Джоди Пиколт - Чужое сердце

• Название: Чужое сердце
• Автор: Джоди Пиколт
• Издательство: Книжковий Клуб «Клуб Сімейного Дозвілля»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-966-14-0564-5

Шэй Борн, осужденный за двойное умышленное убийство, более десяти лет ожидает исполнения приговора – казни посредством смертельной инъекции. У дочери убитого им полицейского, Клэр, тяжелейшее заболевание сердца, и спасти ее может только трансплантация. Шэй готов умереть на виселице, чтобы стать донором для девочки. Примет ли семья сердце убийцы? И что движет преступником: страх смерти, раскаяние, религиозный порыв?…

---

Курт постоянно твердил, что люди – не такие, какими кажутся, и просил всегда проверять человека, прежде чем давать ему какие-то обещания. Я же отвечала, что он слишком подозрителен, слишком сильна в нем натура копа. В конце концов, я сама пустила Курта в свою жизнь за красивые глаза и доброе сердце, и даже он не мог поспорить, что я не прогадала.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Шэй. Шэй Борн.

– Мы наймем вас, мистер Борн, – сказала я. И это было началом конца.

Семь месяцев спустя

Майкл

Шэй Борн оказался вовсе не таким, как я ожидал. Я готовился увидеть неповоротливого дикаря с мясистыми кулаками, головой, переходящей, минуя шею, прямо в плечи, и глазами-щелками. В конце концов, это было преступление века – двойное убийство, о котором услышал каждый от Нашуа до Диксвилл-Нотч. Преступление казалось тем более ужасным, что жертвами стали маленькая девочка и полицейский, приходившийся ей отчимом. Это было преступление из тех, что вынуждают людей задаваться вопросами: действительно ли мой дом – моя крепость? Действительно ли те, кому ты доверяешь, заслуживают доверия? Возможно, поэтому сторона обвинения Ныо-Хэмпшира впервые за пятьдесят восемь лет настаивала на смертной казни. Учитывая публичную огласку, многие не верили, что суду удастся найти двенадцать присяжных, которые отнесутся к этому делу непредвзято. Но нас все же нашли. Меня выдернули прямиком из библиотеки университета Нью-Хэмпшира, где я работал над дипломным проектом по математике. Целый месяц я не то что не читал газет – поесть нормально не мог, а потому был идеальной кандидатурой для слушания по делу Шэя Борна.

Когда мы впервые вышли из комнаты для совещаний – крохотной коморки в здании суда высшей инстанции, к которой я привык уже почти как к собственной квартире, – я заподозрил, что пристав ошибся залом. Подзащитный оказался субтильным, тонкокостным парнем – из тех, чьи имена всегда фигурируют в неприличных школьных анекдотах. Твидовый пиджак, казалось, поглощал его целиком, а узел галстука торчал перпендикулярно, как будто отталкиваемый магнитным полем. Скованные наручниками руки покоились на коленях, как небольшие зверьки; голова была выбрита почти наголо. Глаз он не поднял даже тогда, когда судья произнес его имя, и оно шипя растеклось по помещению, словно пар из радиатора.

Судья обсуждал с адвокатами какие-то технические подробности, когда в окно влетела муха. Я заметил ее по двум причинам: во-первых, в марте увидеть муху в Нью-Хэмпшире – довольно большая редкость; во-вторых, мне было непонятно, как можно ее прихлопнуть, если руки у тебя в наручниках, а на пояснице – цепь. Шэй Борн внимательно уставился на насекомое, замершее на странице блокнота, и вдруг, громыхнув металлом, поднял скованные руки и с силой опустил их.

Я думал, он хотел ее убить.

Но когда он простер ладони, раскрывшиеся медленно, будто цветы, муха выпорхнула на волю и, жужжа как ни в чем не бывало, полетела докучать кому-то другому.

В этот момент взгляды наши встретились, и я понял две вещи:

1. Он до смерти напуган.

2. Он примерно мой ровесник.

Этот монстр, совершивший два убийства, был похож на капитана команды по водному поло, с которым мы в прошлом семестре сидели рядом на семинарах по экономике. Он также напоминал парня, который доставлял на дом мою любимую пиццу с тонкой корочкой. Глядя на него, я вспомнил даже мальчишку, которого повстречал по пути сюда: на улице шел снег, и я, опустив стекло, предложил подбросить его. Иными словами, я не думал, что первый убийца, которого я повстречаю, будет выглядеть так. Он мог быть любым другим юношей лет двадцати с небольшим. Он мог быть мною.

Единственное отличие заключалось в том, что нас разделяли десять футов, а на запястьях и лодыжках его поблескивали оковы. И я должен был решить, умрет ли он или останется в живых.

Месяц спустя я мог уже с уверенностью заявить, что работа присяжных абсолютно не похожа на наши представления о ней, почерпнутые из телевизионных программ. Нас постоянно тягали из здания суда в комнату для совещаний и обратно; нас кормили всякой дрянью в местной столовой; мы слушали упоенные речи болтливых адвокатов и наблюдали за окружными прокурорами, которые, уж поверьте мне, редко бывают такими красотками, как в сериале «Закон и порядок». Даже через четыре недели я входил в зал заседаний как будто на территорию чужой страны без путеводителя. Вот только сказаться туристом и сбросить с себя ответственность я не мог. Эти иностранцы ожидали, что я свободно владею их языком.

Первый этап подошел к концу: Борну было вынесено обвинение. Прокурор представил уйму улик, подтверждающих, что Курта Нилона застрелили при исполнении – а именно, при попытке ареста Шэя Борна, которого Нилон застал со своей приемной дочерью. Белье девочки было найдено в кармане Борна. Вернувшись с гинекологического приема, Джун Нилон обнаружила своего мужа и дочь мертвыми. Хлипкие аргументы защиты – дескать, Курт неправильно понял Борна, страдающего сильным дефектом речи а пистолет выстрелил случайно – утонули в прорве доказательств представленных обвинением. Хуже того, Борн не воспользовался правом на личное заявление: то ли из-за косноязычия, то ли потому, что его собственные адвокаты не доверяли ему – преступнику и настоящему варвару.

Теперь же близился к завершению второй этап – вынесение приговора; вернее, тот этап, который отличал этот суд от всех прочих, имевший место за последние полвека в юридической системе Нью-Хэмпшира. Мы уже знали, что Борн виновен. Оставалось решить, заслуживает ли он смерти.

Эта часть была похожа на первую, только сжатую для удобства читателей «Ридерз Дайджест». Обвинение вкратце перечислило все улики, представленные во время уголовного процесса, после чего защите дали возможность пробудить сочувствие к подсудимому. Мы узнали, что Борн сменил немало приемных родителей. В шестнадцать лет он поджег очередное временное пристанище и провел два года в колонии для несовершеннолетних. Он страдал от запущенного биполярного расстройства, плохо обрабатывал звуковую информацию, не справлялся с сенсорной перегрузкой, а также с трудом читал, писал и разговаривал.

Однако все это нам сообщили свидетели. Сам же Шэй Борн вновь отказался молить нас о пощаде.

И пока в зале дотлевали последние споры, я смотрел, как прокурор ослабляет узел полосатого галстука и выходит к трибуне. Одним из основных отличий обычного суда от вынесения смертного приговора является очередность выступлений. Я этого раньше не знал, но Морин – очень славная женщина, которую каждый хотел бы видеть своей бабушкой, – не пропустила ни единой серии «Закона и порядка» и, можно сказать, получила степень доктора права, не вставая с кресла. В большинстве случаев заключительное слово предоставлялось прокурору, чтобы именно его речь звучала у присяжных в головах, когда они удалятся на совещание. Но когда дело касалось высшей меры наказания, прокурор выступал первым, а потом уже адвокат получал последний шанс переубедить нас.

Ведь, в конце концов, это действительно был вопрос жизни и смерти.

Прокурор остановился перед нашей скамьей.

– Пятьдесят восемь лет ни один из моих коллег в штате Нью-Хэмпшир не просил присяжных заседателей принять столь трудное и ответственное решение, какое предстоит принять вам, двенадцати гражданам своей страны. Мы все осознаем важность этого решения, но именно таких радикальных мер требуют обстоятельства данного дела, и лишь после принятия этих радикальных мер справедливость восторжествует – в память о Курте Нилоне и Элизабет Нилон, чьи жизни прервались столь трагичным и чудовищным образом.

Он извлек огромную, одиннадцать на четырнадцать дюймов фотографию Элизабет Нилон и сунул ее прямо мне в лицо. Эта девочка, казалось, была создана из какого-то более легкого, чем плоть, материала; ножки у нее были совсем тоненькие, а волосы походили на сгустки лунного света. За такими девочками следишь на игровой площадке и думаешь, что, если бы не тяжесть кроссовок, они бы взлетели к небесам. Но на фотографии был запечатлен труп. Кровь забрызгала ее лицо и склеила волосы. Глаза были по-прежнему открыты. Платьице задралось при падении – и всем стало видно, что ниже пояса она обнажена.

– Элизабет Нилон никогда уже не научится делить в столбик, кататься на лошади или кувыркаться спиной вперед. Она не поедет в летний лагерь и не нарядится к школьному выпускному. Никогда не обует первые туфли на высоких каблуках и не насладится первым поцелуем. Она не сможет привести домой мальчика, чтобы тот познакомился с ее мамой. Ее отчим не поведет ее к алтарю. И свою сестру, Клэр, она тоже не узнает. И ей будет не хватать всех этих моментов – этих и тысячи других, но не по воле злого рока, который распоряжается автомобильными авариями и лейкемией. Нет, просто потому, что Шэй Борн решил, будто она всего этого не заслужила.