Энн Ветемаа - Воспоминания Калевипоэга

• Название: Воспоминания Калевипоэга
• Автор: Энн Ветемаа
• Жанр: Современная проза

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).

---

Я аж прослезился от умиления. Ей-богу, мировой мужик мой старший! Добровольно от права первородства отказался и такое дельное предложение вносит.

— Жребий по-всякому кидать можно, — продолжал меж тем старший брат, — а лучше всего камни бросать. Кто дальше кинет, тот и король.

Теперь дело было за средним братом. Ведь в случае отказа старшего от престола он бразды правления принять должен. Чудеса, да и только! И этот туда же — согласен, говорит, обеими руками кидать буду. Ну и ну! И в кого это они пошли, братаны-то мои, откуда у них такое великодушие? Чокнулись, что ли, оба?

А может, тайные козни супротив меня замышляют? Чего это они разиндифферентничались? Чай, целая страна — это не баран начихал. А братья меж тем уселись преспокойно в «подкидного дурака» играть, а о жребии, что завтра с утра кидать будем, и говорить больше не желают.

Я же в смятении и тревоге пребывал. Ни есть, ни пить, ни спать не мог. Ерзал на ложе, словно на муравьиной куче, сна ни в одном глазу, а ведь перед таким ответственным соревнованием крепкий сон ох как нужен.

До полуночи с боку на бок ворочался, потом решил к отцу на могилу пойти.

Поделился с ним кручиной своей.

С трепетом ждал я отцова ответа. И вот донеслось из могилы:

Предначертаны богами,
Пробегают жизни наши,
Проплывают волны счастья…

Да… Нельзя сказать, что это был дельный совет…

Нимало не успокоенный, брел я сквозь ночной лес к дому. Ни одно окно в нем не светилось, братья мои спали спокойным сном. А высокие ели возле дома шумели, покачивая острыми верхушками, и почудилось мне, что они в беспокойном раздумье о судьбе родной земли, об исходе завтрашнего турнира. Сорвал я ромашку и стал лепестки обрывать. Что-то ждет меня завтра?..

Едва заря заалела, вскочил я с ложа своего, умылся у колодца, утреннюю зарядку совершил и несколько валунов со двора на луг зашвырнул. И чего это братья придумали — камни метать? Я же их обоих здоровей и в плечах шире. Ежели рука не подведет, я их сегодня славно причешу! Да, только бы рука не дрогнула!

До того мне не терпелось королем поскорее стать, что я и позавтракать путем братьям не дал. А они над моей спешкой насмешки строить взялись. К чему это, дескать, такие темпы и что это за горячка, вроде бы не пожар. А средний и того чище отмочил: надо бы, говорит, сперва на ярмарку заглянуть… И так, и сяк, и криком, и уговорами выпер я их наконец из дому. Потащились мы нога за ногу к озеру Саадъярва — месту нашей олимпиады, и пока дошли, братья, наверное, раз двадцать отдыхать присаживались, а я в это время от нетерпения с ноги на ногу переминался да ногти грыз.

Долго ли, коротко ли, а только к полудню добрались мы до Саадъярва, и можно было зажигать олимпийский огонь.

Старший брат сказал, что раз он из нас старший, так ему первому и бросать. Ладно, думаю, валяй, спорить не буду. Выбирал он выбирал, наконец выбрал себе здоровенный валун, ну вовсе к сему случаю негожий, словно сроду не бросал он камешков, коих дети «блинчиками» зовут, и не любовался, как они по воде прыгают. А такая глыба куда брякнется, там и шмякнется. Удивился я на старшего брата, однако ничего не сказал.

Приготовился он к броску. А допрежь того многозначительно произнес: дескать, чему быть, того не миновать, но чтобы никаких свар и ссор. Кто дальше камень кинет, тот король, и вся недолга. Честная игра благородных людей, все без обмана.

Со свистом взлетел его камень. Да, это был богатырский бросок, и на всякий случай мы со средним немного попятились. Ибо наш старший пульнул свой камешек прямо вверх, аж в самые облака. На время он вообще скрылся из виду. А когда вновь показался, стало ясно, что и полверсты не пролетит. Возблагодарил я в душе всех известных мне богов — слава тебе, тетерев, один утерся, не видать ему королевской короны как своих ушей. Ура, ликуй, Эстония, не сядет бабник на твой престол!

Со вполне понятной тревогой стал я ожидать броска дорогого моего среднего брата. Неужто эта мякинная башка провал старшего себе на ус не намотает?

Вид у среднего был зело деловой. Он по примеру старшего также свой бросок торжественным заявлением предварил:

Проложил мне брат дорогу,
Проторил он мне тропинку…

Это было хорошо сказано! И когда он добавил, что:

Так и быть — по той тропинке
Вслед за ним я зашагаю! —

я от души пожелал ему полного в сем успеха.

С шумом взвился вверх второй валун. Я замер в волнении, ногти в ладонь впились — сей был брошен куда толковее! Но увы! (Вернее, ура!) Траектория полета подкачала. Чуток через озеро камень не перелетел, упал в воду возле берега. Результат для молодого здорового мужика, прямо скажем, хреновый.

В предвкушении великой победы сердце мое забилось, как овечий хвост. Ежели я не растеряюсь, ежели не дрогнет моя рука, то вскорости дождется радости Эстонская земля, испытает счастье быть под моей державой.

Ни для чего иного, как только чтобы с волнением справиться, произнес и я краткую речь, в коей братьям о младенческих своих летах напомнил и о матушке нашей:

Подрастай, мой пастушочек,
Возмужай, могучий пахарь,
Сильным воином окрепни!

Так, бывало, баюкала меня матушка в давние времена; с той поры я подрос, возмужал и закалился, причем последнему мои любимые братья немало споспешествовали, и теперь, в сей решительный час, я великую мощь и крепость в себе ощущаю, что позволяет мне со взрослыми мужиками на равных быть. Тому убедительное доказательство я представить не замедлю.

И с этими словами принялся я камень себе искать. Рыл, перебирал, отбрасывал, прикидывал. Хотелось мне подходящий найти, чтоб поплоще был, чтобы, коли запустить его не слишком высоко, долго по воде прыгал.

И вот вышел я на старт. Мысленно поклялся богам, эстонскому народу и даже народам пограничных стран, что ежели победу одержу, то сроду об этом никто не пожалеет!

Быстренько помассировал плечо и предплечье. Троекратно на ладони поплевал. Трижды вздохнул глубоко. И!..

И он полетел. Ну и полетел же! Еще не приземлился, а уже ясно было: победа за мной.

О радость! О счастье! Камень плюхнулся прямехонько на другой берег. Я превзошел братьев! Я король!

Побежал я взглянуть на результат. Прямо через озеро вброд побежал, чревом воду столь мощно надвое разделяя, что братья могли за мной по дну следовать, ног не замочив.

Старшего брата камень валялся в озере, среднего — на краю берега, половина камня в воде мокла, половина на прибрежном песке сохла. А мой камень, достойный краеугольным камнем престола стать, возлежал посреди зеленого луга.

Ну, а братья, что они по этому поводу думают? Признают ли мою победу? Что за диво! Они не только не прекословят, а вроде бы даже рады.

Подошли оба ко мне и руку мою крепко пожали. Затем старший сказал:

Ныне, божеским веленьем,
На песке явились знаки,
На траве легли отметки,
Наших судеб начертанья.
Ныне — ведомо и зримо:
Кто, по отчему завету,
Наречется нашим князем!

Я инда прослезился от умиления. И подумал, что надобно бы братишек как-нито утешить, подбодрить, что ли, ведь королевская милость — великое дело, о королевской милости долго помнят, детям да внукам рассказывают. Однако, как видно, ни старший, ни средний в утешении не нуждались, оба с довольной миной друг на друга поглядывали.

В конце концов, решил я, ведь в том, что произошло, ничего неожиданного не было. Я же с младых ногтей ведал об избранности своей. Кто бы, кроме меня, мог вдруг, королем оказаться?

Братья почтительно разрешения у меня испросили совершить надо мною обряд помазания на царство, как положено королю. Ах, вот как? Даже помазание? Об этом я и мечтать не смел и, конечно, милостиво согласился…

Зачерпнем воды озерной,
Брата младшего омоем,
Пусть он телом закалится,
Пусть он духом просветлеет!
Обрядим его достойно,
Гладко волосы расчешем, —
так сказал старший брат.

Усадили меня братья на пенек и раздели догола. Только меч на поясе оставили. Я тогда понятия не имел, что это за помазание, а потому не сопротивлялся.

Сидел я на пеньке в натуральном виде. Чтобы не мешать братьям магический обряд совершать, я на муравьиные укусы не отвлекался. А муравьев там было как собак нерезаных, и таких же злых! Братцы же наносили целую кучу мелкой гальки и принялись меня энергично натирать ею. Оба они сроду усердием не отличались, а тут, дорвавшись до должности королевских массажистов, небывалое рвение проявили. Вскорости заблестел я, словно медный котелок после субботней чистки, все тело было красное и горело адским пламенем, но я ни спереди, ни сзади звуков никаких не издавал, терпел молча, королевское достоинство уронить опасаясь.