Эд Макбейн - Там, где дым

• Название: Там, где дым
• Автор: Эд Макбейн
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002229-8

«Я – лейтенант полиции, в настоящее время нахожусь в отставке.

А прежде под моим командованием находился взвод детективов, восемнадцать человек. Наш участок был одним из самых беспокойных в городе. Я уволился, потому что наскучило... Кражи со взломом, ограбления прохожих, грабежи, изнасилования, поджоги, мелкие преступления, мошенничество, подлог, убийства топором, кинжалом, выкидным ножом, ножом для колки льда, при помощи яда, пистолета, ударом лопаты, молотка, бейсбольной битой, кулаком, удушение веревкой, преступные деяния и преступное бездействие – все это потеряло для меня свою первоначальную романтическую привлекательность. Со временем все на свете приедается...

На самом деле сожалею я лишь об одном.

Мне ни разу не пришлось расследовать дело, которое я бы не смог раскрыть. Я ни разу не встретился с идеальным преступлением...»

---

Генри теперь было двадцать три года, из них три с половиной он провел в заключении – благодаря мне. Я взял его при попытке ограбления бакалейной лавки. Тогда ему было девятнадцать; вначале он был членом уличной банды молодых хулиганов, потом дорос до героина – вкалывал его себе на тридцать долларов в день, что составляло двести десять в неделю. Такую привычку иметь не просто, если только вы не занимаетесь регулярно грабежами, кражами со взломом, не вымогаете деньги у хозяев портняжных мастерских, магазинчиков, торгующих спиртным, – другими словами, вам необходимо как-то пополнять свой несуществующий бюджет. Генри не признался ни в чем, кроме попытки ограбить бакалейную лавку, но этого хватило для приговора на десять лет. Впоследствии ему сократили срок до трех с половиной за хорошее поведение.

Как бывший полицейский, я знаю, что большинство тюрем представляют собой средневековые крысиные норы, в которых готовятся и выращиваются уголовники и гомосексуалисты. Эти крысиные норы бросают вызов всему человечному, они – острова в обществе, стремящемся лелеять свои идеалы и быть гуманным и великим. Чудо, произошедшее с Генри, состоит в том, что он не только выжил в тюремной системе, но и остался в выигрыше. Начать с того, что он бросил привычку колоться, а это само по себе уже является немалым достижением в исправительном учреждении, где наркотики почти так же доступны, как на улице. Он не выучился профессии (если только вы не считаете, что работа в тюремной прачечной подготовила его к хорошему заработку за пределами тюрьмы), однако заочно окончил среднюю школу и, выйдя на свободу в начале 1973 года, тотчас поступил на курсы мастеров по ремонту телевизоров.

Некоторые скептики полагают, что телевизионные мастера – еще более крупные воры, чем вооруженные грабители, но факт остается фактом: Генри Гаравелли открыл свое собственное дело вскоре после окончания курсов и последние восемнадцать месяцев честно зарабатывал себе на жизнь. Удивительное заключалось в том, что он был благодарен мне за арест. Он считал свой арест случайностью; его более «удачливые» дружки, избежавшие ареста, продолжали заниматься тем же – грабили, воровали, просили милостыню, чтобы удовлетворять свои дорогие привычки. Я же арестовал его только потому, что он грабил бакалейную лавку, я – полицейский, просто выполнял свои обязанности. Но со своей стороны Генри считал себя в долгу передо мной и из кожи вон лез – как, например, год назад, когда я искал украденные побрякушки графини, – раздобыть информацию для меня или выполнить работу, требующую беготни, и таким образом помочь расследованию. В тот раз ему очень понравилось работать на меня. Он чувствовал себя как сверхсекретный агент, без помощи которого графиня не дай-то Бог вернется к себе в Мюнхен без своих сокровищ.

Разница в возрасте между нами больше двадцати лет. Но едва ли это объясняет сыновний характер его отношения ко мне. Конечно, я холостяк, и своих детей у меня нет... Отчасти объяснение в этом. Родного отца Генри убили в пьяной драке, когда Генри было восемь, – может, это тоже как-то повлияло на наши отношения. А может, благодарный Генри всего лишь подражал мне, пытаясь найти украденные бриллианты, и, может, я всего лишь обучал его приемам своей профессии – передавал, так сказать, семейную традицию. Последователь Фрейда наверняка увидел бы какой-то смысл в том факте, что Генри помогал бывшему полицейскому, который отправил его в тюрьму. Не говоря уже о том, что полицейские с детства портили жизнь маленькому Генри. А в тюрьме надзиратели продолжали в том же духе. Кто знает? Но мы нравились друг другу. Мы доверяли друг другу. И этого было достаточно.

Голубоглазый, как миланец, низенький, смуглый и чернокудрый, как неаполитанец, обладатель носа, каким гордился бы любой римлянин, Генри задал вопрос по существу так же прямо, как сицилиец:

– Что тебя так давно не видно?

– Был в отъезде, – ответил я. – Отдыхал.

– Так ты вернулся? Отчего же не позвонил мне, я бы с радостью помог в каком-нибудь дельце. В одном, в другом.

– А как твои дела? Кисло?

– Ужасно. Стало трудно зарабатывать. Прежде тут... один парень, чуть что у него с телевизором, сразу несся ко мне. А теперь из-за этого хмыря в Белом доме никто не желает чинить ящики, пока трубка показывает хоть какую-нибудь картинку. Уже подумываю – не приняться ли мне снова за бакалейные лавки, – он ухмыльнулся.

– Неплохая мысль, – сказал я. – А сейчас ты, может, согласишься помочь мне в одном жутком дельце?

– Как? – Он вопросительно поднял брови. – Что за дельце?

– Покойника стибрили. Из морга Абнера Буна на Хеннеси-стрит. Часа в три ночи. Не знаю, кто стибрил и зачем. Держи ухо востро. Глядишь, слушок какой услышишь. Дело необычное...

– Н-да, стибрили жмурика... – задумчиво произнес Генри.

– Вчера вечером в аварии на дороге погиб некий Энтони Гибсон. Сын думает, что отца убили. Покойник задолжал двенадцать тысяч, и кредиторы наседали. Конечно, сомнительно...

– Я знаю кого-нибудь из них?

– У меня только смутное описание, Генри. Один, кажется, похож на меня ростом и сложением, на лице – шрам. Другой – низенький и темненький.

– Ты думаешь, это они стибрили жмурика?

– Как знать? Ни в чем нельзя быть уверенным. Покойник им денег не отдал. Может, они хотят выбить должок из его близких.

– Словно требуют выкуп за похищенного человека. Только фраер уже сыграл в ящик.

– Точно так.

– В таком случае они вскоре должны попросить двенадцать тысяч выкупа.

– Если они те самые, кто это сделал.

– Отлично, – сказал Генри. – Когда Гибсон подписал свою расписку?

– В июле. При игре в покер.

– Где?

– Не знаю.

– Когда тебе все это нужно?

– Сейчас.

Генри поглядел на часы.

– Сейчас всего четверть двенадцатого, – сказал он. – Все бандиты, кого я знаю, еще спят. Где я тебя найду позже?

– Можешь позвонить мне домой и оставить сообщение. У тебя есть мой телефон?

– Записан навечно – татуировка в мозгах, – ухмыльнулся Генри.

Глава 5

Когда в городе осуществлялась массированная программа перестройки и обновления, оказался обойденным полицейский участок – тот, что сейчас подчинялся капитану полиции Фердинанду Купере. Иными словами, этот участок никуда не сдвинулся с того самого места, где он был построен в 1927 году. И хотя ежегодно его заново покрывали изнутри светло-зеленой краской, трудно было скрыть обветшалость здания. Для любого полицейского участка характерно, что он используется двадцать четыре часа в сутки разными сменами детективов, полицейскими в форме, клерками, уголовниками и жертвами. Мебель, кондиционеры, печатные машинки, телефоны, камеры предварительного заключения, шкафчики индивидуального пользования, автомат с кока-колой и туалеты – никогда не знают отдыха. При таком постоянном использовании остается только удивляться, что все эти полицейские участки, включая новые, гладенькие, из желтого кирпича, на строительство которых город потратил огромные средства, – выживают вообще.

Я поднялся по широким ступеням к двойным деревянным дверям – слева и справа от лестницы располагались два зеленых шара с белыми цифрами «12». Патрульный остановил меня у дежурной комнаты, и я показал ему золотой значок.

– С кем именно вы хотите встретиться, лейтенант? – спросил он.

Я объяснил, что пришел к капитану Купере, и прошел к знакомому письменному столу, точно такому же, как тот, в другом участке, за которым я провел двадцать четыре года моей профессиональной работы. За высоким деревянным столом сидел сержант и читал журнал. Я остановился перед медными перилами, отделяющими стол от меня, прочитал надпись, рекомендовавшую всем посетителям излагать свое дело сержанту, увидел электрическое табло с сигнальными красными лампочками, вспыхивающими при открывании камер, увидел доску, увешанную ключами, увидел батарею телефонов на столе сержанта, график дежурств, календарь и список личного состава – увидел все это и не ощутил ни малейшего признака ностальгии.

– Чем могу вам помочь? – поднял глаза сержант.

Я показал ему значок, объяснил, кто я есть, и сказал, что хочу видеть капитана. Он снял трубку, коротко переговорил с Куперой и спросил меня, найду ли я дорогу к нему сам. Я заверил его, что справлюсь, и зашагал через дежурную комнату, мимо курьерской, мимо канцелярии, мимо комнаты отдыха, где патрульный в майке сидел и пил дымящийся кофе из кружки – китель он повесил на спинку стула. Я постучал в дверь с матовым стеклом и надписью «Начальник участка».

– Входите! – крикнул Купера, я открыл дверь и вошел. Его кабинет показался мне крупнее, чем тот, что занимал я на втором этаже в моем участке. Очень подходящая комната для работы – лучше, чем у меня. У меня в подчинении было всего восемнадцать детективов, а у Куперы – целый участок, двести полицейских, включая в штатском, над которыми у него было больше власти, чем у детектива-лейтенанта. Он сидел за столом, доверху заваленном бумагами. В комнате было четыре окна с решетками. Два были открыты, и через них внутрь проникал нежный сентябрьский ветерок. Солнечные лучи падали на кресло перед столом. Купера встал, протянул мне руку и сказал: