Энн Ветемаа - Воспоминания Калевипоэга

• Название: Воспоминания Калевипоэга
• Автор: Энн Ветемаа
• Жанр: Современная проза

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).

---

И вновь на склоне лет предаюсь я бесплодному сожалению. Хоть бы кто-нибудь в те поры вразумил меня отечески, что не зазорно герою практические навыки осваивать. Теперь-то я знаю, что ежели у кого даже из богов какая-никакая смежная профессия есть, так ему цена вдвое. К примеру, наш Гадес, коего допрежь всего специалистом по разложению живой материи, то бишь биохимиком, считать надлежит, он, окромя того, и в драгоценных камнях маракует, да еще и изрядный спелеолог (таскается по всяким вертепам, иначе сказать — пещерам). Повелитель вод Посейдон в нерабочее время занимается разведением устриц и гидрометеорологией. В заоблачном мире его предсказания наиточнейшие.

Однако же продолжим рассказ о Финской земле.

Ежели бы теперь, подводя итоги, сказал я, что нечему мне в Финляндии учиться было и что никаких полезных знаний я там не набрался, то жестокую обиду тамошним жителям нанес бы. Сугубо важным считаю я обстоятельство, что там родилась у меня идея обзавестись мечом, идея, которая была претворена в жизнь. Да ведь все вы, эстонцы, в долгу перед финскими братьями! Кабы не они, так ваш Калевипоэг до конца дней своих махал бы дубовой палицей и у вас не было бы оснований изображать меня на обложках с шикарным мечом в руке. А у кого меч в руке, тот уже не вахлак, тот уже себя культурным человеком считать может. Следственно, начиная с меня, эстонский народ относится к культурным народам.

Как я себе меч добыл?

Скитаясь по Финской земле, забрел я однажды в маленькую прибрежную деревушку. И там с мельником насчет работы столковался. Днем мешки с мукой таскал — очень даже прекрасная работа, — а вечера в приятной беседе с хозяином проводил. Мельник рассказал, что, дескать, в последнее время дела у него на лад пошли, жизненный уровень, так сказать, непрерывно растет, а перспективы все светлеют и светлеют. И предложил мне к нему в работники наняться. Я, конечно, отказался, но из вежливости поинтересовался, какие факторы способствуют упомянутому им повышению благосостояния и прогрессу. Мельник пояснил, что до последнего времени он беспрерывно конфликтовал с Дуйсларом и его челядью. Эти бандиты чуть ли не каждый день обламывали крылья его мельницы. Прямо ума решиться можно! И мельник показал мне богатую коллекцию ножей, пояснив, что коли поспеешь в середину вихря нож метнуть, так тот, кто его породил, получает рану. Вот мельник ножи и кидал, а Дуйсларовым холуям это, ясное дело, не нравилось. Беспрерывное ратоборство — вот какое было прежде житье-то, так-то вот, да… А теперь уж, почитай, сколько времени ветровое начальство свои штучки бросило. Может, у него характер исправился.

Доверился я мельнику, рассказал о своей кровавой мести за кровную обиду — уж он-то меня не выдаст! Мельник обрадовался безмерно, обещал тайну мою железно хранить и полюбопытствовал, каким образом удалось мне одолеть этого, как он деликатно выразился, «испускателя ветров». Я сказал, что ножа, мол, у меня нету, обхожусь пока дубовой палицей. На радостях подарил мне мельник красивый финский нож.

Ночью, лежа на мешках с мукой, долго я любовался блестевшим в лунном свете клинком. И вдруг меня осенило: невредно бы обзавестись оружием посподручнее, да, зело надобен меч!

И тут уж не до сна мне стало. Я мысленно себя владельцем роскошного булата воображал, враги, словно кошенина, валились, кровь по лезвию волной струилась. А голос сердца внушал: давай, дорогой Калевипоэг, справляй себе меч, сим внесешь ты достойный вклад, так сказать, отворишь своему горемычному народу двери в новую эру, в ранний железный век. Ведь чем раньше начнет народ действовать в этом направлении, тем более доблестным и предприимчивым будут его потомки считать. Осознание сей великой исторической миссии заставило меня окончательно воспрянуть ото сна, не дожидаясь крика третьих петухов. Времени не тратя на прощание с мельником, стряхнул я с себя муку и отправился своему народу меч добывать.

Усадьба кузнеца раскинулась, как в «Калевипоэге» сказано, «посреди долины светлой, вся деревьями укрыта». Из дырки в крыше возносились к небесам снопы искр и валил густой дым. Да, именно здесь добуду я себе пособника в ратных делах, подумал я, остановившись на склоне холма. А вот какую цену за него заломят, это вопрос. Ведь талеров в моем кармане изрядно поубавилось. Ну, авось в кредит дадут, по крайности отработаю.

Пока я таким манером мозгами шевелил, гляжу, откуда ни возьмись, ворон — видать, старый-престарый — уселся на сосновый сук, раззявил свой клюв и давай пророчества выкаркивать. Надо сказать, что в те времена всяческие предсказания, прорицания и прогнозы, причем чрезвычайно замысловатые, высокоэрудированные и стилистически усложненные, были весьма в моде и получили широкое распространение.

Да, так вот эта птичка божия напыжилась, нахохлилась и сообщила, что из посещения кузницы для меня ничего хорошего не воспоследует. Кузнец есть человек в себе, с важностью вещал ворон, притом он немного не в себе, ибо он не токмо кузнец, но еще и великий маг. С помощью первозданных сил Огня, Воздуха и Воды укрощает он четвертую стихию — Землю, извлекает из ее недр руду и пустую породу, снижая, таким образом, за счет Земли всеобщую энтропию. Будучи волшебником, он обращает три праэлемента против четвертого. Чем это грозит Калевипоэгу? Поскольку Калевипоэг является представителем праэлемента Земли, ему надлежит обходить стороной любые возникшие на его пути кузницы, а также держаться подальше от кузнецов, кузнечных мехов, кузнечного инструментария, продуктов и субпродуктов кузнечного производства, равно как от литейщиков, штамповщиков, раскерновщиков и разметчиков всевозможных металлоконструкций и других изделий из железа. В то же время, продолжал вещун, из учения о диалектике непреложно явствует, что между антагонистическими противоположностями существует единство, своего рода взаимопроникновение, которое, будучи объективным фактором, способствует скорейшему становлению раннего железного века. Невозможно повернуть вспять колесо истории, продолжал каркать ворон, конфликт созрел, и в создавшейся ситуации случайности превращаются в необходимость. Так что, кор-р-реш, давай кр-р-рой на всю катушку, ты малый геройский, только гляди в оба, а то с тебя в момент шкуру через уши спустят — так закончила старая мудрая птица свое прорицание.

Надо полагать, нет нужды сообщать вам, что большую часть из того, что этот пернатый накаркал, я не понял. Только теперь, в результате постоянного ежевечернего самосовершенствования, я начинаю малость кумекать, о чем он в тот раз болтал. Что касается заключения вороновой трепотни, то его я, естественно, понял еще тогда. Ужасно мне все это не понравилось, и запустил я в вещую птицу подвернувшимся под руку лошадиным катухом.

В ответ старый ворон сообщил, что для него не является чем-то новым доходящая до наглости неблагодарность подрастающего поколения, и, неторопливо махая крыльями, перелетел на елку.

— Здравствуй, мастер! Таара в помощь при свершенье дел премудрых! — так обратился я к кузнецу, входя в кузню.

На эти мои слова никто не обернулся. Я не обиделся, ибо ведомо мне, что мужи, кои свою работу знают и почитают, допрежь дело закончат, а потом ответ держат.

Огляделся я вокруг. Копоть, сажа, адский красный огонь в горне, на наковальне раскаленная змея, брызжущая искрами, — все это страсть как меня испугало поначалу. Но я виду не показал.

В конце концов приветствие мое приняли, однако тут же добавив, что недостачи в рабочих руках не испытывают. Я заявил, что к кузнечному делу влечения не имею, но интересуюсь кузнечными изделиями. А именно — желаю подходящий меч приобрести.

Кузнецы сгрудились в кружок, пошептались. Потом старший, видно, отец ихний, глядел-глядел на меня и говорит:

— Кто ты, пришелец, не сын ли ты Калева?

Я говорю:

— Точно, сын.

Они опять пошептались и младшего в дом послали за товаром. Воротился он с большой охапкой мечей — один другого лучше, у меня инда сердце затрепыхалось. Только я опять виду не подал, взял один меч, гну его на коленке, прикидываюсь, что вроде бы качество продукции невысокое. А сам не знаю, чего делать, ибо ведать не ведаю, сиротинушка, как надобно добротность мечей проверять. Однако одна мыслишка в моей черепушке крутилась. Имеется же, думаю, у кузнеца наковальня для своих надобностей. И небось из крепкого металла, не будет же кузнец себе наковальню из дерьма делать. Вот на ней-то как раз и впору крепость меча испытать.

Хватил я со всей силы острием клинка по наковальне — искры брызнули, меч вдребезги. Только рукоятка в руке торчит.

Ну, тут я на кузнецов посмотрел свысока и небрежно этак спрашиваю, нет ли, мол, чего попрочнее.

А этот мой удар-то не только меч поломал, но и кузнецов пронял. Сыновья стариковы рассердились, раскипятились, только что не кусаются. Ишь ты, думаю, не нравится, что брак-то в работе обнаружен, а сам ехидно им улыбаюсь. Однако в душе досадно — вот бракоделы несознательные! Человек для своего народа, вам же родственного, хочет подходящий меч раздобыть, чтобы прочный мир обеспечить, а вы, тати поганые, очковтиратели, прощелыги, всякое хламье ему подсовываете!