Решад Гюнтекин - Птичка певчая

• Название: Птичка певчая
• Автор: Решад Гюнтекин
• Издательство: Золак
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1991

Эта книга принесла автору мировое признание. Художественный фильм по мотивам этого произведения имел огромный успех у телезрителей.

В центре романа сложная судьба рано осиротевшей турецкой девушки. Несмотря на превратности судьбы, она своим трудом, упорством и добротой, добивается признания в обществе, к ней возвращается любовь.

---

— Юсуф, дитя моё, открой хоть раз глаза. Если ты умрёшь, не увидев её, я буду мучиться всю жизнь…

Сердце моё разрывалось от жалости. Ноги подкашивались. Я облокотилась на какой-то предмет у изголовья больного, который в полутьме приняла за стол. Это был орѓан! Я задрожала. Сердце подсказывало мне, что только чудо способно заставить несчастного в последний раз открыть глаза. Не знаю, может быть, мысль, которая пришла мне в голову, — преступление или ещё больший грех, но этот орган, как пропасть, манящая каждого, кто заглянет в неё, притягивал меня к себе. Я нажала ногой на педаль и пальцем тронула клавиши.

Орган жалобно застонал, как раненое сердце. Тёмные углы комнаты, сазы, тамбуры, скрипки, бросавшие длинные тени по стенам, задрожали и откликнулись странным тоскливым звуком. Наверно, мне показалось, так как взор мой был затуманен слезами, но я вдруг увидела, что больной на мгновение открыл свои голубые глаза.

Сестра рыдала, припав головой к постели.

Я склонилась над усопшим и коснулась губами закрытых век, которые, казалось, ещё хранили последнее тепло жизни. Неужели свой первый поцелуй мне было суждено отдать потухшим глазам мертвеца?

Б…, 2 ноября.

Этот вечер — последний в Б… Завтра очень рано мы отправляемся в путь.

После кончины Шейха Юсуфа-эфенди мне нельзя оставаться здесь. В городе только и говорят обо мне.

Сколько раз, когда я направлялась в училище или возвращалась домой, за мной шли следом; сколько раз перерезали дорогу, чтобы разглядеть под двойной чадрой моё лицо. Сколько раз мне приходилось слышать, как люди, не считая даже нужным понизить голос, говорили:

— Да ведь это Шелкопряд! Бедный Шейх…

Я сторонилась подруг. Входя в класс, я чувствовала, что краснею как рак.

Дольше так не могло продолжаться. Пришлось пойти к заведующему отделом образования и сказать, что мне не подходит здешний климат, и я прошу перевести меня в другое место. Очевидно, Решиту Назыму были известны городские сплетни, он не стал противиться моему желанию, но тут же заявил, что не так-то легко подыскать работу в другом месте. Я ответила, что согласна на меньшее жалованье и не в претензии, если школа будет хуже, лишь бы уехать подальше от Б…

Через два дня пришёл приказ. Меня назначили в рушдие города Ч…

Бедная Чалыкушу! Словно осенний листок, подхваченный порывом ветра…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Ч…, 23 апреля.

Сегодня день Хызыр-Ильяса[88]. Я одна дома и не только дома, но, пожалуй, во всём городке. Улицы опустели, лавки закрыты. Все жители с раннего утра, прихватив корзинки с провизией, отправились есть кебаб из барашка за город в Ивовую рощу. На нашем углу всегда сидит нищий-паралитик. Но сегодня даже он не захотел лишать себя развлечения. С важным видом взобрался нищий на спину хамала, словно на сиденье фаэтона, и направился вслед за всеми.

Но больше всего мне понравилось поведение собак. Хитрые бестии почуяли, что будет чем поживиться. Люди шли группами, в плащах, с узелками или корзинами, а позади обязательно плелись псы.

Мунисэ я отправила вместе с женой полкового моллы Хафиза Курбана-эфенди, живущего по соседству. Девочка раскапризничалась, не хотела идти без меня, но я повязала голову платком и сказала:

— Мне нездоровится. Если станет легче, приду попозже.

Но я обманывала Мунисэ. Сегодня у меня очень хорошее настроение, и я отлично себя чувствую. Что же касается причины, по которой я осталась дома,— просто мне не по душе шумные, многолюдные увеселения.

Как только все ушли, я сорвала с головы платок и, мурлыча себе под нос, занялась по хозяйству.

Как иногда приятно сменить свою подчас очень трудную, можно сказать мужскую, работу в школе на домашние хлопоты.

Закончив хозяйственные дела, я занялась нашими птицами. Сменила воду, вычистила клетки и вынесла их в сад, чтобы птички побыли на солнце. У нас их ровно полдюжины. Уезжая из Б…, нам пришлось оставить Мазлума на попечение сына Хаджи-калфы. Мунисэ очень горевала, проливала слёзы по козлёнку. Чтобы девочка не грустила, я купила ей птиц. Потом возня с ними захватила и меня. Вот только соседский рыжий кот не даёт покоя нашим пернатым друзьям. Стоит мне вынести клетки в сад, как он тут как тут — уже сидит напротив, тихий и спокойный, чуть приоткрыв зелёные глаза. Он даже с нежностью смотрит на наших птичек, поглядывает и мурлыкает, словно рассказывает им что-то.

Сегодня я вынула одну птичку из клетки и поднесла к морде кота. Мне было интересно, как он будет себя вести. Коварное существо! Его жёлтая шерсть заволновалась, словно подул ветерок. Зелёные глаза заискрились, из мягких лап вылезли когти. Кот готовился броситься на пташку. Бедняжка, дрожа, съёжилась у меня в кулаке.

Я схватила свободной рукой кота за шиворот и сказала:

— Глядя, как ты сладенько щуришь свои зелёные предательские глазки, можно подумать, что ты грезишь об ангелах, живущих на небе. Но у тебя одно на уме: растерзать эту несчастную. Не так ли? Вот, смотри! Ну что, получил?

— И я разжала пальцы. Крошечная птичка встрепенулась и замерла, словно не веря в освобождение. Затем она легонько пискнула и полетела. Я приблизила к своему лицу морду кота, который с изумлением и тоской следил зелёными глазами за полётом птицы, и захохотала, издеваясь над ним.

— Ну, как, жёлтый дьявол, разорвал птичку?

Сердце моё восторженно билось. Я радовалась, словно отомстила не только этому жёлтому коту, но и всей их зеленоглазой породе, обижающей маленьких птичек.

Но моё веселье было омрачено жалобным писком других птиц. По-моему, они действительно жаловались, как бы говорили: «Почему ты и нас не осчастливишь, как нашу подружку?».

Повинуясь призыву сердца, желанию, которому невозможно не повиноваться, я подошла к клеткам с твёрдым намерением освободить всех птиц. Но вдруг вспомнила Мунисэ. Прижавшись щекой к прутьям одной из клеток, я сказала:

— Хорошо, вас можно выпустить, но что мы потом ответим Мунисэ, другому желтоволосому тирану? Что же делать, крошки? Как бы мы ни старались, нам не удастся навеки освободиться от рыжих деспотов.

После птиц настал черёд заняться собой.

Всегда, когда погода солнечная, я мою волосы холодной водой и наслаждаюсь, высушивая их на солнце.

Сегодня я сделала то же самое: взобралась на сливу и подставила мокрую голову лёгкому весеннему ветерку. Волосы мои уже отросли и доходили почти до пояса. В Б… я не рассказывала своим приятельницам, почему у меня стриженые волосы. Они считали, что женщине неприлично быть стриженой, вернее, это большой недостаток. Я специально доставала у кого можно, даже у Хаджи-калфы, различные средства для укрепления волос. А потом каждый считал это личной заслугой и, доказывая кому-нибудь чудодейственность своих средств, ссылался на мои длинные, пышные кудри.

Слива находилась как раз на уровне окна, где стояли клетки. Птицы распевали на все лады, уставясь на солнце блестящими бусинками глаз. Я посвистывала, передразнивая их, и раскачивалась на тонкой ветке, как на качелях. Вдруг мой взгляд упал на окошко соседнего дома, и что я увидела!.. За мной наблюдал наш сосед, полковой молла Хафиз Курбан-эфенди. Круглые гноящиеся глазки светились на толстой физиономии, как лампадки в мечети. Не могу передать, как я перепугалась! Хоть бы одета была поприличнее, а то — ноги голые, белая рубашка с большим вырезом. Инстинктивно я запахнулась в тяжёлую копну волос и кубарем скатилась вниз. На моё счастье, деревце было невысокое. До моих ушей донёсся вопль соседа: «Аман, эй, — вах!» Упала ́я, больно было мн́е, а кричал Хафиз Курбан-эфенди!

Мой сосед, имени которого я не могу произносить без смеха, был пятидесятилетним полковым моллой. Он без конца хвастался своим богатством. Я была в хороших отношениях с его женой, красивой молодой черкешенкой (ей не исполнилось и тридцати), стройной и черноглазой. Это она взяла сегодня с собой на гулянье Мунисэ. Детей у соседей не было, поэтому женщина очень привязалась к маленькой шалунье и полюбила её, как родную дочь.

Сегодняшнее происшествие испортило мне настроение. Ах, как всё нехорошо получилось! Бог знает, что обо мне теперь подумает пожилой молла.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мои щёки горят от стыда, я чувствую, что покраснела до корней волос. Ах, господи! Стала учительницей, а всё ещё не избавилась от сумасбродных выходок. Недаром директор училища Реджеб-эфенди говорил: «Конечно, не дай аллах, но и к тебе когда-нибудь придёт смерть. Начнут хоронить, так ты имама рассмешишь, когда он будет читать надгробную молитву…»

Я намеревалась сегодня после обеда записать в дневник всё, что произошло за эти полгода. Бедный дневник не вынимался из портфеля с тех пор, как мы сюда приехали.