Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

• Название: Семейство Майя
• Автор: Жозе Эса де Кейрош
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

Во второй том вошел роман-эпопея «Семейство Майа», рассказывающий о трех поколениях знатного португальского рода и судьбе талантливого молодого человека, обреченного в современной ему Португалии на пустое, бессмысленное существование; и новеллы.

---

— Пожалуйте сюда, сеньора Аделия, — позвал служанку Эга, — пожалуйте сюда! Здесь мои друзья! Секреты побоку, стыдливость — побоку! Это — мои друзья! Мы трое — как одно существо! Перед вами великая тайна Святой Троицы. Присаживайтесь, сеньора Аделия, присаживайтесь… Без церемоний… И поведайте нам обо всем… Сеньора Аделия, мои милые, видела все, она видела эту экзекуцию собственными глазами!

Сеньора Аделия, низенькая и толстенькая девица с красивыми глазами, в украшенной красными цветами шляпке, перешла из гостиной в спальню и сразу поправила Эгу. Нет, она не видела… Сеньор Эга не понял… Она лишь «слышала».

— Вот как все было, сеньоры… Я, как положено, до самого конца бала все время была на ногах и уж еле на них держалась. Почти совсем рассвело, и тут сеньор, все еще одетый мавром, заперся с сеньорой в спальне. Мы с Домингосом ждали на кухне, что господа потребуют шампанского. И вдруг слышим какие-то крики!.. Я просто остолбенела от страха, подумала, что не иначе как грабители в доме. Мы с Домингосом побежали на крики, однако дверь в спальню была заперта, и сеньор с сеньорой были там. Я даже заглянула в замочную скважину, но ничего не увидела… Только слышала, как он ее по лицу — раз, раз, а потом она упала, и удары палкой, да, вот удары палкой я отлично слышала и крики. Я говорю Домингосу: «Ну, дело худо, так он ее и убить может». Но вдруг все стихло. Мы пошли обратно на кухню; скоро туда заявился сеньор Коэн, весь растрепанный, в одной сорочке, и велел нам идти спать; мол, им больше ничего не понадобится, а завтра, мол, поговорим… Они больше не выходили из спальни, но утром вроде бы уже все промеж них было тихо-мирно… Я, правда, даже глаз на сеньору не поднимала. Сеньор Коэн, как только встал, пришел на кухню, рассчитал меня и велел убираться вон; он, грубиян, даже угрожал мне полицией!.. А от Домингоса я сегодня узнала — я его встретила, когда он с борзой ходил за дорожным сундуком, — что сеньор Коэн с сеньорой уезжают в Англию. Вот как все обернулось… Я от всего этого целый день животом маюсь.

И сеньора Аделия со вздохом замолкла, опустив они долу. Эга, скрестив руки, горестно взирал на друзей. Что они на это скажут? Избить палкой! Разве такой негодяй не заслуживает, чтобы ему влепить пулю прямо в сердце? Но и она тоже хороша, позволить себя избить, не убежать, не позвать на помощь, а после всего еще лечь с ним в постель! Оба они стоят друг друга!

— А сеньора Аделия, — осведомился Крафт, — тоже не знает, как все открылось?

— Это просто невероятно! — закричал Эга, хватаясь за голову.

Да, невероятно! Не могло быть перехваченного письма: они давно не переписывались. Никто не мог знать о ее посещениях «Виллы Бальзак»: они соблюдали величайшую осмотрительность — никому не под силу было проникнуть в их тайну. Она никогда не пользовалась собственным экипажем. Не входила в дом Эги через парадный вход. Его слуги никогда ее не видели и не знали, что за дама его посещает. Столько предосторожностей — и все открылось!

— Странно, странно, — пробормотал Крафт.

Воцарилось молчание. Сеньора Аделия все еще не могла прийти в себя и сидела на стуле с узелком на коленях.

— Знаете, сеньор Эга, — сказала она вдруг, после некоторого раздумья, — пожалуй, все могло открыться во сне… Так бывает… Сеньора увидела вас во сне и вслух повела с вами любовные речи, а сеньор Коэн услыхал, затаил про себя, выследил сеньору — все и открылось… А я знаю, она разговаривает во сне…

Эга, сверкая глазами, смерил взглядом сеньору Аделию — от цветов на шляпке до оборки на юбке.

— Как это он мог услыхать? Ведь у них отдельные спальни! Я знаю, что отдельные.

Сеньора Аделия опустила ресницы и, поглаживая пальцами в черных перчатках свой круглый узелок, еле слышно прошептала:

— Да нет, сеньор, у них общая спальня. Сеньора не потерпела бы, чтобы муж спал отдельно… Сеньора очень любит мужа и ужасно его ревнует…

Снова наступило молчание, неловкое и тягостное. Огарок свечи на туалете еле теплился. Эга с вымученной улыбкой пожал плечами, вяло прошелся по комнате, терзая дрожащей рукой усы. Тогда Карлос, раздосадованный вконец этой затянувшейся историей, которая длилась уже второй день без передышки, чувствуя себя замаранным всей этой грязью, объявил, что с него довольно! Уже восемь часов и время обедать…

— Да, да, мы пообедаем вместе, — пробормотал Эга, все еще пребывая в полном замешательстве.

Он сделал знак сеньоре Аделии, увлек ее за собой в гостиную и прикрыл за собой дверь.

— Тебе еще не наскучила сия история, Крафт? — воскликнул Карлос.

— Ничуть. Весьма поучительный урок.

Они подождали минут десять. Огарок догорел и погас. Карлос, все более раздражаясь, крикнул пажа. Мальчишка внес закопченную керосиновую лампу, но тут Эга, несколько пришедший в себя, вернулся из гостиной. Он освободился, сеньора Аделия ушла.

— Поедемте обедать, — сказал он, — вот только куда — час уже поздний…

Однако он сам вспомнил о ресторане Андре, на Шиадо. Внизу их ждала коляска Карлоса и наемная карета Крафта. Оба экипажа тронулись в путь. «Вилла Бальзак» удалялась — темная, безмолвная и отныне никому не нужная.

У Андре им пришлось долго ждать в унылом отдельном кабинете, оклеенном обоями в золотых звездочках и освещенном двумя газовыми рожками; на окнах кабинета поверх занавесок из дешевого муслина красовались шторы из синего репса. Эга, рухнув на потертую и продавленную софу, сидел с закрытыми глазами; силы, казалось, оставили его. Карлос разглядывал гравюры на стенах — все они изображали испанок: одна выходила из церкви, другая перебиралась через лужу, третья, опустив глаза, выслушивала наставления священника. Крафт уже сидел за столом и, подперев голову руками, просматривал «Утреннюю газету», предложенную лакеем, чтобы занять господ.

Вдруг Эга ударил кулаком по софе, которая отозвалась жалобным стоном.

— Все-таки я никак не могу уразуметь, как этот негодяй нас выследил!..

— Догадка сеньоры Аделии, — сказал Крафт, отрываясь от газеты, — не лишена оснований. Во сне или наяву, но бедная дама себя выдала. Может быть, и анонимное письмо. Или какая-нибудь случайность… Что-нибудь, что его насторожило, — он стал следить и выследил ее.

Эга поднялся с софы.

— Я не хотел вам говорить при Аделии — она не была в это посвящена. Вы видели напротив моего дома, на другой стороне дороги, дом с большим садом? Так вот, там живет тетка графа Гувариньо, дона Мария Лима, весьма достойная особа. Ракел время от времени навещала ее. Они были очень дружны: дона Мария Лима дружна решительно со всеми. Каждый раз, простившись с ней, Ракел шла через сад, выходила через садовую калитку, пересекала дорогу и оказывалась возле двери моего дома, потайной двери; войдя в нее, Ракел по лестнице попадала в ванную комнату, рядом со спальней, — вы ее, верно, успели заметить. Так что слуги никак не могли видеть Ракел. Если она завтракала со мной, завтрак приносили в спальню заранее, до ее прихода, и двери всегда запирались. Слуги могли видеть лишь некую сеньору под черной вуалью, выходившую из дома доны Марии… Как же он мог ее выследить? К тому же в доме доны Марии она меняла шляпку и надевала waterproof[70] …

Крафт восхитился:

— Великолепно! Совсем как в пьесах Скриба.

— Ну, значит, — сказал Карлос с улыбкой, — сия достойная дама…

— Дона Мария! Кто бы мог подумать!.. Я же говорю — она благородная старая дама, ее принимают в лучших домах, но она бедна и оказывает такого рода услуги… Даже в собственном доме…

— И дорого она берет за эти услуги? — невозмутимо осведомился Крафт, продолжая извлекать урок из любопытной для него истории.

— Да нет, бедняжка, — ответил Эга. — Соверенов пять, и то от случая к случаю.

Лакей появился с блюдом креветок, и все трое уселись за стол.

После обеда друзья направились в «Букетик». Эга намеревался заночевать там: нервы его были расстроены и он боялся возвращаться к себе, на «Виллу Бальзак», Закурив сигары, они поехали туда в открытой коляске — ночь была теплая и звездная.

К счастью, в «Букетике» не было никаких гостей, и измученный Эга сразу же удалился в спальню на втором этаже, где стояла старинная кровать черного дерева. Там, как только провожавший его слуга вышел, Эга подошел к трюмо, где горели свечи, и сорвал с шеи спрятанный под сорочкой золотой медальон. В нем был портрет Ракели, и Эга хотел тут же сжечь его и бросить в ведро с грязной водой пепел своей любви. Но едва он открыл медальон, как ее прекрасное, омытое улыбкой лицо под овальным стеклом обратило на него печальный взор бархатистых томных глаз… Портрет запечатлел лишь ее голову и шею в вырезе платья; воспоминания Эги дополнили портрет, обнажили атласную кожу плеч, родинку на левой груди… Его губы вновь ощутили вкус ее губ, а в душе вновь отозвались вздохи, издаваемые ею в его объятьях. И она должна уехать, «никогда больше» он не увидит ее! Неизбывная горечь этого «никогда больше» потрясла Эгу, и, зарывшись лицом в подушку, он — несчастный радетель за народ, великий краснобай — долго и безутешно рыдал в ночной тишине.