Векослав Калеб - Прелесть пыли

• Название: Прелесть пыли
• Автор: Векослав Калеб
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: О войне
• Год: 1972

Эта повесть — своеобразный гимн народной армии и ее бойцам. Ее можно считать концентрированным выражением того нового, что появилось в миропонимании и художественной манере писателя. Двое партизан, преодолевая голод, болезни, холод, горы, долины, ущелья, идут на соединение с товарищами, чтоб продолжать борьбу. В этом движении их жизнь.

---

Лица всех покрывала мертвенная бледность.

— Еще немного, — сказал один.

— Еще недолго, — сказал другой.

И шли, шли, хотя до цели было совсем не близко.

Тропка исчезала. Может, это была и не тропка, а просто след от ливня. Партизаны петляли вместе с воображаемой тропой, стремясь к цели. И никакая сила не могла заставить их забыть об этой цели, о ней не надо было говорить, не надо было напоминать.

Голый проявлял наибольшую активность. Он внимательно следил за тем, что делается по сторонам, сворачивал с тропки, осматривался, забегал вперед, чтоб заранее обнаружить засаду.

Прошло несколько минут, а может быть, полчаса или час с небольшим, и все, словно по команде, присели передохнуть. Сидели молча. Шедший последним неожиданно повалился навзничь и заснул. Его сосед вскочил, как ошпаренный.

— Нельзя спать, нельзя спать! — испуганно закричал он, поднимая товарища.

— Шагом марш! — торжественно отдал команду Голый и двинулся первым.

И снова долго шли. Медленно. Пошатываясь. Застывали перед малейшей выбоиной, словно предстояло перескочить ров. Перед спуском в пустынную долину, покрытую редким кустарником, камнями и рытвинами, остановились. Тут, над долиной, командир разрешил привал. Люди сели, опершись локтями о колени. Голый тер глаза, пристально вглядываясь сквозь орешник в какую-то точку на небольшом бугре, метрах в четырехстах от них. Наконец он произнес:

— Блиндажи?

— Я вижу только один, — сказал мальчик.

— С нас хватит и одного.

— Что верно, то верно.

— Надо выяснить обстановку. Кто пойдет? Надо проверить, есть ли кто в блиндаже.

Ни у кого не нашлось сил ответить.

— Здесь нельзя отдыхать. Давайте договоримся. Кому-то надо идти. Не лезть же всем очертя голову в петлю?

— Пойдем с тобой, — предложил мальчик.

— Не возражаете? — спросил Голый.

— Чего ж возражать, — вяло проговорил один из бойцов. — Мы больше вашего побродили. Наша бригада шла, шла… А вы на одном месте дрались…

— Старая песня. Ладно, пойдем с тобой, — кивнул Голый мальчику.

Они пробрались сквозь чащу орешника и стали высматривать в открытой лощине, отделявшей их от блиндажа, кусты и бугорки. Мальчик шел слева от Голого, судорожно сжимая в руках винтовку. Он больше не чувствовал ни усталости, ни голода. Голый шаркал сапогами по земле и грохотал камнями. Он тоже держал пулемет наизготовку. Оба не сводили глаз с черных отверстий блиндажа. Ждали вспышки, чтоб тут же броситься на землю. Они бы еще успели вытянуться за камнем или бугорком. Хотя стрелок из черной глазницы блиндажа может попасть в цель и сразу. Триста метров пуля пролетает меньше чем за полсекунды. Упасть успеешь. За одну шестидесятую секунды повернешься, за одну пятую окажешься на земле. Двести метров пуля пролетает за одну пятую секунды. И этого достаточно, чтоб отпрянуть в сторону на полметра.

Блиндаж дрожал в лучах солнца. Его черный глаз был спокоен. Сейчас партизаны шли метрах в двадцати друг от друга, обходя блиндаж с двух сторон. До него осталось каких-нибудь шестьдесят метров. Вот подлость!

— Чего не стреляешь, гадина! — крикнул Голый.

— Стреляй, подлец! — яростно подхватил мальчик. И оба побежали к блиндажу.

Раздались выстрелы. Они упали на землю. Но стреляли за их спиной. Наверху, где осталось четверо партизан. Несколько раз проверещал автомат, выстрелила винтовка.

Голый и мальчик вскочили, подбежали к блиндажу, и каждый со своей стороны прижался к его стене.

Больше они ничего не слышали. Наступила тишина. Над всем этим волнистым краем, в лесах и на горах, стояла полуденная тишина, словно ее ничто и не нарушало. Ласково пригревало солнце. Ветра не было. Тишина…

— Что делать? — спросил Голый.

— С тыла зашли, — сказал мальчик.

— Что делать?

Гора, с которой они спустились и где оставили четверых товарищей, молчала. Ее освещало солнце. Верхушки деревьев светились, а на землю легла черная тень. Над зелеными кронами белело облачко. Ветра не было. Все застыло.

А все же там, во мраке, должны были быть они. Солдаты. Сытые, одетые, вооруженные. За ними наука, лаборатории, заводы, железные дороги, самолеты, танки. И сами они движутся, как налаженные, точно рассчитанные механизмы.

— А мы одни. Никто не знает о нас. Никто в целом мире.

— Никто не знает о нас, — сказал мальчик.

— Мы знаем о них и они знают о нас, — сказал Голый.

— Кто?

— Наши. Смотри!

Из-за деревьев показались солдаты. Шестеро. Они шли краем долины, вытянувшись цепью, быстро, чуть ли не бегом, забирая все время вправо.

— Убили ребят, — сказал мальчик.

— Убили.

— Это те, утренние, шли за нами по пятам.

Голый стремительно заглянул в блиндаж, словно думал увидеть там виновника. Это было грубо сработанное убежище, покрытое плитами, скрепленными бетоном, с амбразурами для винтовок и пулемета. Блиндаж давно пустовал.

Партизаны сели на каменную скамью у стены.

Они сидели с южной стороны блиндажа. Светило солнце. Они согревались, и им все больше и больше хотелось свернуться в клубок и заснуть. Но перед ними раскинулась страшная долина. Глыбы камней, заросли кустарника и горы. Кругом было тихо и пустынно. Однако в этой тишине и запустении крылось что-то коварное: земля, прозрачный воздух, солнце, птицы — они, наверное, где-нибудь есть, — все было какое-то далекое, чуждое и недостижимое. Их оковал ужас: снова в окружении.

Голый пришел в себя первым.

— Что делать?.. Будь они живы, они бы увидели нас. И дотащились бы сюда. Но их сожрала людская злоба. Пусть приходят солдаты! Пусть! — крикнул он и вскинул пулемет.

— Может, они думают, что мы их не видели, — сказал мальчик, поднимая винтовку.

И они стали ждать, не появится ли кто-нибудь на равнодушном горизонте.

* * *

Наконец они встали, внимательно вглядываясь в ту сторону, где недавно видели солдат.

— Что делать? — сказал мальчик.

— Будь они живы, они бы нас заметили. И пришли бы сюда. Все кончено. Это ясно. Им уже не поможешь.

— Это те, утренние, шли за нами по пятам.

— Догнали. Это их дозор переправился через реку.

— Что делать?

— Будь наши живы, они бы пришли сюда. Надо выполнять свой долг. Пошли!

Каждый раз, когда они трогались с места, им казалось, что сросшиеся суставы с хрустом ломаются, а грудь наливается свинцом.

С невероятным напряжением они потащили груз своего тела в гору. Они взбирались по крутому склону горного массива. Там и сям стояли кучки буков и елей. Зеленели заросли приземистых кустов. Кое-где виднелись ровные травянистые лужайки, купы дубков.

В изнеможении они добрались до первой лужайки, и мальчик сказал:

— Лучше бы нам поспать, пока тепло, пока солнце не село. Ночи холодные.

Голый смотрел вниз, туда, где остались товарищи. Но видел лишь вымершую даль. Ничто не шевелилось. Камням и горам, деревьям и земле не было дела до людей.

Они прошли еще немного. Когда долина скрылась из виду, Голый сказал:

— Ты прав.

— В чем?

— Поспим, пожалуй, здесь. Только сдается мне, что эта тропа ведет в село. Если в селе нет банды, мы бы там переночевали.

— Давай поспим немного здесь, а как стемнеет, пойдем в село. И ускользнуть будет легче, если там окажется враг. — Мальчик не в силах был идти дальше. Все его существо тянулось к земле.

Голый еще раз обернулся к долине.

— Эх, товарищи, товарищи, товарищи боевые… — сказал он и зашагал вперед. — Как думаешь, кто в селе? — спросил он.

— Кто его знает.

— Я думаю, никого нет. Никаких войск.

Разыгравшееся воображение рисовало им теплый очаг, чугунок, еду.

Но надо было подняться на вершину, а их шатало от усталости и голода. Ноги подгибались. Приходилось то и дело протирать глаза, отгоняя миражи. Долины и склоны, камни и деревья были по-прежнему безмятежны; освещенные солнцем, они скрыли свое настоящее лицо, выставив напоказ одну обманчивую видимость.

— Надо все-таки узнать, что впереди, — сказал Голый.

Они медленно карабкались вверх, откуда открывалось ущелье. Ноги были словно пудовые и плохо слушались. Каждый шаг отдавал болью. В коленях хрустело. Партизаны должны были выйти по седловине на тропу, опускающуюся в ущелье по другому склону. Тропа вела за гребень горы — за ним начинался новый мир. Они шли в новый мир. Хлопали широкие голенища сапог Голого, пулемет он держал на весу у бедра, часто перехватывая его. И мальчик держал винтовку наперевес, но едва ли помнил о ней.

Кругом не было никаких признаков жизни. Не доносился звон колокольчиков на шеях коров. Не раздавалось мычания, не слышалось песен пастушат. Над вымершим краем стояла тишина.

Увидав на седловине несколько домишек, они разомкнулись в цепь и начали фронтальное наступление по открытому каменистому склону. Голый зорко наблюдал за обстановкой. Он словно очнулся от забытья. Его шаг становился все тверже.