Артем Драбкин - А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

• Название: А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»
• Автор: Артем Драбкин
• Жанр: О войне
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-54970-2

«Война — ад. А пехота — из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это — настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Хотя Вторую Мировую величают «войной моторов», несмотря на все успехи танков и авиации, главную роль на поле боя продолжала играть «царица полей» пехота. Именно она вынесла на своих плечах основную тяжесть войны. Именно на пехоту приходилась львиная доля потерь. Именно пехотинцы подняли Знамя Победы над Рейхстагом. Их живые голоса вы услышите в этой книге.

---

Потому как мы были в окружении, ничего за Финскую мне не дали. Только значок «Отличник РККА». Правда, он был очень ценим.

Что я скажу о Финской войне? В политическом плане — проигрыш, в военном — поражение. Финская война оставила тяжелый след. Горя мы навидались. Потери мы несли очень большие — ни в какое сравнение с их потерями. Убитые так и остались лежать на чужой земле.

Сразу после Финской я получил батальон. Объявили демобилизацию. В батальон из запаса пришли новые офицеры. Чувствовалось, что будет война. Хотя Финская кампания считалась победоносной, но нам-то, фронтовикам, была известна ее цена.

Из Финской кампании были извлечены уроки, и за полтора года между двумя войнами произошли заметные улучшения в организации армии и ее боеспособности. Войска занимались серьезной боевой подготовкой. Был построен Титовский УР на Мурманском направлении. На Кандалакшском направлении были построены три рубежа обороны. На Сортовальском направлении также был построен рубеж обороны. Ведь как строится оборона в Карелии? Обходные маневры в Карелии крупными силами делать практически невозможно, поэтому оборона там строилась на прикрытии основных направлений. Дорога. От дороги в обе стороны и в глубину нарезались рубежи, которые укреплялись деревом и камнями. Дивизия в начале войны оборонялась в два эшелона, а потом, в ходе войны, пришли к одноэшелонному построению с резервом. Благодаря построенной обороне 337-й полк нашей дивизии держал финнов весь июль на границе, пока его не обошли с флангов и ему пришлось отступить.

Однако все начальники, с которыми мне потом приходилось встречаться и во время войны, и после, говорили мне, что никто не предполагал, что немцы так быстро нападут на нас. Поэтому многие вопросы были упущены. Например, не рассматривался вопрос ведения партизанских действий. Не предвидели возможность разреза Кировской железной дороги. Технические средства управления войсками улучшились незначительно. Да, мы получили две новых радиостанции, но все равно все держалось на проволоке и на связных.

Батальон стоял в восьми километрах от Кеми, по дороге на Реболы. Я знал, что мобилизационным планом мой батальон предназначен воевать на Ухтинском направлении. До Ухты надо топать 115 километров, да от Ухты до госграницы еще 70. А техника-то — лошадка да ножки, а ножки выдерживали 50 километров в сутки, а когда мы на третьи сутки вышли бы к госгранице, то и спинка болит, и глаз не видит, и есть хочется, и поспать. А к тому же как воевать на незнакомой местности? То-то!

К сожалению, любая подготовка к боевым действиям, кроме строительства оборонительных сооружений, в 41 — м году была запрещена. Что я решил? Я поехал к начальнику штаба дивизии и рассказал ему, что у меня нет никаких схем, никаких карт, я не могу оценить театр действий. Да надо прямо сказать, что те карты, что были, — были неточные:

— Вы же знаете по опыту Финской, сколько мы в карты вносили поправок! — говорю ему я. — Мне надо сделать разведку.

— Не распространяйся, никому не говори, даже своему комиссару. Приедешь домой — продумай, как и что будешь делать. Как придумаешь — приезжай, обсудим. (Тогда ведь даже телефона не было!)

Я решил организовать поездку офицеров на охоту и рыбалку. Приказ издал: «…выезд в субботу и возвращение в воскресенье к 23.00»! Организовал рыбалку, куда отправил часть офицеров, а командиров рот, взводов, служб, таких, как техническая, продовольственная, медицинская, взял с собой и поехал на охоту. Погрузились мы на машины и сразу к госгранице. Пограничники подвели нас к 15-километровой зоне, и мы начали отступать по водной системе. Я провел ориентировку до шестьдесят третьего километра — нарезали полковые участки, определили позиции артиллерии, расположение служб и штаба, разведали дорожную сеть, искали тропы. Что-то мне осталось непонятным, и я оставил начштаба Ермилова у его родственников в Ухте, чтобы он провел дополнительную рекогносцировку. Потом мы с ним сели, отработали стотысячную карту, и я поехал к начштаба. Он и комбриг Панин были очень довольны. Сняли копию с карты. Комдив сказал:

— Чтобы об этом никто не знал. Ты же был на совещании, когда Антикайнинен выступал?

— Был!

— А Зеленцов, член Военного совета 7-й А?

— Был!

— Ты чувствуешь, куда дело идет?!

Антикайнинен выступал в клубе, говорил о Финской войне. Положительно оценивал и образование Временного правительства, и народной армии Финляндии. Зеленцов приехал за месяц до начала войны. Говорил об агрессивной политике Гитлера, Турции, Японии. О том, что не исключена возможность трехсторонней провокации. Про Финляндию он сказал, что они уже пустили немецкие войска на свою территорию и что тоже возможна провокация. Никогда я не забуду его слов:

— Ваша задача, — сказал он, — бдительность и боевая подготовка. Мы должны быть ко всему готовы. Вот урожай соберем и там посмотрим.

Скосился на нас и смотрит. Мы поняли так, что осенью будем наступать.

Мы готовились к войне. Вокруг казармы были отрыты траншеи, которые мы перекрыли. Постоянно проводили учения, тревоги, наведение мостов, форсирование водных преград, ставили и снимали минные поля. К нам пришла станция электрического заграждения, соответственно, мы раскидывали сети.

22 июня об объявлении войны мы услышали по радио от Молотова. Сразу объявили боевую тревогу и стали готовиться к походу. Дивизия выдвигалась на Ухту. Крик! Стоны! Плач!

Я должен был идти за 118-м полком. Приехал комдив Панин. Я ему доложил. Он подзывает моего начштаба и объявляет, что я назначен командиром первого батальона снабжения Кемской оперативной группы и с дивизией не пойду, а буду формировать батальон и саму станцию.

— У вас будет шесть рот. Три роты держите боеготовыми, для того чтобы они в любой момент могли от вас уйти. Остальные три должны готовить ваши заместители, — сказал он.

— Как же так? Я же воевал! Меня все знают! — возмутился я.

Он посмотрел на меня:

— Я удивляюсь — разведчик, а приказы обсуждает.

Что такое станция снабжения? Карельский фронт к началу войны был разделен на две армии: 14-я армия обороняла Мурманское, Кандалакшское и Кестингское направления, а Кемское, Беломорское, Медвежегорское и Петрозаводское направления обороняла 7-я армия. Чтобы снабжать армии, назначались станции снабжения, занимавшиеся сортировкой грузов. Каждая станция имела один батальон обслуживания станции, состоявший из 1100 человек (из них 54 офицера) и роты ПВО с 12 счетверенными пулеметными установками. В Кеми они прикрывали железнодорожный мост. Я остался. Пришли люди. Большинство новобранцев на спусковой крючок никогда не нажимало! А оружия нет, обмундирования нет! Тем не менее развернули подготовку. Две роты принимали и отправляли грузы, а также обороняли станцию. А пульрота и еще две роты были организованы в 1 — й отдельный батальон Кемской оперативной группы. Я был назначен командиром этого соединения, поскольку был единственным кадровым офицером.

Немцы пошли на Кандалакшском, Кестингском и Ухтинском направлениях 1 июля, а 4 июля финны перешли в наступление на Ребольском направлении против 337-го полка. Меня направили на помощь этому полку. Мы вышли вперед и отступали до Ругозера, где их остановили.

Самые страшные бои были в районе Андроновой горы. Мы отражали 11 атак в сутки! Потери с обеих сторон были значительные.

Там, в рукопашной, меня ранило штыком в бровь, но я заколол нападавшего. Получилось так, что финны форсировали речку на нашем фланге. Дальше нельзя их было пускать, иначе они нарастили бы плацдарм. Мы пошли в атаку. Выбежали из окопов, а до берега еще метров 400–500. Они встали на нас, и мы сошлись в свалке. Штыковая — это страшно! Пошел редкий кустарник. Бой разбился на группки. Я гляжу — на одного красноармейца бегут два финна. Я одного снял. Я слышал шорох сзади, но не обратил на него внимания и получил прикладом сзади по затылку. Я упал, но винтовка не выпала из рук. Я оглянулся — он уже замахивается. Я успел увернуться, и штык прошел по касательной к голове, а тут уже я его в живот свалил, встал и побежал дальше. Через три минуты глаз залило — ничего не вижу… Сбили мы их. И опять отошли на свои позиции.

Я считаю так. Командир роты — взвода — батальона образца 41–42-го годов больше трех атак не может быть живым. В три атаки я ходил на Карельском фронте и одну — на ДВФ. Максимально три, либо ранен, либо убит, а обычно — убит. Редко кому везло. Ведь командиры шли впереди цепи. Потом уже я себе снайпера и пулеметчика поставил. С августа по ноябрь сорок первого я потерял 12 взводных и трех ротных. Аннушка Семенова, санинструктор, погибла. Комиссар был дважды ранен. Я видел, как солдаты плакали перед атакой. Хотя лично у меня случаев трусости или перебежчиков не было.

— Как осуществлялась связь с ротами?