Петроний Аматуни - На крыльях

• Название: На крыльях
• Автор: Петроний Аматуни
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1955

Сборник документальных очерков о авиации П. Аматуни.

---

— Вот это «подъёмная сила»! — засмеялся лётчик. — Глядишь, вырастут хлопцы и всю русскую авиацию на своих руках поднимут…

Подлинного смысла этих слов Ванёк не понял, но, уловив похвалу, гордо шагал, поддерживая хвост самолёта.

Проба мотора вызвала всеобщий восторг. Когда лётчик, уже сидя в кабине, газовал, проверяя работу мотора на больших оборотах, и по всему пустырю прокатились невидимые волны ритмичного рёва, — мальчишки радостно загалдели.

Когда же люди, державшие чудесную птицу за крылья, выпустили её из рук, та, словно вырвавшись из клетки, всё быстрее разгоняясь, пробежала по пустырю, мягко подпрыгнула и повисла в воздухе.

— Ура! — закричали люди, помогавшие лётчику взлететь.

— Ура-а-а… — визжали мальчишки.

Ванёк открыл рот от удивления. Дитя нового века, он приблизительно знал, что такое «ероплан», но так близко видел его впервые. В глубине своей наивной детской души Ванёк полагал, что полёт не состоится, и сейчас, когда машина уже набирала высоту, он был до крайности поражён и взволнован.

— Летит! — радостно вскрикнул Ванёк. — Михась, ты видишь? Летит!!!

Михась молчал и тоже с недоверием всматривался в небо, и только когда самолёт накренился в развороте, лицо мальчугана просияло, он радостно захлопал в ладоши и закричал:

— Машет, машет, крыльями машет! Взаправдашный ероплант…

Набрав метров двести, лётчик сделал круг, приземлился в центре пустыря и порулил на стоянку. На сегодня это было всё, но мальчишки долго не спускали восторженных взглядов с «кожаного дядьки».

Всё, даже самое приятное и удивительное на свете, имеет конец. Мальчишки расходились, унося с собой незабываемое впечатление от первой встречи с лётчиком.

— Пошли, Ванёк, — предложил Михась.

Шашин стоял, не двигаясь. В его взгляде, устремлённом на самолёт, появилось что-то нежное и одухотворённое. Он даже не заметил, что лётчик, проходя мимо них, остановился и улыбнулся.

— Ну что, ребятки, понравился полёт? — спросил лётчик.

Ребята онемели от счастья: герой дня — настоящий лётчик — сам заговорил с ними! Такое бывает не часто даже в богатой приключениями мальчишеской жизни…

Шашин был взрослее и потому повёл себя более уверенно.

— Дядя, а я смогу лётчиком стать? — мечтательно произнёс он.

Сацевич с нескрываемым интересом посмотрел на мальчика.

— Если очень захочешь, то сумеешь, — убеждённо ответил он.

— А не страшно… летать?

— Пожалуй, нет, — улыбнулся лётчик. — Вот на ковре-самолёте не знаю как… Может, и страшновато было бы. А это же машина. На машине не страшно!

— Значит, и мне можно?

— Всем можно. Но для этого знаешь, каким надо быть человеком?

— Каким, дядя? — затаив дыхание, спросил Шашин.

— Решительным и точным. Уметь управлять своим характером. Вот так-то… Ну, ступайте домой, желаю успеха.

* * *

Мечта Шашина сбылась: он поступил в лётную школу Гражданского воздушного флота.

Отлично закончив теоретическую программу, Шашин в первых же учебных полётах обнаружил незаурядные способности к лётному искусству: он усваивал всё буквально налету.

Природа вдохнула в Шашина счастливейший дар: в любых условиях безукоризненно чувствовать положение своей машины в пространстве; у него изумительная зрительная память, глазомер и железная выдержка.

Но есть в лётном деле и своя «зазубринка»: чем талантливее молодой лётчик, тем скорее нужно воспитать в нём чувство внутренней сознательной дисциплины. Иначе произойдёт неприятность. Его лётный талант заглохнет, не достигнув подлинного мастерства: такой лётчик станет ухарем, но Чкаловым, Покрышкиным, Тараном ему не быть!

Инструктор Хворостьян, обучавший Ивана Шашина, понимал это, и, видя, как легко даётся его питомцу техника пилотирования, большое внимание. уделял воспитанию его характера.

Результат усилий инструктора проявился в одном, с виду обычном, заурядном полёте Шашина на учебный высший пилотаж.

Это было летом 1932 года…

Выполнив глубокие виражи, — обычное начало задания на высший пилотаж, — курсант Шашин внимательно посмотрел на землю с высоты тысячи метров, убедился, что его самолёт находится в середине пилотажной зоны, и развернул машину в сторону аэродрома.

Внизу, как раз под самолётом, пролегла хорошо заметная с воздуха ровная, как струна, дорога. Она-то и была нужна курсанту: вдоль неё легче выполнять перевороты и петли, лучшего ориентира искать не надо. А не будь этой дороги, то по неопытности перевороты, да и петли тоже, могут получиться «кривобокими» — вошёл в фигуру в одной вертикальной плоскости, а вышел из неё куда-то в сторону. Глядишь, или вернее проглядишь, — и «тройка» за такой пилотаж обеспечена.

Иван приподнял нос самолёта чуть выше горизонта, энергично взял на себя ручку управления и нажал правой ногой на педаль руля поворота.

Юркий У-2 резко лёг на правое крыло перпендикулярно к земле и как бы упёрся им в чёткую линию дороги. Шашин быстро убрал газ, стало совсем тихо, а самолёт по инерции и, повинуясь рулям, продолжал вращаться вокруг продольной оси, пока не лёг на спину.

Шашин сейчас же поставил рули нейтрально и слегка подтянул ручку управления на себя. Нос самолёта медленно стал опускаться к земле, У-2 перешёл в пикирование. Тело Шашина стало почти невесомым, на душе сделалось легко и озорно.

Вдруг зоркие глаза Шашина заметили, что между фюзеляжем самолёта и дорогой образовался изрядный угол и машину всё больше увлекало влево… Он энергично вернул самолёт на заданное направление. Ошибка исправлена, и Шашин опять предался своему восторженному настроению.

Впрочем, ненадолго, «заботы» хватало: когда, разогнав скорость, Шашин ввёл самолёт в петлю и, подняв голову, глянул на землю, — дорога опять лежала «криво»; пришлось, вися над землёй вверх колесами, осторожными и точными движениями рулей исправлять положение, чтобы возможно меньше нарушать красоту и изящество фигуры.

Это было сделано так своевременно и мягко, что инструктор, заметив ошибку, оценил грамотное и быстрое её исправление. Но мальчишки, стайкой облепившие бугорок возле аэродрома и наблюдавшие за пилотажем, освистали неопытного пилота:

— Фью!.. фью!.. Косая петля! Косая… «Лётчик»…

Зато вторая, третья и четвёртая петли были выполнены так безукоризненно, что мальчишки радостно заплясали на бугре и по всегдашней мальчишеской традиции сменили гнев на милость:

— Ура лётчику! Ура-а-а…

Шашин сам чувствовал красоту этих фигур и теперь, окончив последнюю, в странном раздумье летел по прямой, медленно теряя скорость.

В душе юноши завязалась необычная борьба. Словно два голоса — озорной и непокорный, и добрый и благоразумный — «заспорили» в нём…

«Махни, Иван, ещё одну, пятую, петельку! Ведь так приятно крутиться в небе… Ты один, инструктор на земле, — крутани, приятель!»

«А как ты объяснишь инструктору, если он заметит и спросит? Ведь в задании точно указано: выполнить четыре петли — не меньше и не больше», — предостерегал другой голос.

«Так уж он и заметит? Ну, скажешь, что просчитался, ошибся, мол, и всё!»

«Хорош же из тебя получится «лётчик». Просчитался… Твёрже будь — ведь подлинная красота человека заключается в его умении владеть собой — помнишь, инструктор сказал тебе эти замечательные слова?».

«Мало ли что сказал! Плюнь на это и крути ещё пятую петлю… Кашу маслом не испортишь!.. Ну?!.»

И Шашин приготовился было к выполнению пятой петли, но левая рука его вдруг убрала газ, он плавно взял ручку на себя, нажал на левую педаль и сорвался в штопор — следующую фигуру, указанную в задании на этот самостоятельный полёт в зону…

На земле, выслушав доклад курсанта о полёте, инструктор Хворостьян недовольно спросил:

— Чего это вы после петель, вместо того, чтобы сразу же выполнить штопор, так долго тянулись по прямой?

— Я хотел… — замялся Шашин: — Я думал…

— А надо было пилотировать! — с укором сказал инструктор. — О чём же это вы, если не секрет, «думали»?

— Мне очень хотелось сделать ещё одну петлю, — тихо признался Шашин.

Хворостьян посмотрел в глаза своему курсанту: в них были прямота и что-то твёрдое, что появляется, когда юноша уже заметно для окружающих становится мужчиной.

— И что же? — голос инструктора стал звонким и звучал хлёстко.

— Не сделал…

— Не решились? — пытливый взгляд инструктора направлен на курсанта в упор.

— Наоборот, решился не сделать, — ответил Шашин, выдержав этот взгляд.

Глаза Хворостьяна потеплели, в них засветилась такая ласка, что Шашин почувствовал себя человеком, выполнившим нечто очень значительное, важное.

— Я вам ставлю отлично за эту «пятую», не сделанную вами петлю — она для вас дороже выполненных четырёх!..