АБ МИШЕ - У чёрного моря

• Название: У чёрного моря
• Автор: АБ МИШЕ
• Издательство: ЛИРА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 965-7088-22-4

«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда…

  Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.

  Всем им, и увенчанным, и обойдённым официальным признанием, кому ни дерева именного, ни медали, ни льготы мало-мальской – им эта вот книжка негромкая, памятник самодельный,

каждому, чьё имя мы не удосужились расслышать в глухоте прошедших десятилетий, и каждому, кто на этих страницах назван.

---

...Ночами больные колотятся о койки, бормочут своё неотвязное, скользят между кроватями путаной развинченной походкой, ноги разболтаны в суставах. Одна марширует твёрдо, вдоль своей койки, воображённое ружьё на плече, три шага, команда себе “На-караул! Кру-гом!”, поворот и три шага обратно; она в рубахе без рукавов, сквозь дыры грязное тело, к мятой пилотке на голове пришпилены значок ворошиловского стрелка на цепочке, и георгиевский крестик, и брошка с нарисованным цветочком... Другая безумица, измождённая, бесплотная, под пляжной соломенной шляпой белое от голода лицо, бессонно качается, сидя в постельном тряпье, о чём-то молится, шепчет, ничего, никого не видя, но рядом с койкой её место, дом, собственность, её - и посмей кто-нибудь из соседок ступить сюда - она рысью, оскалившись и бесшумно, взвивается на захватчицу, валит на пол душить, давить; молча...

А снаружи, если выбраться из корпуса, в ноябрьской луже синеет нога, другая рядом в ботинке, рваная подошва оскалена, а эта в чёрной воде с ледком босая и возле рыбьим хвостиком вздрагивает тесёмка кальсон, выше по ноге треплется пола халата, его мышиная плесень до плеч и по раскинутым в стороны высохшим рукам - больной стынет на скамье распятием, от страдания кривится лицо, разделённое, словно бы подобие разбегания мыслей: из морщин один глаз навыкат, другой ужат в щель гримасой заросшей щеки, и с губы серебристой нитью свисает слюна...

Человек качается направо-налево, руки то врозь, то ладонями на уши, плотно, изо всех сил, так что и пальцы белеют, зажать шум, он из уха в ухо, гудит пароход, женский визг, смех, слова истошно и шепотом, посуда бьётся, лязг осколков, всё в голове, от этого волосы выпадают и через лысину шум наводит она как будто врач, соседка в форме врача, ей шестьдесят пять лет и три месяца и два вареника с вишнями она хочет пожениться а он молодой зачем ему шестьдесят пять лет с три месяца и два вареника с вишнями так она таки напускает шум мешает управлять городом его избрал весь народ кроме этой шестьдесят пять и два вареника с вишнями, он не будет кушать вишней, они действуют на мужское чтобы ему пожениться на соседке шестьдесят пять в форме врача и ещё три месяца с два вареника с вишнями. Он давит ладонями уши и подвывает от вопля скандала под черепом, а шум, вот ура! утихает, и он смеётся и радостно расхлюпывает синей шершавой ногой льдинки в луже - наконец, покойно, счастливо стало, ушла та шестьдесят пять и три месяца и два вареника, и доктор теперь отпустит его из больницы управлять Одессой, чтобы каждый корабль в порту стоял у своего причала тихо-тихо, без шума, без криков, без посуды...

...И на другой скамейке тот, про которого все знают, что юрист, толковый, ласковый, бородка клинышком, вроде батюшка из церкви или, говорят, профессор, он даёт советы дельные, объясняет про советский суд справедливый всегда и если случаются ошибки, то их надо исправлять, а если классовые враги, надо об этом предупредить, он ждёт вызова к товарищу Сталину, но врачи говорят, что ещё нельзя, и он должен написать письмо партии, правительству лично... смычок исключительно мамочка...

40. ШЕВАЛЕВЫ

В 2003 году на Украине начал выходить журнал “Психоаналiз”. В первом номере - статья Т. Ярошенко о профессоре Е. А. Шевалёве: потомственный дворянин, родился в Одессе в 1878 году, окончил Ришельевскую гимназию, а в 1906 г. с отличием медицинский факультет Новороссийского университета (первый выпуск медиков). В 1922 году избран профессором кафедры психиатрии мединститута и возглавлял её до конца трудовой жизни.

Т. Ярошенко: “Шевалёв Е. А. создал в Одессе целую сеть специальных лечебных и научных учреждений... Оставил после себя 120 научных работ... Он с детства обладал недюжинными способностями к живописи и скульптуре... Евгений Александрович написал ряд философских работ... книгу о юношеском романе А. Блока... С 1907 по 1910 год... он каждое лето, когда клиника закрывалась на каникулы, поступал врачом на какой-нибудь пароход, курсирующий по Средиземному морю. Таким образом побывал в Египте, Греции, Италии, Турции и повидал различные памятники искусства...”

Из текстов самогоЕ. А. Шевалёва: “Свята жизнь во всех её видах и больше всего - человеческие переживания, человеческая мысль, если они только искренни. Признание святости жизни - это основа, первоисток морали. Отсюда вытекают, отсюда начинаются все моральные ценности, более сложные, конкретные и абстрактные, земные и сверхземные, вневременные. Только на основе уважения к любви и жалости к жизни можно строить отношения к Божеству”.

В период оккупации Одессы с октября 1941 г. по апрель 1944 г. Е. А. Шевалёв работал главным врачом психиатрической больницы. Умер в 1946 году.

Весной 1997 года я случайно познакомился в Иерусалиме с Риммой Тарнавски, психологом, окончившей когда-то Одесский медицинский институт. Мы упомянули в разговорах преподававшего там доцента Я. Когана. Молодая женщина, Р. Тарнавски не могла слушать его, но знала о знаменитом лекторе. Одесса, Коган, психиатрия, психбольница - к слову я рассказал про молву о спасении евреев в лечебнице, назвал фамилию “Шевалёв”, который, говорят, давно умер и дети его неизвестно где. “Почему же неизвестно? - удивилась Р. Тарнавски. - Я жила в Одессе на одной площадке с Андреем Шевалёвым, младшим сыном профессора. Адрес? Пожалуйста. Французский бульвар, 43... Тётя моя, Людмила Евсеевна, дружит с его женой, вот вам телефон тётин...”. Примерно тогда же в Хайфе обнаружилась бывшая сотрудница больницы, знавшая в Одессе знакомых Андрея Шевалёва - появился ещё один след.

А в Одессе В. Коган ещё с 1996 года взялась активно искать в психбольнице материалы о спасении евреев, вовлекла в поиск Александру Мартыновну Пасечниченко, заведующую отделением больницы и одновременно больничным музеем. Нашлись скудная папка “Одесская психиатрическая больница в годы фашистской оккупации” и отрывочные записи воспоминаний членов семьи профессора Евгения Александровича Шевалёва, его жены Евгении Никодимовны, сыновей Андрея и Владимира. Там упомянуты пережившие в больнице оккупацию здоровые люди еврейской национальности Лиля Шарканская, врач Фиш и некий Орловский. В картотеке обнаружена карточка под названием “Истории болезни и воспоминания” этих людей, но никаких таких материалов не обнаружилось. Затонашлось замечательноевоспоминание жены профессора: “Однажды один румынский прокурор прислал в больницу 15 совершенно здоровых детей еврейской национальности, передав: “Пусть они у вас пока побудут”. И эти дети провели в больнице весь период оккупации, а после освобождения города их распределили по разным детским домам. Только одну девочку Жанночку нашла случайно уцелевшая мать”. (Замечательно! Может, румынский прокурор - спаситель, Праведник? А может, перепутано и не прокурор, а какой-нибудь другой румынский чин? Может, комиссар сигуранцы? Кодря, работающий тут же в здании больницы? Ведь по словам Подлегаевой он убийств “не одобрял”. Опять место детективу. Но выяснить больше ничего не удалось - ни мне, ни даже моей усердной сестре).

Любительский сыск плодоносил. В мае я направил В. Коган обнаруженные в Израиле сведения.

Письма 1997 года В. Коган - мне: “Состоялась моя встреча с А. Е. Шевалёвым... Его телефон дала мне Людмила Евсеевна... Передо мной предстал абсолютно сохранный и физически и интеллектуально 78-летний человек (его и стариком-то не назовёшь), полный глубоких эмоций, и вполне определённых взглядов, чётких суждений, категоричных оценок; скромный, но без самоуничижения; достойный, но без переоценки своей персоны. О делах своих и своих родителей (особенно последних) рассказывает с ненавязчивым удовлетворением, но при этом не тычет себе в грудь пальцем.

Он значительную часть своего времени проводит под Одессой, возле Очакова, на острове. Это уголок нетронутой природы: птичий заповедник, табун диких лошадей и т.п. Андрей Евгеньевич - биолог... приглашённый в своё время для организации Батумского дельфинариума... Написал три книги о дельфинах... Выступал с лекциями об экстрасенсорике... Убеждённый атеист, презирающий поповство и в целом религию, именем которой в мире было совершено огромное количество злодеяний и пролито море крови. Все свои суждения он аргументировал отличным знанием истории.

...Он полон интереса к жизни... Часто уезжает на остров, “ходит” там на паруснике, собирает черепки-останки древнего города, собирается разыскать и поднять из моря какой-то старинный каменный крест и т.д. В общем, душа его продолжает трудиться.

То, что он рассказывал об отце, матери и о себе... не вызывало сомнений в достоверности в силу общего впечатления и ненавязчивой открытости этого человека.

...К моменту начала оккупации психбольница осталась без руководства: Айхенвальд Л. И., главврач, эвакуировался, а зав. мед. частью Я. М. Коган был на фронте. По велению долга руководство больницей принял на себя проф. Шевалёв. Сам Е. А. Шевалёв был человеком науки, далёким от административной деятельности. И его сын Андрей, закончивший к этому времени 4 курса мединститута, был ему большим помощником.