Павел Дартс - Крысиная башня

• Название: Крысиная башня
• Автор: Павел Дартс
• Жанр: Боевая фантастика

Выжить в БП в городе

---

Но она лишь приложила палец к губам, и аж со вниманием повернулась боком к двери, чтобы лучше слышать. Вот зараза! Но не драться же с ней здесь!

А батя продолжал:

— Вот и нормально. Села — значит, принимаешь мои условия. Повторюсь — я тебя здесь не держу. Но и вывихов твоих, как прежде, я не потерплю.

— Вот ты сказала «готов убить только за то, что они приехали», — и даже не поняла, какую дурь сказала. Иногда я думаю, что я зря распинаюсь, — до тебя не доходит. Видимо очень сложно улавливать отвлеченные моменты для женских мозгов…

«— Ой, бляяя… — подумалось мне, — Зря он это. От конструктива в эмоции, — там бабы сильнее, опять перебранка будет…»

Но батя не стал развивать «тему женских мозгов», а продолжил по существу:

— С чего ты взяла это — «убить всего лишь приехавших чего-то там проверить»? Я их что, в гости звал? Они приехали ко мне с оружием, с автоматами! Ты думаешь, они были с автоматами чисто чтоб собственную безопасность обеспечить? Нет! Для того, чтобы при случае «настоять на своем!» Власть — это не синяя мигалка на машине, это не барабан на шее и не флаг над домом, и не удостоверение «народного избранника». Власть — это в первую очередь сила; сила, способная принудить к выполнению выгодных именно ей условий игры! Если нет силы — это не власть, будь она хоть трижды легитимной и пятирежды всенародно избранной! И, в свою очередь, сила, — если это действительно серьезная сила! — неизбежно становится властью! МаоДзеДун сказал: «Винтовка рождает власть», — и он был прав! В мирной, стабильной ситуации это явление не бросается в глаза, оно затушевано всякими культурными и традиционными моментами. Но в период смены формаций вся суть обнажается. Как на Диком Западе. Или вот как сейчас. Власть сейчас тот, кто может заставить с собой считаться. Потому они и приехали с автоматами — чтобы с ними считались. И, если бы они узнали все, как было на самом деле: что гопники удрали не просто так, — а от наших стволов; что мы планомерно занимаемся мародеркой и ни в коем случае не собираемся подчиняться указанием этой Новой Администрации, если они противоречат нашим интересам, — то… То, очень может быть, они бы захотели заставить меня, ну, и Толяна, конечно же, и Серегу, да и тебя, подчиниться им. Их решениям. Если надо — то и с помощью оружия. Потому они и были при автоматах… Что там они для «ослушников» приготовили: каторжные работы на сельхозплантациях или переработку в консервы — это уже не суть важно… Ты извини, я несколько нетрезв, и потому, возможно, излагаю излишне обстоятельно…

— Я заметила!

— Вот только не надо надо мной взмывать! — батя, чей тон постепенно снижался и в конце тирады опустился почти до бормотания, вновь резко взбодрился и заговорил прежним жесткими и ясным голосом.

— Не надо оценивать то, что я тебе так подробно излагаю как признак слабости! Считай это моим тебе подарком, — то, что я так подробно все разжевываю. Мог бы просто послать нахер!

Молчание. Я поежился и взглянул на Элеонору. Она была вся внимание, аж шею вытянула. Зар-раза! Но не выталкивать же ее сейчас с неизбежным шумом.

— Так вот. Они приехали ко мне с оружием, незваные, не имея ничего предложить мне, кроме как подчиняться. Им нечего дать нам! Ни защиты, ни продуктов! Ни стабильности! Ничего, кроме наставленных в пузо автоматов, чтобы настоять на своем. Нахер такая власть нужна! Чем они отличаются от гоблинов, которых порубил Устос?? Чем? Наличием галстука и печати на бумажке?… Нахер они пошли!! Так вот, я тебе еще раз повторяю — если бы я счел целесообразным, я бы положил этих двоих из нагана прямо здесь. Они и «мама» бы сказать не успели! А Толян бы из люгера загасил бы остальных двоих!

— Обязательно! — раздалось с дивана Толяново утвердительное, — Но лучше было бы, если бы у меня был автомат!

— И, возможно, так и стоило бы поступить!

— Очень может быть, что и стоило бы! — опять поддержал Толян, — Все же минимум два «укорота». Плюс боекомплект. И бензин.

— Но я счел, что это лишний риск, и отпустил их. И даже презентовал этому… тезке Лермонтова, бутылку коньяка, честно награбленного в магазине. Так что… Не тебе и не здесь судить меня о моих побудительных мотивах, — как видишь, все продумано и разумно!

Молчание.

— Серый! Серый, черт тебя подери!! — крик бати, — Тебя долго ждать??

Ойййй… Он ведь точно знает, что я подслушиваю! Ясно же, что будь я на улице, я бы его не услышал!.. Я шарахнулся от двери, чуть не сбив Элеонору с ног, вытолкнул ее за дверь, аккуратно прикрыл дверь на лестничную площадку и прошипел ей:

— Прежде чем входить — стучать надо!

Эта зараза показала мне язык. Я показал ей кулак. И понесся вниз, на улицу.

Надписи меня разочаровали. Я думал там немного, — а он весь фасад извозюкал… Буквы высотой в метр, явно аэрозольным баллончиком… «Крысы». Ну и «крысы», ну и что… Я оценил ситуацию и поплелся домой.

Там уже все устаканилось. Толик сидел по-прежнему на диване и строил глазки Элеоноре, которая, как пай-девочка сидела и пила с мамой чай на кухне, делая вид, что его не замечает. Батя, задрав ноги на стул, сидел в кресле и рисовал на листе бумаги какую-то схему.

— Ну, что там с покраской? Получится?…

— С покраской… Уй… — мне было мрачные вилы заниматься какой-то покраской-закраской дурацких надписей, тем более, что их и возобновить ничего не стоило. Вот приспичило бате… На фоне неохоты мой пытливый ум тут же придумал оригинальное решение:

— Значит, насчет покраски. Смысла нет никакого. Там черная краска, автоэмаль, так что и закрасить можно только черной. Ну, есть у нас краска. А зачем закрашивать? Чтобы было на фасаде две черных кляксы? Чтобы он через ночь намалевал надписи уже белой краской, или там красной?… Мы ему что, в маляры нанимались?

— И что ты предлагаешь? Забить на это?

— Нет, почему же забить?… Использовать! Тебе этот… как его? Эпитет! Эпитет «крысы» что — ухо режет? Нет. И мне нет. Ну, пусть мы будем «крысы». Ну так давай я завтра возьму баллончиков в маркете, и разрисую эти надписи в стилизацию. Вы видели, сколько в городе сейчас надписей в стиле граффити? Ну и… Чем наш дом хуже?

Маркетом, или «супермаркетом» мы как-то негласно стали называть квартиры, в которые мы перетащили почти все наши намародеренные запасы. Теперь там все не валялось кучей, а стояло рядочками и лежало кучками, — как в настоящем супермаркете, откуда и назвали. Хотя до полного порядка было ох как далеко.

Батя переглянулся с Толяном, тот пожал плечами, и батя дал добро:

— Дерзай. Постарайся только не награффитить там слишком уж страшно — все же у родового гнезда фасад красить будешь…

— Обижаешь! — мне сама идея постепенно стала нравиться все больше. Это не надоевшее уже шастание по разоренным магазинами и кафе, это творческая работа!

Весь вечер я творил эскизы и подбирал баллончики.

На следующий день к полудню все было готово. Толик по обыкновению урыл куда-то, батя был занят тем, что тянул по этажам провод от квартиры Ольги Ивановны с двенадцатого этажа, постоянно наращивая его всякими обрывками и обрезками. К тому времени мы еще не разорили радиомагазин и подсобку АТС, и с проводами было неважно. Батя решил установить телефонную связь с нашим «смотровым постом», и, надо сказать, за полдня вполне успешно с этой задачей справился. Использовал домофоны, батарейки, звонок, еще какую-то электроерунду, — но теперь с Ивановной можно было переговариваться, не бегая к ней на этаж.

А я тем временем закончил свое «граффити». За отсутствием посторонних во дворе следила из окна бдительная старушка, явно довольная порученной ей важной миссией. Батя даже предлагал снабдить ее биноклем, но она отказалась:

— Нешто, милок, я и так не слепая. Все вижу.

Когда все было закончено, я позвал всех «принимать работу». Батя, мама, пришедший уже Толик, и даже нарисовалась эта вертихвостка Элеонора; они столпились во дворе, обозревая мои художества. Я, реально, несколько даже волновался, хотя и отдавал себе отчет, что все это — ерунда по сравнению с действительно серьезными задачами, стоящими перед нами. Но все же, все же… Любой творец волнуется, представляя публике свое творение, не так ли?…

Ну че, надо сказать, оно понравилось. Во-всяком случае, никто не критиковал, хотя я уже заготовил фразы: «Не нравится — сделайте лучше!» и «Конечно, художника каждый обидеть норовит!». Никто не обижал, все одобрили. Я черной краской и серым металликом для теней обработал стилизованно ту писанину, что оставил гопник; плюс на дверях написал большое «МЫ», так, что получалось «крысы» «мы» «крысы». А, главное, над козырьком подъезда, где Устос рубился с гопниками, нарисовал большую, насколько смог, морду оскаленного крыса. С зловещими передними зубами. Я старался. Я вчера весь вечер рисовал эскизы, и вот сегодня воплотил… Пацанам бы понравилось… Где они сейчас…