Юрий Медведев - Круг М. М. Бахтина. К обоснованию феномена

• Название: Круг М. М. Бахтина. К обоснованию феномена
• Автор: Юрий Медведев
• Издательство: Журнал "Звезда"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012

---

Ко времени возвращения Бахтина в Ленинград прекратили свое существование «Записки Передвижного театра», не состоялся объявленный в печати журнал Иванова-Разумника «Основы», в редколлегию которого (наряду с Томашевским, Тыняновым, Долининым, Смирновым и Замятиным) должен был войти Медведев.[16] Но витебская тематика «Круга» продолжала развиваться, опираясь на контакты Медведева с Институтом истории искусств (где в 1923 г. он сделал три доклада и где в 1924 г. при его посредничестве выступил с докладом Бахтин) и с Научно-исследовательским институтом сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока (ИЛЯЗВом), где не без участия В. А. Десницкого, знакомого Медведева, стал аспирантом Волошинов. К. Вагинов, Н. Клюев, М. Тубянский стали посещать собрания «Круга», скорее всего, по инициативе Медведева, о чем свидетельствуют публикации в «Записках Передвижного театра» (еще до переезда в Ленинград Бахтина). Свои стихи, напечатанные в этом журнале № 43, Борис Зубакин, бывавший в Ленинграде наездами, посвятил Медведеву. О том, какие немыслимые в советские времена стихи Вагинова поместил в своем журнале Медведев, в беседе с В. Дувакиным рассказал Бахтин.[17] Если бы у Бахтина были тексты, которые он бы хотел и был готов напечатать, Медведев бы нашел возможность их опубликовать, как печатал статьи Волошинова, Грузенберга и свои собственные в журналах «Искусство», «Записки Передвижного театра», «Русский современник».

Свои трактаты, как и книгу о Достоевском, Бахтин писал в Витебске. Медведев, как явствует из хранящихся в витебском архиве документов, начиная с 1917 г. написал ряд сочинений, в том числе «Методологические предпосылки к истории литературы», «Очерки теории и психологии художественного творчества», «Русская литература XX века»[18], подготовил к изданию первую книгу о Блоке (вышла в Петербурге в 1922-м, переиздана в 1923-м). В это же время были опубликованы волошиновские статьи о музыке, уже несущие отголоски общей научно-философской тематики. Недаром волошиновскую статью о Бетховене Медведев повторил в «Записках Передвижного театра» (№ 44), опубликовал статью И. Груздева (№ 40–42) «О приемах художественного повествования» — с его теорией масок, которую ценил и, возможно, использовал в своей концепции авторства Бахтин.

В анкете Зубовского института Медведев указал размеры каждой из своих рукописей.[19] На вопрос анкеты, почему эти книги не напечатаны, Медведев ответил, что не считает их «достаточно обоснованными и готовыми для печати». Вероятно, эти же обстоятельства останавливали и Бахтина, что еще раз подтверждает его потребность в интеллектуальном общении и профессиональном обсуждении своих работ. Готовыми известные монографии оказались позже, когда были домыслены и оформлены в общей интеллектуальной атмосфере «Круга» и в научной среде ИЛЯЗВа, где работали и делали доклады аспирант Волошинов и сверхштатный научный сотрудник 1 разряда Медведев.

В 1928 г. Коллегия ИЛЯЗВа поручила Медведеву совместно с В. Ф. Шишмаревым, учеником академика А. Н. Веселовского, организовать и возглавить новую для института академическую дисциплину и соответствующую секцию социологической поэтики. Книгой Медведева «Формальный метод в литературоведении» ИЛЯЗВ начал новую серию сборников и монографий «Вопросы методологии языка и литературы», три выпуска которой успели выйти в свет до начала погрома творчества Медведева. Этот погром прервал работу и новой секции и серии ее научных трудов, а социологическая поэтика на многие годы стала запретной дисциплиной. Это была уже не «частная методология» Медведева, Волошинова или Бахтина, а методология научной школы — школы социологической поэтики Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока, вдохновителем и организатором которой был Медведев. В работе секции сразу же приняли участие И. И. Иоффе, М. А. Яковлев, Волошинов, а вскоре и другие сотрудники института.[20] В 1929 г. Медведев стал инициатором коллективной темы «Палеонтология и социология эпоса» (приняли участие Л. Богаевский, О. Фрейденберг, В. Шишмарев, Н. Державин, И. Франк-Каменецкий)[21] и — вместе с Шишмаревым — коллективной темы «Социология жанров»[22], а также ряда других. Принципиальная полемика с «формалистами» приобретала для Медведева смысл в противопоставлении их взглядам своей теории. Речь шла не об очередном полемическом выпаде, которые имели место и прежде, а о формировании нового научного мировоззрения, по его словам, — «научно-систематической теории объекта художественного восприятия».[23] Существо «общей» концепции у Бахтина и Медведева формулируется по-разному. Суверенность мышления участников «Круга» подтвердила новаторская работа В. Н. Захарова.[24]

Медведеву были важны не только собственные публикации, но и публикации единомышленников. Лишь в этом случае новое направление могло противостоять господствовавшей тогда формальной школе, как и другим многочисленным оппонентам. Известные монографии единомышленников были изданы Медведевым в «Прибое». Его основополагающее выступление против формализма «Ученый сальеризм» (октябрь 1924) должно было быть поддержано статьей Бахтина «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» (1924), как издательское предисловие Медведева к книге В. В. Виноградова[25] было подкреплено рецензией Волошинова.[26] Статья Бахтина готовилась в четвертый номер журнала «Русский современник» (вышел в самом конце 1924 г.), но, вероятно, была представлена с опозданием и в номер не попала. Следующий, пятый, номер уже не появился — журнал был закрыт.

Первоначально Бахтин был известен не столько своими философскими трудами (трактаты разысканы позднее), сколько немногочисленными трудами по поэтике, что также вызывало желание приписать ему филологические работы единомышленников. Остался затушеванным тот существенный факт, что для философской эстетики «Круга» большое значение имела «первая философия» Бахтина, ставшая известной позднее, благодаря трактату «Философия поступка», писавшемуся в Витебске. К тому же периоду относится и первое из известных нам характерных бахтинских суждений о своем круге: «Петь голос может только в теплой атмосфере, в атмосфере возможной хоровой поддержки, принципиального звукового неодиночества».[27] Позднее Бахтин существенно разовьет и обогатит это свидетельство.

В историю отечественной культуры Медведев вошел как зачинатель научного блоковедения — первый публикатор и комментатор; автор одной из самых известных работ по «творческой истории» («Драмы и поэмы Ал. Блока. Из истории их создания»); создатель одного из первых курсов новейшей отечественной литературы для вузов[28]; фундаментальный критик принципов формальной школы. Литературную и научную репутацию Медведева, сложившуюся к концу 1920-х гг., отразил Эрих Голлербах, назвав Медведева «разрушителем формального метода».[29] Книга Голлербаха вышла в начале 1930 г., то есть еще до официального идеологического похода на формализм. Одной из первых жертв развернувшейся кампании против формализма стал Медведев, обвиненный в «кантианстве, формализме и других видах самого черного мракобесия».[30] Эта ситуация теперь изучена сотрудниками ИРЛИ (Пушкинского Дома) по сохранившимся в архиве института материалам.[31] Характеристика Голлербаха отразила наиболее броскую в те годы сторону медведевской личности, оставив в тени самую ее сущность, которая так разнообразно и ярко проявилась в «витебском культурном ренессансе», «ансамбле индивидуальностей» Передвижного театра и научно-философском круге Бахтина. Репутация «антиформалиста» объясняет отношение к Медведеву его научных противников, находившихся под впечатлением публичного «покаяния» Шкловского (статья «Памятник научной ошибке» в «Литературной газете» 27 января 1930 г.). Память о Медведеве[32] не давала ему покоя: ни в Москве (известная беседа с В. В. Кожиновым[33]), ни в Переделкине[34] (разговоры с Вяч. Вс. Ивановым), ни в Ленинграде (с Е. С. Добиным[35] в Доме творчества в Комарове), ни в беседах с зарубежными авторами (Катарина Кларк[36]). Его переписка 1929 г. с Ю. Н. Тыняновым[37], всячески утешавшим своего друга, опровергает позднейшую версию, что он якобы всегда знал, будто книгу Медведева написал Бахтин.

Не без мстительного участия Шкловского книгу Медведева, полузабытого в связи с запретом упоминать труды и имена «врагов народа»[38], радикальные москвичи приписали Бахтину, а беспринципные бизнесмены, ухватившись за выгодную версию, наводнили книжный рынок «масками» и «полумасками» нарасхват раскупаемого классика и вконец дезориентировали общественность.[39] Получилось парадоксально — по-шкловски: научный противник унижен и морально уничтожен, а его идеи, столь взволновавшие когда-то бывшего формалиста, целиком отданы другому — модному и великому, с кем не зазорно войти в «консенсус» — в процессе собственной эволюции, конечно же.