Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

— Ну нет, — возразил Сингх с презрением в голосе. — Я отнюдь не сторонник Ганди, но смею считать себя патриотом.

— А ты когда-нибудь встречался с Ганди? — спросил Деби-даял.

— Не встречался. Но я видел его. Он был как… бог! — вдруг вырвалось у Гьяна. — Только он один способен привести нас к победе. Даже Неру стал его учеником, да что там… вся страна. Если есть у нас какая-то надежда на освобождение, то она в его движении, в ненасилии.

Сингх покачал головой.

— Сколько вреда принес этот человек своей гипнотической силой! Приведите мне хотя бы один исторический пример, назовите хотя бы одну страну, которая сбросила иноземное иго без войны, без насилия?

Сердясь на самого себя, Гьян пытался найти ответ. Он взглянул на Сингха. Этот тип сам носит традиционную бороду сикха, а издевался над его, Гьяна, ладанкой. Да еще пытается его переспорить.

— Ганди — бог, — заявил Гьян вызывающе. — Только он принесет свободу Индии.

— Хотя бы один пример? — повторил Сингх, словно не слыша. — Всего лишь один. — Он мотнул головой и сам ответил на свой вопрос: — Не существует такого примера. Свободу надо завоевать. Завоевать жертвами. Нужно пролить свою кровь, а не отказываться от мелких удобств и напяливать белые шапки. И за это нужно сидеть в тюрьме. Вспомните Америку — Соединенные Штаты! Они решились воевать. Или Турцию! Или даже нашего Шиваджи[7]… Ненасилие — философия овец, кредо трусов. Это самая большая опасность для нашей родины.

Сингх говорил с жаром, его голос стал пронзительным, как у разгневанного проповедника. Едва заметный отсвет заката на суровом, обрамленном черной бородой лице делал его похожим на пророка или на человека, которого сжигает какая-то тайная страсть.

— Нет, — продолжал Сингх, — этого нигде не было, и этого не может быть у нас! Ганди отнимает у людей мужество, превращает их в овец, в скотину. Этим он лишь умножит число жертв. Миллион людей погибнет, миллион — говорю я вам! Вместо каждого, кто погиб бы в борьбе за свободу, Ганди погубит десять человек. Вот что принесет Индии ненасилие!

Ветер, и песок, и отблески умирающего солнца придавали особое значение его словам. Пророк предостерегал беспечное человечество: «Миллион погибнет! Миллион!»

В таком духе они рассуждают всегда. Но сегодня это звучало необычно. У Гьяна возникло необъяснимое чувство протеста, в нем поднималась волна ненависти к этому странному парню с бородой. Ненависти или страха? Он, казалось, воочию увидел лицо зла, услышал голос темной силы.

Гьян вздрогнул, пытаясь стряхнуть с себя гипнотические чары, исходившие от этого человека. Надо было вспомнить факты, опровергающие его ложные аргументы, и он сердился на себя, не находя убедительного ответа.

— Ты в самом деле серьезно веришь во все это? — спросил Деби-даял.

— Верю ли я в ненасилие? Всей душой! — твердо ответил Гьян. — Только Махатма приведет нас к свободе — по пути ненасилия, по пути ахимсы.

Сингх между тем все покачивал головой.

— Пустая трата времени, — пробормотал он, обращаясь к Деби-даялу. — Нам следовало бы знать. Эти ребята из колледжей куда легче присоединяются к Ганди, чем к нам. Он им понятнее и привлекательнее. Они прячут свою трусость за разговорами о ненасилии, а дальше не желают ступить ни шагу.

— Ахимса — благороднейшая из всех доктрин, — отрезал Гьян, словно ужаленный насмешками Сингха. — Нет на свете ничего более святого. Ни один человек не имеет права поднять руку на другого ни по какому поводу. Я сам никогда не сделаю этого. Ненасилие требует решимости. Оно не для слабых.

— О, — прервал его Босу, — вот и наши девушки!

Было приятно смотреть на них, когда они показались из-за изгиба реки, весело смеющиеся, не подозревавшие, что для мужчин пикник окончательно испорчен. Девушки принялись распаковывать и раскладывать на скатертях привезенные с собой свертки с кебабом, поджаренными хлебцами, соленьями, цыплятами. Босу разжег костер, чтобы сварить кофе.

В небе появилась луна, похожая на огромный бледный лимон. Деби-даял снова разлил пиво по стаканам. Толстушка тихонько запела, распространяя уже совсем иные чары. Мало-помалу и остальные начали мягко, в такт, прихлопывать в ладоши и присоединились к ее песне.

Возвращение

Поезд мчался мимо знакомых Гьяну холмов, задыхаясь на подъемах, лязгая и трясясь на поворотах. Ритм движения менялся. Сейчас будет свисток — поезд пересекал шоссе. До станции Пачвад оставалось не больше пяти миль.

Вот и свисток — две ноты хорошо знакомой музыки. Гьян берег последнюю сигарету. Теперь он вытащил ее и закурил, глубоко затягиваясь и наполняя легкие дымом, прежде чем выпустить его колечками на волю слабого бриза.

Эта сигарета должна стать для него последней на целых три месяца. На каникулах он курить не будет.

Аджи была бы совершенно поражена, если бы вдруг обнаружила, что он курит. Но в общем-то не это его беспокоило — каждому из нас так легко поразить свою бабушку! Она бы еще больше изумилась, сообщи он ей, что не носит в колледже джанву. А курить на каникулах он не будет из-за брата Харию

Не потому, что Хари стал бы возражать. На этот счет можно быть спокойным. Хари никогда не возражает Гьяну. Он только снисходительно улыбнется и попытается объяснить Аджи, что в последнем классе колледжа всем приходится курить — это помогает сосредоточиться. Он даже предложит увеличить сумму карманных денег, чтобы брату не приходилось из-за сигарет в чем-то себе отказывать. И как-нибудь уж выкроит эту прибавку.

Как ни странно, именно поэтому Хари и не должен знать, что брат курит. Ему самому ведь пришлось оставить учение, когда умер их отец, но его преклонение перед наукой безгранично. Хари обходится тремя набедренными повязками в год, таскает зимой латаные штаны и не помнит, когда покупал себе теплый пиджак. Зато его брат Гьян может учиться в колледже и жить не хуже других.

Разумеется, Хари не имеет никакого представления о том, как живут некоторые другие студенты колледжа, действительно обеспеченные. Они играют в теннис, со знанием дела болтают о дансингах и дорогих ресторанах, покупают только в «Уайт вэйз» и «Арми энд нэви сторз»[8], носят фланелевую, шелковую, кожаную одежду, прогуливаются с девушками. Они богаты, самоуверенны, у некоторых даже собственные машины, как у Деби-даяла.

В колледже все заняты отнюдь не только высиживанием дипломов. Учение — лишь часть того, что вам предлагает колледж. И не самая важная часть. Чтобы воспринять все прелести колледжа, нужно принадлежать к блестящему, избранному кружку студентов, которые купаются в богатстве и занимаются спортом. Но большую часть времени вы лишь поглядываете на них издалека, будто глазеете в витрины универмага «Уайт вэйз».

И все же, если к ним приглядеться, это славные ребята, дружелюбные и не чванливые. Правда, они стараются держаться своего круга. Но это, пожалуй, из-за того, что они слишком уверены в своей принадлежности к сильным мира сего. Зато, когда случается поговорить с ними, они приветливы и не выказывают своего превосходства. Все они изнеженные, импульсивные, нервные. И уж если в один прекрасный день они приглашают кого-нибудь присоединиться к их компании, то делают это естественно и небрежно, как будто обращаются к старому приятелю. Точно так, как Деби-даял пригласил его на пляж в тот вечер. Тогда даже зовут вас к себе в дом и знакомят с сестрой.

Но тут вы откалываете какой-нибудь глупейший номер — например, демонстрируете им потемневшую от времени ладанку и не хотите присоединиться к общему хохоту, не сумев понять, что таким образом эти аристократы хотят облегчить вашу участь. Мало того, вы поступаете уже совсем по-детски, пыряя в бурный поток и сражаясь с течением, — желаете нарочно продемонстрировать им всем свой стремительный, рыбацкий стиль плавания. Пусть, мол, в отместку тоже стыдятся своего неуклюжего барахтанья в жалких лужицах, выплюнутых рекой.

В отместку за что? За их вежливость и доброту?

Нет, разумеется, он не хотел их устыдить, он просто еще больше подчеркнул, что чувствует себя чужим среди них. Он ни за что не станет так себя вести, если они позовут его еще раз. Если позовут…

Но в глубине души он твердо знает, что незачем и рваться в общество Деби-даяла и его сестры — туда, где роскошные радиолы, покрытые коврами лестницы и лакеи, доедающие остатки тщательно сервированного ужина. Людям этого круга не приходится проводить воскресные дни в полутемных комнатах общежития в ожидании ужина из поджаренных бобов, риса и овощей, которые только наполнят желудок, но не утолят голод. Им не приходится отказываться раз в неделю даже от этого ужина, чтобы сэкономить деньги на сигареты, и еще раз в неделю, чтобы пойти в кино, простояв в длинной очереди за дешевыми билетами.