Осаму Дадзай - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Осаму Дадзай
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Дадзай Осаму, пожалуй, одна из самых трагических фигур в японской литературе XX века. Его трудно отнести к определенному литературному направлению. Многие называют его классиком «романа о себе» («ватакуси-сесэцу»), другие говорят о близости к романтизму, но при том, что и то и другое, несомненно, присутствует в его творчестве, прозу Дадзая Осаму трудно вместить в узкие рамки одного жанра.

Большая часть произведений, вошедших в книгу, на русский язык ранее не переводилась.

---

Урасиме показалось, что Черепаха перевернулась вверх ногами. И в этом перевернутом состоянии — животом кверху — поплыла дальше, так что Урасима, вцепившийся что было сил в ее панцирь, очутился в очень странном и неудобном положении человека, не успевшего завершить сальто-мортале, но, как ни странно, не упал, а совершенно непостижимым образом вперед ногами стремительно понесся куда-то вверх вместе с Черепахой.

— Можете открыть глаза, — услышал он ее голос и понял, что головокружительный полет в перевернутом состоянии закончился. Открыв глаза, он увидел, что по-прежнему сидит на спине у Черепахи, и они плывут куда-то вниз.

Его окружал тускло светящийся, словно предрассветный, полумрак, а под ногами что-то неясно белело. «Как будто вершины гор, — подумалось ему. — Или стоящие в ряд башни. Впрочем, башни не бывают такими высокими».

— Что это там — горы?

— Да.

— Горы у Морского дворца?! — от возбуждения голос его прерывался и звучал хрипловато.

— Да, — Черепаха быстро плыла вперед.

— Какие белые! Уж не снег ли на их вершинах?

— Да, нечего сказать, у людей, которым уготована высшая участь, по-видимому, даже голова устроена не так, как у простых смертных. Чудеса, да и только! Значит, по-вашему, на дне морском может идти снег?

— Ну, если на дне морском бывают пожары, то почему бы и снегу не пойти? — Урасима решил отплатить за насмешку. — Что тут особенного, ведь есть же в воде кислород?

— Даже если и существует какая-то связь между снегом и кислородом, установить ее практически невозможно. Так что глупо говорить об этом. Очень вас прошу, не отвлекайте меня подобными пустяками. Поразительно, насколько не развито чувство юмора у таких утонченных аристократов, как вы. «Пойти еще куда ни шло, а возвращаться страшно». Неужели вы находите, что это остроумно? Впрочем, ваш кислород еще хуже. Так можно договориться до чего угодно. — Словом, переспорить ее было невозможно.

Урасима опять горько усмехнулся.

— Но ведь те горы… — начал было он, но Черепаха снова захихикала.

— Горы… Те горы знать не знают о снеге. Они из жемчуга, только и всего.

— Из жемчуга? — удивился Урасима. — Ты, наверное, опять морочишь мне голову. Даже если положить друг на друга сто или двести тысяч жемчужин, такая высокая гора все равно не получится.

— Зачем же так мелочиться? Что такое тысяча или двести тысяч жемчужин? У нас в Морском дворце жемчуг не считают на тысячи. Мы здесь скупиться не привыкли и считаем его на горы — одна гора, две горы… Принято, что одна гора состоит из тридцати миллиардов жемчужин, но никто этого, конечно, не проверял. Так вот, если поставить друг на друга около миллиона гор жемчуга, то получится как раз такая вершина, как эта. У нас тут проблема — трудно стало найти место для жемчужных свалок. Ведь, в сущности, что такое жемчуг? — Рыбий помет.

Тем временем они подплыли ко входу в Морской дворец, который оказался меньше, чем представлял себе Урасима. Дворец стоял у подножия жемчужной горы и излучал сияние. Урасима слез с черепашьей спины и, низко согнувшись, прошел в главные ворота. Вокруг — лишь тусклое мерцание и тишина.

— Тихо как здесь… Даже странно. Словно на тот свет попал.

— Смелее, смелее, — Черепаха похлопала его плавником по спине. — В Морских дворцах всегда тихо. Или, может быть, вы полагали, будто его обитатели, подобно непутевым рыбакам из Танго, круглый год предаются разнузданному веселью? Если так, то мне вас искренне жаль. А я-то думала, что высшим воплощением прекрасного является для вас простота. «Тот свет» — что за вульгарный образ мыслей! Когда вы привыкнете, то поймете, каким несказанным покоем наполняет душу этот неясный полумрак. А пока смотрите себе под ноги и постарайтесь не споткнуться. Иначе вы можете поскользнуться и упасть, а это будет неизящно. О, да вы до сих пор не сняли сандалии? Скорее снимите, как вам не стыдно!

Урасима покраснел и, сняв сандалии, пошел босиком. Под ногами было что-то скользкое и удивительно неприятное.

— Что это за дорога? Очень противно по ней идти.

— Вовсе это не дорога, а галерея. Ведь мы уже во дворце.

— Ну и дела… — Урасима удивленно огляделся: ни стен, ни колонн — ничего. Вокруг все тот же тусклый и зыбкий полумрак.

— В Морском дворце не бывает ни дождя, ни снега, — снисходительно поучала его Черепаха. — Поэтому здесь не нужны такие дома, к которым вы привыкли у себя на земле — с крышами и стенами.

— Но ведь у ворот была крыша?

— А это как ориентир. Крыши и стены есть у ворот и в покоях Принцессы. Но и там они скорее выражают почтение к ее высокому сану, нежели служат защитой от дождя и росы.

— Вот оно что… — недоверчиво протянул Урасима. — А где они — покои Принцессы? Я не могу отделаться от ощущения, что я на том свете: безмолвие и пустота — ни деревца, ни травинки.

— Уж конечно, вам, провинциалам, по душе другое. Вы всегда, разинув рты, глазеете на огромные здания и восторгаетесь кричащей роскошью — а вот красота безмолвия, покоя вам недоступна. Да, Урасима-сан, приходится признать, как это ни прискорбно, что ваш вкус оставляет желать лучшего. Впрочем, это ничуть не удивительно и даже вполне естественно для аристократа с дикого побережья Танго. Все ваше так называемое классическое образование гроша ломаного не стоит. Я не буду говорить уже о ваших хваленых аристократах крови. Вот вы сейчас смотрите на все, что вокруг вас, словно баран на новые ворота, провинциал провинциалом. Не пора ли вам отказаться от игры в хорошие манеры?

После того как они вошли в Морской дворец, Черепаха стала язвительнее прежнего.

Урасима почувствовал себя одиноким и беспомощным.

— Но ведь вокруг и вправду ничего не видно, — сказал он, чуть не плача.

— Поэтому я и говорю вам, смотрите не вокруг, а себе под ноги. Ведь это же не простая галерея, а висячий рыбий мост. Так что следует быть осторожнее. Не понимаете? Сотни тысяч рыб прижались плотно друг к другу, вот и получилось нечто вроде пола.

От изумления Урасима даже привстал на цыпочки. «Вот почему ступням так скользко и противно», — подумал он. Посмотрел вниз — и правда: несметное множество рыб, больших и малых, застыли в неподвижности, плотно прижавшись друг к другу боками.

— Но ведь это ужасно, — теперь он ступал, замирая от страха и омерзения. — Какая мерзость! В этом и заключается ваша хваленая красота безмолвия и покоя? Что за дикость — ходить по рыбьим спинам? Во-первых, жалко рыб. Хотя, может быть, это и есть верх изысканности, недоступной для понимания такого жалкого провинциала, как я? — он почувствовал даже некоторое облегчение от того, что ему удалось дать волю гневу и отомстить Черепахе за насмешки.

— Вы ошибаетесь, — раздался вдруг тоненький голосок откуда-то из-под ног. — Мы каждый день собираемся здесь и слушаем, как Принцесса играет на лютне. Мост построен здесь вовсе не для красоты. Не робейте же и проходите дальше.

— Да… — усмехнулся Урасима. — А я-то думал, что это одно из украшений Морского дворца.

— Ну, разумеется, — тут же откликнулась Черепаха. — Не удивлюсь, если вы возомнили, что Принцесса, желая оказать достойную встречу господину Урасиме, нарочно повелела рыбам…

— Да, нет, что ты, — Урасима смутился и покраснел. — Напрасно ты считаешь меня таким самонадеянным. Я… Просто я подумал… Ведь ты сказала, что это вместо пола, вот я и подумал, что, может, рыбам больно, когда на них наступают…

— В мире рыб полы никому не нужны. Просто это отдаленно напоминает то, что называется полом в ваших земных домах, поэтому я и сказала: «пол». И как вы могли подумать, что рыбам больно? На дне даже ваш вес не больше веса листа бумаги. Неужели вы не чувствуете, что тело ваше словно парит?

Да, теперь Урасима и впрямь почувствовал, что тело его ничего не весит и легко колышется в воде. И ему стало очень досадно, что Черепахе и на этот раз удалось оставить его в дураках.

— Я уже просто не знаю, во что верить. А ты еще спрашиваешь, почему я не люблю рисковать. Откуда мне знать — обманывают меня или нет? Единственное, что мне остается, — во всем положиться на своего проводника и принимать на веру все, что ты скажешь. Вот и получается, что риск не оправдывает ожиданий. Никаких, к примеру, звуков лютни я не слышу, — обидевшись на весь свет, ворчал Урасима.

Черепаха же невозмутимо отвечала:

— Вы, люди, живете на земле — на плоскости — и потому привыкли ориентироваться по четырем сторонам света. А на дне морском существуют еще два измерения — верх и низ. Вот вы, например, полагаете, что покои Принцессы находятся где-то впереди, и в этом ваша главная ошибка. Почему бы вам не посмотреть вверх? Или вниз? В морском мире все плывет и колеблется. Ворота, через которые мы вошли во дворец, жемчужные горы — все здесь подвижно и зыбко. Да и ваше тело постоянно совершает колебательные движения — вверх-вниз, вправо-влево… Потому-то вы и не чувствуете, что все вокруг постоянно меняется. Вы, наверное, считаете, что все это время мы с вами продвигались вперед, а на самом деле мы оставались на месте, скорее даже отодвинулись назад. Направление течения сейчас таково, что тянет нас назад, к тому же мы поднялись вверх саженей на сто. Но пройдемте еще немного по рыбьему мосту. О, теперь рыбьи спины расположены не так плотно, как раньше, смотрите, не оступитесь. Впрочем, если вы и оступитесь, ничего страшного не случится, вниз не свалитесь. Не забывайте, что вы не тяжелее листка бумаги. А мост этот, к вашему сведению, еще и обрывается на середине. Идешь себе, идешь и вдруг— конец, впереди пустота. Но посмотрите-ка вниз. Эй, рыбешки, расступитесь, молодой господин идет к Принцессе! Рыбы ведь у нас служат чем-то вроде балдахина над главными покоями дворца. «О балдахин трепещущей медузы…» — так бы сказал поэтически настроенный аристократ вроде вас, верно ведь?