Петроний Аматуни - На крыльях

• Название: На крыльях
• Автор: Петроний Аматуни
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1955

Сборник документальных очерков о авиации П. Аматуни.

---

— К чертям, — выругался инструктор, выведя самолёт из виража. — Мне надоело работать за тебя… Чего ты пошёл в авиацию, не пойму. Разве это полёт?! Ты даже представления не имеешь о том, что такое высший пилотаж… А ну держись, покажу тебе, как надо летать!

Самолёт энергично перевернулся через правое крыло вверх колесами, и мотор, громко «чихнув», затих. Теперь под ногами Ивана красовалось вновь повеселевшее небо, а над головой огромной белой простынёй, с лоскутами хуторов и перелесков, лежала земля. Нос самолёта стал не торопясь опускаться к земле, и неожиданную густую тишину нарушил нарастающий шорох морозного воздуха, скользящего по обшивке крыльев и фюзеляжа. Тонко и негромко запели стальные ленты-расчалки; от перегрузки Ивана так вдавило в сиденье, что в глазах у него запестрели чёрные и жёлтые круги. Рыча мотором, двукрылый У-2 вошёл в красивую петлю Нестерова…

За первой петлёй последовала вторая, третья, затем медленная петля с зависанием в верхней точке, когда Иван болтался вниз головой, удерживаемый лишь привязными ремнями; потом снова переворот, боевой разворот и, наконец, несколько свистящих витков штопора.

— Вот так надо летать! — горделиво крикнул инструктор и, убрав газ, приказал: — Давай сам входи в круг, рассчитывай и садись… — а когда самолёт уже планировал на посадку, то сокрушённо покачал головой, вздохнул и, как бы завершая прерванный разговор, иронически ввернул старое авиационное словечко:

— Пилотяга!

* * *

После полётов курсантов построили в несколько шеренг перед штабом Н-ской объединённой школы пилотов и техников ГВФ. К строю подошёл начальник штаба и, достав из кармана кожанки какие-то бумаги, громко произнёс:

— Тем, кого я буду вызывать, выйти из строя… Иванов!

— Я!

— Николаев…

— Я!

— Рублёв…

— Я!

— Гроховский…

— Я!.. — у Ивана больно сжалось сердце. Как в полусне, плохо понимая, что происходит вокруг, и не в силах подавить в себе вдруг вспыхнувшее волнение, он механически сделал три шага вперёд, повернулся кругом и замер, не поднимая глаз, видя впереди лишь носки сапог товарищей, стоящих в строю.

Когда вызвали пятнадцать курсантов и список был исчерпан, наступила пауза. Тишину разорвал протяжный зычный голос начальника школы:

— Напра-во!..

В ответ дружно щёлкнули каблуки обмёрзших сапог.

— В казарму… ша-гом… — снова пауза и точно пушечный выстрел — марш!

Пятнадцать юных сердец болезненно дрогнули и на мгновенье перестали биться: пятнадцать воздушных замков бесшумно рухнули и погребли под собой мечты о полётах, вынашиваемые с самого детства.

* * *

Всё описанное произошло в несчастливом для Гроховского 1932 году…

Отчаяние и тоска охватили начинающего пилота. Ведь он уже успел полюбить авиационную жизнь особенной, сильной и неугасимой любовью. За то, что делает она людей смелыми и гордыми, за то, что даёт она человеку власть над высотою, временем и расстоянием, а больше всего полюбил лётную профессию за то, что и в небе можно славно послужить своему народу.

Нет, не понял всего этого начальник школы, да и не хотел понимать, когда несколько дней, спустя после той своей команды — «В казарму, шагом марш!»— вызвал к себе курсантов, отчисленных по лётной неуспеваемости.

Дошла очередь и до курсанта Гроховского…

— Ну, — солидно сказал начальник школы, — убедился теперь, что рождённому ползать — летать не велено?

Молчал Иван, только на побледневшем лице обозначились крепкие желваки. Обидно стало ему, что человек, сидящий сейчас перед ним за массивным письменным столом, так вольно играет меткими словами великого Горького. Нет, не верил Иван, что когда Алексей Максимович написал эту фразу, он мог иметь в виду вот такого, как он, Гроховского, больше всего на свете полюбившего свою мечту о полётах. И неужели ошибся райком комсомола, посылая бывшего фабзаучника на учёбу в лётную школу?! Не может этого быть!..

Промолчал, проглотил горькую пилюлю и продолжал стоять на вытяжку.

— Но по теории у тебя оценки отличные, — сказал начальник школы. — Если хочешь, могу оставить тебя и перевести на техническое отделение?

Жарко сделалось Ивану от радости: не только техником готов он был остаться в авиации, а хоть часовым, — лишь бы ближе к самолётам! И тут же опять заветная мысль: «Останусь, а там всё же добьюсь своего…»

— Согласен! — громко ответил он.

* * *

Так белорусский юноша из Рогачёва, Иван Гроховский, пошедший в авиацию, чтобы стать лётчиком, стал авиационным техником. А работать на земле, если все твои мечты, так сказать, за облаками, трудно, или, выражаясь душевнее, грустно…

Всю свою страсть к полётам Гроховский перенёс на самолёты и моторы. Каждый болт или гайка в моторе, каждая певучая на ветру лента-расчалка, каждый квадратный сантиметр звонкой обшивки крыла и фюзеляжа казались ему необыкновенными, почти священными.

По окончании школы Гроховского направили в Ташкентский аэропорт ГВФ авиатехником. Здесь он близко узнал эту особую группу «земных авиаторов», неустанных тружеников: мотористов, авиатехников, инженеров по эксплуатации, которые придирчиво подготавливали самолёты и моторы к каждому полёту.

У них он научился распознавать и предупреждать малейшие дефекты в материальной части и не сдавать неготовую машину как бы ни торопили его лётчики и командиры.

А мысли о полётах, глубоко затаённые, но живучие, по-прежнему тревожили его. Бывали попытки успокоить себя: «Что ж, — рассуждал Гроховский, — врач исцеляет инженеров, моряков, писателей, лётчиков, но при этом не испытывает неприязни к своей профессии, а всё сильнее любит её! Буду «врачевать» самолёты и моторы… для других».

И всё же…

И всё же, как глянет на самолёт, отрывающийся от земли, так сердце и заноет. Одно спасение — работы по горло: с утра до вечера в аэропорту. Постепенно стал вроде и привыкать к этому, смиряться.

Когда Гроховского в конце 1936 года перевели на другую должность — обслуживать самолёт командующего военными воздушными силами округа, то он воспринял это почти безразлично. Но вскоре понял выгоду своей новой работы: командующий не возил пассажиров и грузов и летал реже, чем линейные пилоты Аэрофлота. Оставались свободные часы и… можно сказать, под боком — аэроклуб. Иван Александрович обратился к командующему за разрешением поступить в аэроклуб.

Разрешение было дано охотно. Снова началась учёба. Вот здесь пригодились и очень помогли ему знания материальной части самолётов и моторов разных конструкций и личный опыт работы авиатехником.

И помогли не только в самой учёбе. С разрешения командующего и по просьбе руководства аэроклуба Гроховский стал в свободное от работы время преподавать в аэроклубе самолёт и мотор, благо, что занятия там проводились без отрыва от производства, по вечерам.

— Я вам дам самолёт и мотор, — шутя сказал он начальнику аэроклуба, — а вы мне — крылья!

Очень тревожил Гроховского вопрос, кто будет его инструктором? Он уже испытал на себе, как много значит методика обучения, и образ Дубенского всё ещё вспоминался с горечью. Прошло с той печальной поры около шести лет, а старая рана не затягивалась.

… Первое же знакомство с инструктором аэроклуба Гуниным успокоило Гроховского. Тот оказался человеком рассудительным, спокойным и наблюдательным. Ошибки в полётах нового ученика не раздражали, а лишь делали его более терпеливым и настойчивым.

Однажды, после первых вывозных полётов, он собрал свою группу возле самолёта и сказал:

— Тема сегодняшней беседы: «Ошибки в полете»… — Он говорил медленно, с частыми паузами, тщательно подбирая нужные слова: — Прежде всего у меня ко всем вам такой вопрос: что такое отличный полёт? Пусть нам ответит… вот вы, курсант Царёв.

— Отличный полет — это… это хороший полёт.

— И всё?

— Всё.

— Не густо. А как вы думаете, товарищ Гроховский?

— Отличный полёт — это когда лётчик не допускает ни одной ошибки.

— Ответ быстрый, но неверный. А вы, что скажете нам, курсант Батюшин?

— Гм… отличный полёт? — Батюшин подозрительно посмотрел на инструктора: нет ли тут какого-нибудь подвоха, и уставился на небо. — Отличный полёт? Ну как же? Это… это… — и, снова посмотрев на Лунина, признался: — Не знаю, товарищ инструктор.

Все рассмеялись.

— Честный ответ! — оживился Гунин. — А смеётесь зря. Кто сумеет ответить правильно?

Ни одна рука не поднялась.

— Вот видите. Придётся мне самому объяснить. Отличным я называю такой полёт, в котором лётчик своевременно замечает свои ошибки, понимает и вовремя исправляет их. Ясно? Не какой-то выдуманный идеальный полёт, а когда лётчик исправляет свои ошибки в самом начале их появления.