поры выражали не репрессии, а поступательное движение страны, укрепление ее могущества как великой державы. Именно это составляло главное содержание данного этапа развития Советского государства. Однако критики Сталина концентрируют все внимание на репрессиях, заслоняя ими все остальное. Никто, конечно, не может, не попирая истину, закрывать глаза на несправедливости той эпохи, в первую очередь на массовые репрессии. Но еще более противоречит исторической правде такой подход, когда самим фактом репрессий бесцеремонно отвергаются все другие факты. И прежде всего стремительное и невиданное в истории поступательное развитие советского общества, сам непереоценимый по своему значению факт превращения нашей страны из отсталой в высокоразвитую индустриальную державу. В конечном счете именно это и предопределило дальнейшую судьбу Советского государства, сумевшего выстоять в исключительно суровой борьбе с фашизмом.

Подводя краткое резюме, есть основания сказать, что сталинская политика в середине 30-х годов несла на себе печать двойственности и противоречивости.

С одной стороны, она обозначила колоссальный экономический и социальный прорыв, невиданный доселе рост образования и культуры народов Советского Союза, качественно новый уровень обороноспособности государства и т. д. Заметно улучшилось и материальное положение широких масс населения страны. Были декларированы и в правовой форме закреплены демократические нормы функционирования государственных структур и основные социальные и политические права граждан.

С другой стороны, именно середина 30-х годов вошла в нашу историческую летопись как период подготовки широкомасштабных репрессий и чисток. В этот период были подготовлены условия, сделавшие возможным осуществление Сталиным уже не политического, а физического устранения своих реальных и потенциальных противников. Словом, этот сравнительно короткий исторический отрезок времени вместил в себя то, что порой не вмещается и в рамки целых десятилетий.

Глава 12 УБИЙСТВО, ПОТРЯСШЕЕ СТРАНУ

1. Причины репрессий: размышления и сомнения

В самом начале необходимо сделать одно замечание по поводу сделанного сознательно нарушения хронологических рамок изложения материала. Читателю, несомненно, бросится в глаза то, что глава, посвященная убийству Кирова, следует за рассмотрением общей политики Сталина в середине 30-х годов. Тогда как каноны хронологии диктовали обратный порядок расположения глав. Но в данном случае я намеренно пошел на это нарушение: мне представлялось логически обоснованным рассмотреть проблему репрессий в одном блоке, и здесь убийство Кирова как раз и служит своего рода отправной точкой. Оно органически связано с развертыванием широкомасштабных репрессий и чисток, последовавших вслед за ним. Поэтому, нарушая в чем-то требования хронологической последовательности, я стремился во главу угла поставить принцип внутренней взаимосвязи развертывавшихся тогда событий. Что, на мой взгляд, существенно важнее, нежели строгое соблюдение событийной хронологии. Короче говоря, лучше нарушить каноны хронологии, чем разорвать внутреннюю связь времен и событий.

В политической биографии Сталина наступает новый крутой поворот и все его биографы единодушны в том, что рубежом такого поворота стал 1934 год. Это был год убийства Кирова, открывший полосу неуклонно нараставших, как грандиозный вал, репрессий. Приступая к описанию этого периода в политической судьбе вождя, испытываешь наплыв весьма противоречивых мыслей и чувств. Они порождены как важностью самой проблематики, так и чрезвычайной сложностью исторического материала, которому предстоит дать определенную оценку. Если быть до конца откровенным, то у меня самого не сформировалась четкая и ясная концепция, базируясь на которой, можно вынести вполне обоснованные суждения. Слишком уж все настолько потрясает своей, на первый взгляд, жестокой бессмысленностью и еще более — своими грандиозными масштабами, — чтобы могло уложиться в сознании, найти свое логической и историческое объяснение и обоснование. Обилие противоречий мешает избрать правильный путь к познанию событий той поры. Иногда кажется, что все происходившее выходит за пределы человеческого понимания. И тем не менее, оно имело место в жизни, и требует своего истолкования.

Заранее следует оговориться: читатель столкнется на страницах, посвященных данному периоду политической биографии Сталина, с противоречивостью, а порой и неопределенностью, явной двойственностью авторских суждений и выводов. И причина не в неряшливости или торопливости автора, а в противоречивости самого исторического материала. Мне иногда приходила на ум мысль, что политическая арена той поры скорее напоминала сумасшедший дом, нежели определенную историческую реальность, доступную объективному логическому и психологическому анализу. А разобраться в том, что происходило в сумасшедшем доме, по силам разве что самому сумасшедшему. Получался некий заколдованный круг, выйти за рамки которого было равносильно выходу за пределы человеческой логики. Поэтому я и сам, помимо своей воли и желания, погружался порой в некий омут сомнений и недомыслия. Меня пронизывало острое чувство неопределенности, когда требовалась четкость и определенность при формулировании того или иного конкретного вывода или общей оценки.

При этом надо заметить, что я достаточно основательно ознакомился с большой суммой фактов, неплохо знал позиции и оценки историков, исследовавших данный период сталинской деятельности. Terra incognita для меня была не сама эпоха репрессий, а ее объяснение, ее внутренняя сущность, внутренняя логика, служившая локомотивом, приведшим в движение весь этот процесс. В сталинской историографии существует огромное множество концепций и просто гипотез, интерпретирующих рассматриваемый период. Но каждая из них в отдельности и все они в совокупности не дают четкого ответа на многие, причем фундаментальные вопросы. Складывается такое впечатление, что эпоха репрессий пока еще не нашла своего действительно глубокого, всесторонне обоснованного и по всем важным параметрам мотивированного исторического объяснения. Она была и еще, видимо, долго будет предметом не только научных изысканий, но и жестких полемических схваток.

Конечно, усилия автора в этой области едва ли станут какой-то принципиальной новацией, своего рода революцией в интерпретации событий того времени. Мне кажется, что слишком мал временной диапазон, отделяющий нас от той эпохи, чтобы мы могли без всплесков эмоций дать им объективную, соответствующую требованиям исторической истины, обобщающую оценку. Ведь сказать, что это были преступления и поставить на этом точку — это все равно, что сказать только А. Но нужно сказать и Б. Нужно объяснить внутреннюю логику того, что имело место в жизни. Нужно вскрыть не только мотивы, которыми руководствовался Сталин, но и то, почему все это стало возможным. Понять внутренние пружины, запускающие в действие исторический процесс любого масштаба, — отнюдь не простое дело.

Наконец, важно всегда иметь в виду и никогда не упускать из нити своих размышлений два принципиально важных момента: роль субъективного фактора, т. е. роль самого вождя, и роль объективного фактора, т. е. совокупности реальных условий, в которых протекали события той поры. Одни исследователи видят основные причины репрессий в личных качествах Сталина как человека, дополненных и помноженных на особенности его политической философии. Отсюда и вытекает методология их подхода, предопределяющая окончательные выводы и оценки. Другие акцент делают на действии объективных закономерностей, в силу которых вождь, вне зависимости от своих личных планов и побуждений, поступал именно так, как это имело место в жизни, что все было чуть ли заранее предрешено логикой исторического процесса.

Полагаю, что первый подход страдает однобокостью, отсутствием широты исторического видения событий, придает отдельной личности значение, несоразмерное с ее реальной ролью в развитии и динамике общественных процессов. Поэтому такой подход не открывает возможности глубоко и всесторонне объяснить как истоки репрессий, так и их масштабы. Не намного убедительнее выглядит и второй подход, в силу которого личность как бы исключается из поля действия исторических закономерностей. И если даже не исключается вовсе, то во всяком случае весьма ограничивается, выступая лишь в качестве какого-то обязательного статиста на арене событий.