Решад Гюнтекин - Птичка певчая

• Название: Птичка певчая
• Автор: Решад Гюнтекин
• Издательство: Золак
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1991

Эта книга принесла автору мировое признание. Художественный фильм по мотивам этого произведения имел огромный успех у телезрителей.

В центре романа сложная судьба рано осиротевшей турецкой девушки. Несмотря на превратности судьбы, она своим трудом, упорством и добротой, добивается признания в обществе, к ней возвращается любовь.

---

Сегодня я отомстила всем. У меня были такие изящные, уверенные движения, что дамы не могли сдержать изумления и всё время исподтишка поглядывали в мою сторону. Я изредка тоже посматривала на окружающих. Но от этих взглядов вилки в их руках дрожали. Гости и хозяева давились и захлёбывались. Особенно осрамилась гувернантка с Бейоглу. Она, видимо, считала себя во много раз воспитаннее и образованнее всех этих неискушённых, невежественных женщин и хвасталась перед ними своим потешным французским языком. Поскольку я учительница, то она решила, что мы коллеги, и сочла своим профессиональным долгом помериться со мной силами. Ну и задала я ей жару! Она попыталась было спастись.

— Я плохо говорю по-турецки, — сказала она мне.

— Это ничего, мадемуазель, поговорим по-французски… — ответила я.

Гречанка стала говорить на французском языке. И тут я высмеяла её.

Словом, маленькая незаметная учительница начальной школы исчезла. Я снова превратилась в Чалыкушу, отчаянную, язвительную, безжалостную, которая доводила до слёз самых сладкоречивых учительниц пансиона «Dames de Sion».

Мы спорили с гувернанткой о правилах этикета. Она тут же запуталась. Ей не хватало знаний французского языка, и в конце концов она решила меня «уничтожить».

— А всё-таки мне приходилось бывать в самом высшем обществе. Я всё видела своими глазами.

Я насмешливо поглядела на неё и сказала:

— Да, но бывать — этого недостаточно. Человек должен жить в этом обществе естественной жизнью!

Выпад, надо сознаться, был лишён деликатности. Бедняжка изменилась в лице и поспешила убраться, сославшись на то, что она должна заниматься с одним из маленьких наследников паши.

Хозяйка дома, её дочери превратились в ягнят. Безобразная маска надменности и высокомерия слетела; женщины стали похожи на самих себя. И, откровенно говоря, это были совсем неплохие люди. Тогда и я приняла облик простой школьной учительницы, которая понимает своё положение и сознаёт его незначительность.

Ханым-эфенди и молодые барышни искренне просили, чтобы я почаще навещала их дом.

Я ответила:

— Иногда я буду вас беспокоить, не часто, конечно. Иначе люди подумают, что мне от вас что-нибудь надо.

Ханым-эфенди интересовалась моим происхождением, вызывая всячески на откровенность.

Я сказала, что родители мои из знатной семьи, но попали в бедственное положение.

— Ханым, дочь моя, — растрогалась хозяйка, — вы такая красивая, у вас столько достоинств! Вы можете стать невестой человека из очень благородной семьи.

— Может быть, ханым-эфенди, и существует такой человек, который хотел бы на мне жениться… Но я предпочитаю зарабатывать на жизнь собственным трудом. Ведь в этом нет ничего зазорного.

— А что бы вы сказали, если бы вас захотела удочерить очень приличная семья?

— Я, конечно, благодарю за честь, которой вы меня удостаиваете, но думаю, что не соглашусь.

Намерения хозяек дома я поняла только потом, когда выяснилось, что они пригласили меня не только для того, чтобы похвастаться своим богатством и пустить пыль в глаза.

Неожиданно старшей дочери захотелось показать мне сад. Он напоминал гостиную. Каких только не было тут цветов, деревьев, трав, кустов. На каждом шагу попадались цветочные горшки. И вот в небольшом искусственном лесочке, меж низкорослых молоденьких сосен…

Впрочем, чтобы всё было понятно, я вынуждена вернуться к случаю, который произошёл недели две назад.

По соседству со школьным садом, где ученицы бегают во время перемены, расположен огромный виноградник. Детвора растащила плетень, и теперь наш сад и виноградник представляют собой единое целое. В этом винограднике работало несколько батраков в красных повязках на голове. Во время перемен я наблюдала, как несчастные, обливаясь потом, ковыряют землю мотыгами.

В тот день, о котором идёт речь, я обратила внимание на молодого рабочего, который трудился вместе со всеми. Он был одет, как и остальные, но лицо, весь облик молодого человека выделяли его среди окружающих. Сквозь загар просвечивала благородная бледность, глаза светились каким-то особенным блеском. Больше всего меня поразили его руки — маленькие, изящные, как у женщины. Так как он, в отличие от остальных, был молод, мне неудобно было подходить к нему. Но юноша сам приблизился ко мне, сказал, что его мучает жажда, и попросил послать кого-нибудь из школьниц за водой.

Не выношу женщин-ханжей, которые бегают даже от петуха. Я не стала стесняться молодого человека (как-никак я школьная учительница) и сказала:

— Хорошо, сынок, погоди немного, сейчас схожу.

А про себя подумала: «Уверена, он из благородной семьи, которая впала в нищету».

Молодой рабочий был и застенчив, и в то же время смел. Разговаривая со мной, он заикался от смущения. Но, с другой стороны, задавал всё время очень странные вопросы: «Дешев́а ли здесь жизнь?.. Сурова ли зима?.. Много ли в Ч… яблок и груш?..» Молодой человек назвался приезжим.

Когда он пил воду, я думала, посмеиваясь: «Бедняга, наверно, придурковат…»

Этих подробностей достаточно, чтобы понять моё удивление, когда в саду паши, среди несчастных деревьев, которым выпала оскорбительная честь изображать сосновый лес, я столкнулась с тем самым бедным рабочим. Но сейчас он выглядел совсем иначе. Это был штабной офицер в чине капитана. На нём всё блестело: сабля, пуговицы, ордена, воротничок, зубы и даже напомаженные волосы. Он стоял между двух сосен, вытянувшись в струнку — даже гетры на его ногах, казалось, прилипли друг к другу, — задрав гордо подбородок, молодой человек словно позировал фотографу. У офицера были тоненькие усики; полуоткрытые губы обнажали ряд ослепительно белых зубов. Блестящие глаза смотрели смело. Казалось, молодой капитан вот-вот взмахнёт рукой, затянутой в белую перчатку, выхватит саблю и даст команду: «Смирно!»

Но я тут же поняла, что команду «смирно» офицер получил от других.

Нериме-ханым притворилась удивлённой.

— Ах, Ихсан, ты был здесь? Послушай, откуда ты взялся?

Старшая дочь паши так скверно сыграла свою роль, что в её голосе без труда можно было уловить: «Боже, как ясно, что мы лжём!»

Итак, на фоне оперных декораций нам предстояло разыграть смешную комедию. Для чего? Это я пойму позже. А пока надо было держаться как ни в чём не бывало, спокойно и смело.

Кажется, в генеральской семье очень любили делать сюрпризы. Но и я сегодня была настроена по-боевому и знала, что не растеряюсь ни перед какими фокусами. Очевидно, они ждали, что я застыжусь и убегу. Но я даже виду не подала.

Нериме сказала:

— Феридэ-ханым-эфенди, вы, как и мы, родом из Стамбула. Надеюсь, вы не заподозрите ничего дурного в том, что я представлю вам своего двоюродного и молочного брата Ихсана.

— Напротив, буду очень довольна, ханым-эфенди, — ответила я бесцеремонно и, не дав ей возможности говорить, представилась сама: — Феридэ Низамеддин, один из самых младших офицеров армии просвещения.

Молодому офицеру недолго удавалось сохранять бравую невозмутимость. И можно ли было винить его в этом? Маленькая школьная учительница увидела человека, с которым она несколько дней тому назад разговаривала, как с простым рабочим. Сегодня перед ней был блестящий, как солнце, офицер, красивый, точно сказочный принц… Она увидела его и не лишилась чувств. Поразительная вещь!..

Получилось наоборот, растерялся офицер. Видимо, он плохо усвоил церемонию приветствия, которой нас годами на все лады обучали в пансионе, словно это была основа основ всех наук. Рука офицера, поднятая, очевидно, для военного приветствия, повисла в воздухе. Ихсан-бей передумал, решив обменяться со мной рукопожатием, но тут увидел, что он в перчатках, и резко отдёрнул руку. Я даже подумала, уж не превратилась ли бедная перчатка в раскалённые угли.

Минут пять я о чём-то непринуждённо болтала с ним. Встречаясь со мной глазами, молодой человек стыдливо отводил их в сторону, видимо, вспоминал, как он в костюме чернорабочего просил у меня воды. Но я делала вид, будто ничего не помню и разговариваю с ним впервые.

Скоро мы с Нериме-ханым вернулись в дом. Дочь паши нерешительно спросила:

— Вы конечно узнали Ихсана, Феридэ-ханым?

Вот как! Значит, и ей был известен случай в школьном саду?

— Да, — ответила я просто, — узнала.

— Может, это что-нибудь говорит вам? Я хочу объяснить, в чём дело, ханым-эфенди. Ихсан поспорил со своими товарищами. Молодость!.. Что поделаешь, ханым-эфенди? Бывает…

Я не удержалась:

— Но с какой стати, ханым-эфенди?

Нериме-ханым покраснела и, стараясь скрыть смущение, засмеялась.

— Ханым-эфенди, некоторые офицеры встречают вас, когда вы возвращаетесь из школы. Они сказали, что вы очень красивы. Мы из Стамбула и, конечно, не считаем, как здешние жители, что подобные разговоры оскорбительны. Не так ли, моя красавица? Ихсан поспорил с товарищами: «Я непременно найду способ поговорить с этой учительницей…» Он не постеснялся переодеться в тряпьё батрака и выиграл пари. Странно, не правда ли?