Георгий Федотов - Судьба и грехи России

• Название: Судьба и грехи России
• Автор: Георгий Федотов
• Издательство: Издательство «София»
• Жанр: Философия
• Год: 1992
• ISBN: 5-87316-002-3

Федотов Георгий Петрович(1886 - 1951 гг.) — выдающийся русский мыслитель и историк. Его научные интересы были сосредоточенны на средневековом и древнерусском христианстве. Был близок к Бердяеву и св. Марии (Скобцовой). Защитник свободы и честности в Церкви, мысли, обществе.

Федотов  Г.П., Судьба и  грехи России /избранные статьи по философии русской истории и культуры/

---

==89

Ленинского гранита. К 1933 году он может считать свою задачу оконченной.

                Было бы  чрезвычайно интересно установить, что от старой социалистической веры сохранилось в сознании Сталина и его сподвижников. К сожалению, русский диктатор  принадлежит к числу молчаливых и лукавых. Когда он берет слово, то, конечно, не для откровенных излияний. Думается все же, что представлять его абсолютным циником  нет оснований. Да и в современной России, танцующей  под дудку, повторяющей на тысячу ладов его директивы,  остается некоторый устойчивый комплекс, неприкосновенный для критики. Этот комплекс чаще всего называется  социализмом или социалистической культурой. Но что теперь в России понимают под социализмом?

                Когда-то Ленин дал свое знаменитое определение: «Социализм – это Советская власть плюс электрификация ».  Ленин не претендовал, конечно, на точность и полноту. Но  в своем парадоксе он нечаянно выразил нечто очень существенное для духа большевизма и его эволюции. В этом  определении замечательнее всего полное отсутствие социальных и этических моментов,  то есть того, что составляет  самую природу социализма. Не равенство, не уничтожение  классов, не рабочее или пролетарское общество... Но власть  и техника. Власть Советов уже была для Ленина псевдонимом диктатуры его партии. Пока власть принадлежит компартии, социализм строится, — если еще не построен. Для  окончательного построения достаточно «электрификации»,  то есть индустриализации страны. Сталин целиком воспринял эту формулу — с тем различием от Ленина, что за ней  для него нет ничего подразумеваемого (социального), что,  конечно, связывало Ленина с основоположниками социализма. Эгалитарные тенденции социализма, под кличкой «уравниловки», разрушались им сознательно. С политической частью формулы  произошло дальнейшее сужение, в порядке последовательных уравнений, типичных для диктатуры: пролетариат = компартия =Политбюро = Генеральный секретарь. Сталин может сказать совершенно спокойно: социализм — это я. Пока я у власти, страна идет к социализму. Индустриализация России остается единственным напоминанием  о марксистской идее развития производительных сил.

==90                                                       Г. П.

                Слияние  абсолютной власти с индустриализацией означает государственное хозяйство. Чем выше хозяйственная  мощь  государства, тем больше в стране социализма. Так  смотрят на дело в России и, вероятно, там были бы очень  удивлены, если бы мы потребовали для социализма других  определений. От классово-пролетарского или коммунистически-эгалитарногохарактера социализма в сталинской  России не остается ничего.

                Можно  было бы спросить себя, почему, если марксизм  в России приказал долго жить, не уберут со сцены его полинявших декораций. Почему на каждом шагу, изменяя ему и  даже издеваясь над ним, ханжески бормочут старые формулы? Но всякая власть нуждается в известной идеологии.  Власть деспотическая, тоталитарная больше всякой иной.  Но создать заново идеологию, соответствующую новому  строю, задача, очевидно, непосильная для нынешних правителей России. Марксизм для них вещь слишком мудреная, в  сущности, почти неизвестная. Но открытая критика  его представляется вредной, ибо она подрывала бы авторитет Ленина и партии, с именем которого неразрывно связана Октябрьская революция. Отрекаться от своей собственной революционной генеалогии — было бы безрассудно.  Французская республика 150 лет пишет на стенах: «Свобода, равенство, братство», несмотря на очевидное противоречие двух последних лозунгов самым основам ее существования. Сталин не первый из марксистов, предпочитающий  «ревизию» Маркса прямой борьбе с ним.

                Сложнее  вопрос о партии: почему не ликвидирована  партия вместе с ликвидацией основ ее миросозерцания?  Каков смысл коммунистической партии, очищенной от коммунизма? Но эта тема ставит перед нами вопрос о характере единодержавия Сталина.

                Парадокс личного режима Сталина заключается в полной безличности диктатора. Сталин, объявленный «великим и гениальным вождем революции», не оказал ей никаких существенных услуг. Второстепенная фигура исполни теля, он исчезал в сиянии настоящих вождей — в период борьбы и побед. К власти он пришел через партийную демократию, как servusservorum, секретарь секретарей. Его власть – власть партийного аппарата диктатуры. Ни идеи, ни личные дарования  здесь, ни причем. Но тогда как мо-

                                                   СТАЛИНОКРАТИЯ                                      

==91

жет Сталин подрубать опору партии, с которой он пришел к власти?

                Разгадка заключается, вероятно, в том, что Сталин почувствовал узость, и шаткость партийного помоста для своего трона — в эпоху убыли революционной волны. Вероятно, он видит, что партия далеко не пользуется популярностью в стране. Если беспартийные массы ненавидят коммунистов, то Сталин хочет отвести от себя эту ненависть. Он хочет быть  не вождем  партии (каким был Ленин),  а вождем страны. Для  этого он изобретает психологически очень удачную категорию: «беспартийные большевики». Сюда относятся все советские активисты, все лояльные и усердствующие  граждане. Сталин хочет быть их вождем. Он единственное воплощение политической воли в стране. Его отношение к народу более напоминает самодержавного вождя. Иные жесты его кажутся прямо скопированными с Николая 1. Сталин, беседующий с девочкой во время демонстрации на Красной площади, поразительно напоминает Николая Павловича в кадетском корпусе; колхозницы, плачущие от восторга после посещения самого Сталина в Кремле, повторяют мотив крестьянского обожания царя  Сталин, и есть «красный царь», каким бы не был Ленин.Его режим вполне заслуживает название монархии, хотя бы эта монархия не была наследственной и не нашла еще подходящего титула.

                Отсутствие титулов возмещается личной лестью, возведенной в государственную систему. Нет эпитетов, слишком торжественных и величественных для Сталина, одного из самых  серых и ординарных людей, выдвинутых ленинской партией. Что этот фимиам воскуряется по прямому требованию  диктатора, в этом не может быть сомнения. Вопрос лишь в том, какая доля государственных соображений руководит этим новым  культом, и что следует отнести на долю личного опьянения или одурения властью. Когда Сталин допускает, — а в России это, значит, требует, — чтобы писатели называли его первым стилистом, а ученые величайшим философом мира, — делается страшно за его бедную голову. Кажется, что человек ходит на грани безумия. Но здравый смысл, проявляемый  им во многих жизненных  вопросах, подсказывает другое объяснение: это не безумие, а поразительно низкий уровень культуры, который делает этого дика-

==92                                                        Г. П.

 ря совершенно беззащитным перед винными парами своего всемогущества. Сталин лишен чувства смешного. Но он  понимает, что, сворачивая с ленинской дороги, его власть  нуждается в новой, личной санкции. Сталин должен быть  величайшим  гением, чтобы иметь право не считаться с  догматами Маркса и заветами Ленина.

                От  власти — к управлению. Каков тот аппарат, с помощью  которого Сталин правит Россией? Этот аппарат  чрезвычайно тяжел и громоздок, лишен единства и представляет собой нагромождение органов диктатуры. С тех  пор как партия утратила свое независимое идейное содержание, можно говорить об утроении государственного аппарата: советское управление, партийные органы, его дублирующие,   бывшее  ГПУ. Несмотря   на формальное  включение ГПУ, под  именем Комиссариата Внутренних  Дел, в общую систему советского управления, этот орган  по-прежнему пользуется полной самостоятельностью. Самостоятельность политического сыска характерна для всякой деспотической власти. Но двойственность партийного  и советского аппарата является странным пережитком. Вероятно, практически почти все коммунисты втянуты в  службу в советских учреждениях. Но так как их партийная  иерархия не совпадает с советской  и партийный билет дает  или давал до сих пор огромный перевес рядовому коммунисту над беспартийным его начальником, то эта двойственность должна дезорганизовать всю систему управления.  У диктатора должны быть веские основания для этой растраты административных сил. Таким основание является  личная ему верность партийных секретарей. Коммунисты  в России сейчас суть граждане первого класса, сверхлояльные, принесшие двойную присягу: общеполитическую —  государству, и лично-вассальную — вождю. Ими диктатор  распоряжается с большей свободой и уверенностью: может  перебрасывать их как угодно и употреблять для надзора и  контроля чисто государственных учреждений. Но эти функции партии снова пересекаются с ГПУ. Административная путаница, очевидно, терпится потому, что власть дорожит  всякой лишней надстройкой диктатуры. В связи с непрекращающимся  правительственным террором, это обстоятельство говорит за то, что у власти нет достаточно широкой  социальной опоры. И это предположение оправ-