Паисий Святогорец - Слова III. Духовная борьба

• Название: Слова III. Духовная борьба
• Автор: Паисий Святогорец
• Жанр: Религия

Блаженной памяти старец Паисий Святогорец

Слова. Том III

Духовная борьба

© Перевод с греческого иеромонаха Доримедонта

© Москва. 2003

---

Тот, кто оправдывается, себя ослепляет. [Потом] диавол найдет ему оправдание, даже если такой человек совершит убийство. "Как же ты его так долго терпел? — говорит диавол. — Да тебе надо было прикончить его гораздо раньше!" И такой человек может даже захотеть получить от Христа воздаяние за те несколько лет, которые он "терпел"! Тебе понятно? Да-да, можно и до этого дойти!

— Геронда, но раз тот, кто оправдывает себя, страдает, то почему он не хочет [перестать себя оправдывать, чтобы] прекратить мучающие его угрызения совести?

— Потому что самооправдание — это привычка. Чтобы ее отсечь, необходима сила воли. Такому человеку необходимо научиться не просто не оправдываться, но еще и занимать правильную духовную позицию. Ведь если человек, не оправдываясь вслух, станет все же носить в душе уверенность в том, что с ним обошлись несправедливо, то будет еще хуже, потому что если бы он сказал что-то в свое оправдание, то ему бы на это возразили, и таким образом он смог бы познать себя и выйти из заблуждения. В противном же случае он может ничего не говорить вслух, но про себя думать: "Правда на моей стороне, однако я молчу, потому что я выше этого". Таким образом человек остается в заблуждении.

Будем брать на себя тяжесть [чужих грехов]

— Геронда, вчера Вы говорили, что одно дело — это терпение, а другое — терпимость. Что Вы имели в виду?

— Терпеть — это не значит относиться к кому-то с терпимостью. Утверждая, что я обладаю терпимостью по отношению к какому-то человеку, я тем самым все равно что говорю: "У него все очень плохо, а у меня хорошо, и я отношусь к нему с терпимостью". Настоящее терпение заключается в том, чтобы чувствовать свою вину за то состояние, в котором находится ближний, и ему сострадать. В таком отношении к ближнему много смирения и любви. В этом случае я приемлю Благодать Божию, а мой ближний получает помощь. К примеру, увидев какого-нибудь хромого, глухого или наркомана, я должен подумать так: "Если бы я был духовно преуспевшим человеком, то я умолил бы Бога, и Он исцелил бы этого несчастного". Ведь Христос сказал: "Я дам вам силу творить чудеса большие, чем сотворил Я"[52]. От таких размышлений приходит боль за ближнего и любовь к нему. Если же я говорю: "Э, да чем я могу ему помочь: калека он и есть калека; ладно, посижу с ним немножко — глядишь, получу и награду за доброе дело", то я "снисхожу" к своему ближнему, отношусь к нему "с терпимостью" и оправдываю себя тем, что исполнил свой долг.

— Геронда, а всегда ли полезно полностью брать на себя вину за какой-то чужой грех?

— Да, если ты можешь понести это бремя, то польза от этого немалая. За все укоряй себя. Забирай у ближнего вину за грех, взваливай ее себе на плечи и проси Христа, чтобы Он давал тебе силу ее понести. А беря на себя бремя более тяжкое, чем твоя действительная вина (да хоть бы даже на тебе и вовсе не было вины, но ты находишь способ доказать себе, что она все-таки есть), ты никогда не будешь приписывать своим собственным силам то, что несешь на себе чужой грех. [Значит] ты не будешь гордиться и сможешь стяжать богатую Благодать Божию. Однако требуется с осторожностью соразмерять свои силы и рассчитывать: а сможешь ли ты понести на себе больший груз? Ведь если надорвешься, то заработаешь себе грыжу, сорвешь поясницу...

— А что значит в этом случае "заработать грыжу" и "сорвать поясницу"?

— Ну вот, к примеру, если ты возьмешь на себя чужой грех, тяжесть которого будет превышать твои силы и не дашь при этом никаких объяснений, то потом начнешь роптать, раздражаться, осуждать...

— Однако, если я дам какие-то объяснения, разве это не будет самооправданием?

— А вот ты и старайся дать оправдание [только] тому, на что не хватило твоих силенок На что сил хватает, то оставляй без объяснения. К примеру, если человек чувствителен, ему надо стараться не поднимать [таких духовных] тяжестей, которые превышают его силы. Такому человеку не стоит изображать из себя силача. Ему надо испытывать себя и подвергать себя несправедливому обвинению с рассуждением — в соответствии с тем [духовным] весом, который ему по силам поднять, чтобы в противном случае, надорвав его чрезмерной чувствительностью, враг не низринул бы такого человека в отчаяние и не привел бы его в негодность.

— Геронда, а я иногда не только не нахожу в себе сил понести несправедливость, но еще и перекладываю на чужие плечи ответственность за свое собственное падение.

— Вы не только не хотите от любви понести котомку ближнего, но еще и свою тяжелую торбу хотите навьючить на его плечи. И не только на здорового, но и на маломощного! Тебе требуется стяжать духовную отвагу, чтобы быть в состоянии брать на себя всю ответственность за свой грех. А чем больше мы будем увеличивать свою [духовную] ношу, беря на себя чужие прегрешения, тем больше будет облегчать тяжесть нашего бремени Благий Бог — и мы станем переживать божественное радование.

Если какой-то здоровяк от любви к ближнему, у которого нет сил на то, чтобы ворочать тяжести, взваливает на свои плечи два мешка цемента, то это стоит не так много, как принятие на себя тяжести чужого греха, "усваивание" этого греха себе — пусть даже люди подумают, будто бы именно ты действительно согрешил. Это большая добродетель, большое смирение.

Как-то раз послушник одного афонского общежительного монастыря нагрубил уставщику[53], который был к тому же иеромонахом. Уставщик, желая помочь послушнику, который читал за богослужением, подошел к нему и показал, какой кондак надо читать первым. Но тот совершенно вышел из себя и после службы в гневе закрылся в своей келье. Поискав вину в себе, уставщик принял бремя на себя и стал переживать, размышляя о том, что это он виноват в том, что брат ответил ему грубо. По-настоящему мучаясь от угрызений совести, он не стал оправдывать свое поведение тем, что [обязан был указать послушнику, что нужно читать, потому что], как уставщик, нес ответственность за то, что совершается в храме. Вместо этого он сказал себе: "Это я виноват в том, что брат пришел в немирность". И вот он пошел в келью послушника, чтобы положить ему поклон и попросить прощения, однако тот заперся изнутри на ключ и не открывал. Тогда иеромонах сел у него под дверью. Он просидел так с самого утра до трех часов пополудни. Когда ударили к вечерней службе, послушник был вынужден открыть дверь и выйти. Уставщик опустился на колени, положил ему земной поклон и сказал: "Прости меня, брате, это я виноват". Вот каким образом приходит Благодать Божия.

Глава третья. О справедливости Божественной и человеческой

— Геронда, что такое справедливость Божественная?

— Справедливость Божественная — это когда ты делаешь то, что доставляет покой твоему ближнему. К примеру, если тебе нужно разделить что-то между собой и ближним, то дай ему не половину того, что имеешь, а столько, сколько он хочет. Спроси его: "Сколько ты хочешь взять себе? Две с половиной, три части? На, возьми их". Отдавай другому хорошее, а себе оставляй гнилое. Отдавай другому большую часть, а себе оставляй меньшую. Вот представь, что сестра приносит нам сейчас десять слив. Съев от чревоугодия восемь слив и оставив тебе две, я поступлю с тобой несправедливо. Сказав: "Поскольку нас двое, то я съем пять, а пять останутся тебе", я поступлю по человеческой справедливости. А если, увидев, что сливы пришлись тебе по вкусу, я съем только одну и скажу тебе: "Окажи любовь, доешь остальные, а то мне они не очень нравятся, да так тому же у меня от них болит живот", это будет справедливостью Божественной.

— То есть в чем заключается человеческая справедливость?

— Человеческая справедливость заключается в том что, когда тебе нужно, к примеру, с кем-нибудь поделиться, ты одну половину даешь ему, а другую оставляешь себе.

— Геронда, а какое место человеческая справедливость занимает в духовной жизни?

— Человеческая справедливость предназначена не для людей духовных, но для того, чтобы служить тормозом для людей мира сего. Если духовный человек возлагает надежду на человеческую справедливость, то он глуп, потому что в сравнении со справедливостью Божественной человеческая равна нулю. Но даже и человек мирской, добившись чего-то в этой жизни, применяя человеческую справедливость, не будет иметь подлинной радости и душевного покоя.

Допустим, два брата владеют участком земли площадью десять стремм[54]. По человеческой справедливости каждый из них должен взять себе по пять стремм, но по справедливости Божественной каждый должен взять столько, сколько ему необходимо. То есть, если у одного брата семь душ детей, а у другого только двое или если один получает высокую зарплату, а другой низкую, то большую часть земли следует взять тому, кто испытывает большую нужду. Если в этом случае второй брат возьмет себе столько же, сколько и первый, — это будет несправедливо. Однако человек мирской не принимает во внимание того, что его брат едва сводит концы с концами. Не мысля духовно, такой человек не понимает, что разделить имение так, как собирается сделать он, будет несправедливостью. "Тебе следует объяснить своим домочадцам, что твой брат нуждается, чтобы они согласились с тем, что большую часть ты отдашь ему", — говоришь такому человеку. А в ответ слышишь: "Почему? Ведь [разделив имение пополам] я вовсе не поступаю по отношению к нему несправедливо"'