Василий Шепетнёв - Чёрная земля-2 дети Луны

• Название: Чёрная земля-2 дети Луны
• Автор: Василий Шепетнёв
• Жанр: Детектив

Корней Петрович Ропоткин — хирург в больнице райцентра Тёплое Черноземской области, а по совместительству судмедэксперт в местной милиции. Однажды ночью ему приходится присоединиться к опергруппе, чтобы осмотреть труп в отдалённом колхозе Волчья Дубрава. Женщина убита необычно — деревянным колом. Ещё более странно, однако, то, что через сутки труп исчезает из прозекторской, и вместе с ним пропадает сторож морга. А ведь события ещё только начинаются...

 Повесть напечатана в журнале Искатель № 01/2011

---

– Нет. Но, знаете, учитывая привычки нашего профессора, искать лучше не торопясь. Во всяком случае, искать с милицией. Найдут, а как он мертвецки пьян? И больнице позор, и ему.

В словах Виктора Петровича была сермяжная правда.  На улице-то он не лежит, нашли бы уже, а вот у какой-нибудь  молодки…

Я покинул кабинет  в печали и тревоге.  Не понравилось мне исчезновение Алексея Васильевича. Ничего не сказал, взял да и уехал. И потом, как он узнал про сестру? Телефон не работает, электричества нет. 

Я пошел домой. Поработал, и будет. Одной переработки с начала месяца вышло часов… – я попытался подсчитать и не смог. Совсем плохая голова. Еще и запуганная.

Одним страхом меньше стало после встречи с Соколовым – тот ехал на велосипеде  навстречу. В магазин, не иначе, ездил, в северный. Там хлеб на полтинник дешевле, чем в южном, который к нему ближе, макароны, масло – на рубль. Небольшая ныне денежка – полтинники да рубли, а если на триста шестьдесят пять дней умножить, даже на триста шестьдесят шесть, если год високосный, уже сумма. Особенно для Соколова. Районный спорткомитет не олимпийский, не до жиру.

– Видел, главный ваш семью в машину посадил, да и поехал, – сказал он мне.

– Куда поехал?

– По дороге в Черноземск, а там – кто знает. Я почему внимание обратил: жена его спрашивала, куда спешим, а он на нее – зверь зверем, торопись, мол, дура.

– Так и сказал – дура?

– Нет. Крепче. Но упор был на слове «торопись».

Я рассказал про попавшую в аварию сестру.

–  Может быть. Но тогда брать жену и ребенка  вовсе не обязательно.  Не на похороны же… И потом, знаешь, не он первый уехал сегодня, ваш главный.

– В каком смысле – не первый?

– Да все начальство, кто вчера на ночь глядя, кто сегодня спозаранку вместе с чадами и домочадцами, кто победнее – на одной машине, кто побогаче – на трех рванули из района, словно советская власть вернулась.  Говорят, подобное было в Припяти в восемьдесят шестом.

– В Припяти? А что у нас в Припяти?

– У нас уже ничего. А у украинцев саркофаг стоит над четвертым блоком.

– Ну… Это ты хватил. До ближайшей атомной станции километров двести. И не слышал я ничего… Гражданская оборона опять же молчит.

– Она всегда молчит, – и Соколов поехал в присутствие или даже домой. 

А я пошел к себе.

Если нет автомобиля, то, быть может, стоит купить велосипед?

Не такой, как у Соколова, а – горный.

Буду на нем по горам ездить. В отпуск поеду куда-нибудь в Альпы. Или на Валдайскую возвышенность. А для Маркизы приспособлю корзину на багажник.

То-то будет весело, то-то хорошо!

Глава 9.

Видно, не судьба мне поспать вволю. У самого дома нагнал милицейский Уазик, и Ракитин, приоткрыв дверцу предложил:

– Подвезти?

– Да вот он, мой дом, будто не знаешь.

– Тогда зови в гости.

– Заходи, коли того… Пришел…

Николай выпрыгнул наружу, бодрый, энергичный, собранный. Мне стало досадно: отчего я такой квелый, словно вчерашнее картофельное пюре? Тоже хочу порхать и сереньким чирикать перепелом. Наступит ли время?

Отпустив машину (я едва успел сделать ручкой Степан Степанычу, водителю), он зашагал быстро и пружинисто, заставляя меня еще больше пожалеть о лишних килограммах и пренебрежении утренней гимнастикой. Еще и бегать похвально, по утрам, вслед уходящей ночи. В кроссовках от известной фирмы или даже босиком, по примеру Ивана Харитоновича. Стекло вот только мешает, битое стекло. А то бы побежал, слово даю, побежал, присоединившись к адептам босикомства. К их чести нужно сказать, что босикомцы не только не сорят, не только других призывают уважать землю, но и убирают ее при каждом удобном случае. Если увидишь в Теплом человека с ведерком, по пути подбирающем в него всякую дрянь, особенно битое стекло, то сразу ясно – босикомец!

Догнав у подъезда Ракитина, я придержал капитана за рукав:

– Вот здесь вчера некто напал на нашу санитарку, бабу Настю и нанес ей телесные повреждения. Искусал, проще говоря.

– Сильно искусал?

– Пришлось оперировать, переливать кровь.

– Она здесь…

– Она за мной приходила, из больницы. Ждала, пока я денусь. А некто на нее и напал. Я вышел, выстрелил из твоего пистолета.

– Из твоего, – поправил Ракитин.

– Выстрелил, он и убежал. Хороший газ, однако.

– Хороший, – лаконично ответил Николай. – Потерпевшая в сознании?

– Когда я уходил – спала после операции. Последствия шока.

– Ты думаешь, шока?

– Что ж еще? – удивился я.

– Очень надеюсь, что ты прав. Ладно зови меня внутрь.

Но пока я у двери шарил по карманам в поисках ключа, открылась дверь напротив, и выглянул Володя.

-А, Корней Петрович! – он юркнул назад и вышел уже с туристским топориком. – Давеча вы в машине оставили.

Не глядя на капитана, я взял топор.

– Как там старушка?

– Жива, спасибо, что подвез, – я торопливо открыл дверь.

Навстречу выскочила Маркиза, встала на задние лапы и обняла меня. Ну, не меня всего, а левую ногу.

– Понимающая кошка, – деликатно сказал капитан.

Вода, по счастью, была. Вместо электромотора трактор приспособили, иначе водокачка опустела бы в три часа. Мы, теплинские, смекалистые!

Посадив кошку на табуретку, я вымыл руки и заглянул в холодильник. Одно название, что холодильник – хранил я в нем продукты стратегического резерва, которым тепло не страшно. Преимущественно консервы.

И початую «Гжелку».

– Ты теплую водку пьешь?

– Я даже горячую пью. Наливай.

Но я все-таки прежде открыл «кальмары в собственном соку», «сайру тихоокеанскую» и нарезал черствого хлеба. Потом налил и водку. В один стакан.

– А себе?

– Перемирие у меня с водкой.

– Ага, понятно, – он выпил, закусил кальмаром, сайрой тоже не побрезговал. Потом налил уже сам, потом еще. Обе банки смолотил, а бутылку уполовинил.

– Я, понимаешь, с дежурства, как и ты, потому голодный. Прослышал, здесь пальба была, решил проведать. А ты не промах, еще и с топором! Отбил старушку.

Я скромно убрал топорик за холодильник.

– Если серьезно, то знай, ты поступил совершенно верно. И учти, в данном случае ничто не может считаться превышением обороны.

– В каком – данном?

– В этом самом. На твоих глазах напали на старушку… Кстати, ты разглядел нападавшего?

– Какое. Испугался, выстрелил. Инстинктивно. 

– Инстинкты у тебя здоровые. И потому, действительно, объявить перемирие водке – идея своевременная.

– Еще бы. Ведь четверо пропали на моих глазах.

– Четверо?

Я перечислил – невропатолог и трое из «Скорой», что поехали в Соколовку.

– Забыл, – укоризненно покачал головой Николай.

– Кого?

– Уж не знаю, как правильней, кого или что…

– Ты имеешь в виду пропавший труп?

– С него, похоже, все и началось.

– «Пост хок эрго протпер хок» – блеснул я остатками институтской латыни.

– Кто пил, я или ты? Попрошу не выражаться на непонятных языках.

– «После этого – значит, вследствие этого», – перевел я.

– Пожалуй, не совсем так, – после короткого раздумья ответил Ракитин. – Скорее, все это – звенья одной цепи.

– Цепи? Какой-то безумец убивает женщину самым диким способом, словно она упырь из легенд. Потом он же, или другой безумец – или группа – похищают тело из морга.  Одновременно, но совсем не обязательно в связи с похищением тела, исчезает больничный сторож, который, однако, вскоре обнаруживается у себя в сарае, повредившимся в рассудке. Спонтанная ликантропия – он, вообразив себя волком, кусает жену и нашего  невропатолога. Доктор, накачав   сторожа снотворным, отправляет того в областную психиатрическую больницу. Но и больной, и санитар, и водитель, едва отъехав,  из машины куда-то исчезают. Невропатолог навещает меня, после чего тоже исчезает. Глубокой ночью у подъезда моего дома на санитарку нападает неопознанное лицо.  Я верно излагаю?

– Ты, Корней Петрович, перечти Конан-Дойля. Здорово помогает.

– С каких пор российская милиция чистит себя под Шерлоком Холмсом?

– Не остри. Устами Шерлока Конин Дойл говорит очень умную вещь: отбрось невозможное, и оставшееся, каким бы невероятной оно не казалось, и будет истиной.  Допусти: жертва убийства в самом деле была упырем. И тогда связь между событиями становится очевидной, – Николай говорил тоном насмешливым, несерьезным, словно расплачиваясь балагурством за выпитое и съеденное.

Я решил поддержать шутку.

– Тогда дела наши плохи. Святой воды нет, а, главное, статьи нет в уголовном кодексе насчет упырей. А нет статьи – нет и преступления. Если упырство – или упырячество, как правильно? – не запрещено, следовательно, оно разрешено.  

– Ты, Корней Петрович, когда-нибудь слышал о секретных статьях уголовного кодекса? Уверен – нет, иначе бы серьезнее отнесся к предположению более сведущего в подобных делах товарища, – он встал, потянулся, всласть, с хрустом. – Пойду я. Нужно добровольную народную дружину возрождать. Пока в отдельно взятом районе.