Дарья Конoненко - Ответ большевику Дыбенко

• Название: Ответ большевику Дыбенко
• Автор: Дарья Конoненко
• Жанр: Альтернативная история

Перша частина науково-фантастичного роману у жанрі альтернативної історії про двох наших сучасників, що вирішили змінити минуле, але самі стали непомітними бійцями тієї армії, на яку вони не розраховували.

Первая часть научно-фантастического романа в жанре альтернативной истории про двух наших современников, которые решили изменить прошлое, но сами стали неприметными бойцами той армии, на которую они и не рассчитывали.

---

Комиссар испугался. Он ожидал допроса, но никого из командования не было, а охранник был то ли тупой, то ли глухой, то ли все сразу. На агитацию не поддавался, даже на страдания индокитайских женщин не отреагировал. Да и было ли у анархистов командование? Этот тип на кухне что–то разбил. Не сбежишь ведь, скрутили, как колбасу.

Палий задумчиво оглядел лимонку, с которой капало подсолнечное масло, осколки кувшина, который какая–то дура поставила на самый краешек стола и комиссара. Что–то не сходилось. Похоже, не влезет даже с маслом. Да и руки потом мыть надо.

Комиссар был ухвачен за шиворот и поставлен на четвереньки. Ну это уже безобразие. Мало ему того, что он анархист, так он еще и педераст! Палий облизал масло с пальцев, выдернул из комиссарских штанов ремень, хороший ремешок, с серебром. Можно будет продать. Или подарить какой–нибудь девке. Сорвал чеку, сунул гранату за пояс вражьих штанов и рванул из хаты так быстро, как только мог. Взрыв получился приглушенным.

– Что за? – Паша старался не попадаться на глаза Крысюку. Восемь ящиков металлолома. Бедные хлопцы. Можно же было уйти. Прогрессор твердо решил напиться, как свинья, раз с самоубийством не вышло. Тоже метод. Может, случится прободение язвы желудка.

– Какой извращенец изгадил потолок кишками? – командир Николаев всего–то хотел отдохнуть и, возможно, допросить контру. Но после зашивания скальпа и ну очень интересного перелома ключицы, ну хоть в учебник, с подзаголовком: «это уметь надо!» ему не хотелось лишней крови. Легкоранеными занимался Яковлев. Человек тридцать, подпортили молодняку шкурки. Ничего, зато будет что рассказать.

– Как? – Паша не сразу понял, что это не шутка.

– Молча. Сунул ему в задницу гранату, или там в штаны кинул и удрал. И теперь кто–то будет мыть пол. И белить потолок. И искать мешок, чтоб похоронить вот это, – эсер ткнул верхнюю, неповрежденную, часть комиссара ногой. Бывший студент уже понял, что зря пришел посмотреть на результат. Дверь, стена, пол и даже потолок были заляпаны кровью и кусками мяса. Были ли там кишки – медику виднее. Паша поспешно выскочил на улицу. Только блевотины там недоставало.

– Приспичило? – вот только его и не хватало. Крысюк. Стоит и курит. Прогрессор чуть его с ног не сбил.

– Зачем это делать?

– Что делать? – Крысюк особо не страдал.

– Ну комиссар ведь в плен сдался.

– Сам виноват. Жалко, что чекистов под рукой нет. Они так смешно верещат. Еще офицерье хорошо стрелять. Они сначала корчат из себя героев, а потом точно так же дохнут.

– А остальных красноармейцев тоже?

– Мокроусова с дружками? Та пусть себе живут. Граната в штаны – то смерть легкая. Вот повесить или расстрелять по разному можна.

Паша икнул. Только–только отдышался, так опять про всякую гадость слушать. Ага, Палий, с бутербродом и мешком. Сало жрет. Везет же некоторым.

– Догадался полудурок, – пробормотал Крысюк ему вслед. Паша вспомнил одну вещь.

– А что значит «байстрюк»?

– Ублюдок. Незаконный ребенок, если про человека. Ублюдок – то про скотину больше.

– И что?

– Да когда как. Когда нормальное, а когда и отакое получается.

– Ага. Звероподобное и тупое.

Крысюк задумчиво свернул вторую козью ножку.

– Вот он как раз не тупой. Немцев палил только так, аж шкварчало!

– Что он с немцами делал?

– Палил. Поджигал хаты, сараи, офицера в бане поджарил. Мне Радченко рассказал. А его и словили из–за офицера. Люди прибежали, пожар тушить, а он стоит и лыбится, глаз оторвать не может. Немцы ж тоже не пальцем деланные, сообразили, чья работа.

– И дальше?

– Да у него спроси, когда он убирать закончит. Зря гранату спортил.

Ситуация выглядела еще мерзопакостнее, чем самые худшие предположения – ни оружия в достаточном количестве, ни боеприпасов, ни шансов, особенно в компании вот такого порождения матушки природы. А почему он незаконный? Да только про такие вещи спрашивать неудобно. Особенно у человека, который до двух часов ночи отмывал комнату от комиссарского тела.

Утро выдалось непонятно–серым. Повстанцы выискивали, чего б пожевать, и заодно – комнезам. Что это, прогрессор не понял. Да и он прошлой ночью не выспался. Блох нет, над ухом никто не храпит, на голову не капает – спи себе, а нет. Не выходит. Страшно. Тяжко. Шуршит что–то. Или кто–то. Тварь безымянная, черная, аморфная. Выпьет кровь, вынет сердце, выковыряет мозг. Вот только нет такой твари на свете, а есть командир, который ничего своему подчиненному не сделал. Ровным счетом ничего. Паша бы с удовольствием поучаствовал в расстреле садиста доморощенного. А красноармейцы, тем не менее, живые. Плюнули на присягу да посрезали разговоры с шинелей. И кто они теперь получаются? Более того, вороновцы разбрелись домой, до хаты. А Палий тогда своих не сдал, погоны не нацепил. Комедия абсурда. Помяни черта! Навстречу идет.

Прогрессор шарахнулся в сторону. Идея дезертировать отсюда как можно дальше казалась не такой уж и плохой. Вот только куда? И белые – враги, и красных убивать пришлось.

– Телихенция опять страдает.

Он что, мысли читает? Еще этого не хватало!

– Не твое дело, садист.

– Куда садиться? На тын? Сам там и сиди. Подобралась парочка!

– Парочка?

– Ты видел, как этот гимназист курку резал?

– Что смешного в том, чтоб зарезать курицу?

– Сначала он взял топор. Здоровый такой колун, я с трудом поднимаю. Потом он взял тесак поменьше, пошел во двор, поймал маленькую, тощенькую, рябенькую

курку. И она его так по руке долбанула, что он и тесак потерял.

– Быдло и садист.

– Куда я сесть должен? А телихенция нарывается, – Палий рванул наган из кобуры.

Паша обреченно потянулся за своим.

– Телихенция хочет дуэль? Ты шо, гусар з Сумского гусарского полка?

– Какие мы умные слова знаем!

– Хлопцы, я вам не мешаю? – командир. С автоматом в руках. Палий лениво спрятал наган.

– И куда он мне садиться предлагает?

– Никуда. Он тебя обозвал половым извращенцем, который получает удовлетворение от причинения страданий женщинам. Это называется «садист».

Палий посмотрел на прогрессора в упор. Паше стало не по себе.

– Я женщин не бью. Ни разу не ударил. Ни одну.

– Я не в том смысле! – Паша понял, что сейчас его будут бить, – комиссара зачем гранатой?

– Нет, можно было бы похоронить его заживо и не изгадить всю комнату, – командир не испытывал по этому поводу угрызений совести, – чистоплюй ты наш. Ручки запачкать боишься лишний раз. Глиста в человеческом обличье жалеешь. Да и глиста можно в формалин засунуть да людям показывать, а от комиссаров один вред и бред. Сознательный боец сам понимает, зачем и за кого ему воевать и надо ли вообще воевать. И сознательный боец не расходует боеприпас зря. — Палий хмыкнул.

С таким же успехом можно было читать мораль Барсику. Да и то кот умел уползать под диван с подавленным выражением морды. Хорошо еще, что кота к маме перевез. Они прекрасно ладят. Зараза сиамская, мне тебя не хватает. А здешних кошек гладить опасно для здоровья. Вот одна у забора сидит. Чешется. Серая да тощая.

– Кысь–кысь.

Ну хоть кошку оставь в покое. А нет. Она об Палия трется и урчит. Глупое животное. Нашла к кому ластиться.

– Да, кстати, у Бондаренчихи самогон не берите. Она на мухоморах настаивает.

Паша подавил желание послать этих двоих куда подальше. И заодно пожалел, что не захватил хотя бы дешевенький «Полароид». Сфотографировать бы да подписать «У нас блохи!» Палий и сам чешется, и кошку гладит одновременно. Сейчас умру от умиления.

Откуда–то донесся запредельный визг. Эсер дернулся.

– Та то Бондаренки свинью в тачку запрягают. Еще спрашивали, нет ли у меня лишнего пулемета.

– Они ненормальные?

– Дети як дети. Одинаковые разве что.

– Угу. Тройняшки.

– Ты ж грамотный? – командир стоит близко, уставился внимательно, будто никогда человека в шинели не видел. Вот уж манера в угол загонять. И улыбочка кривая, неприятная. А нечего было в бурной студенческой юности шататься по трактирам. Вот и схлопотал чем–то острым по физиономии, до сих пор заметно.

Паше очень захотелось сказать «нет».

Палий стал потихонечку отступать куда–то в район коровника. Или свинарника. Что там у хозяина водится? Почти по земле стелется.

– Стоять! И куда ж тебя несет? Без тебя комнезам найдут.

Прогрессор и так стоял спиной к забору и недоумевал. Интонация командира ему не нравилась. Обычно таким голосом декан зачитывал оценки за контрольную.

– Роман, ты ж вроде вчера обещал гимназисту уши оторвать, если он еще раз про свою гимназию вспомнит. Люди деньги платят, а оно выкаблучивается. Не так, что ли?