Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Юрий Кузнецов
• Жанр: Поэзия

ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ (11 февраля 1941, станица Ленинградская, Краснодарский край — 17 ноября 2003, Москва) — советский и русский поэт, лауреат Государственной премии РСФСР (1990), профессор Литературного института, был редактором отдела поэзии в журнале «Наш современник», членом Союза писателей России, академиком Академии российской словесности (с 1996).

До конца жизни вел поэтические семинары в Литературном институте и на Высших литературных курсах. Издал около двадцати стихотворных книг. Автор многочисленных стихотворных переводов как поэтов из национальных республик, так и зарубежных (Дж. Байрон, Дж. Китс, А. Рембо, А. Мицкевич, В. Незвал и др.), перевёл также «Орлеанскую деву» Шиллера

В 1998 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II перевёл на современный русский язык и изложил в стихотворной форме «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, за что ему была вручена литературная премия.

Родился на Кубани в станице Ленинградской Краснодарского края 11 февраля 1941 года в семье кадрового военного и учительницы. Отец поэта, начальник разведки корпуса, погиб на Сапун-горе в 1944 году в битве за освобождение Севастополя. Эта смерть оказала в дальнейшем большое влияние на творчество Юрия Кузнецова. Через село, где поэт жил в раннем детстве, прогремела война.

Отрочество поэта прошло в Тихорецке, а юность — в Краснодаре. После окончания школы Кузнецов проучился один год в Кубанском университете, откуда ушёл в армию. Служил связистом на Кубе в разгар Карибского кризиса 1962 года, когда мир был на грани ядерной войны. После армии некоторое время работал в милиции. В 1970 году с отличием закончил Литературный институт им. А. М. Горького.

Первое стихотворение написал в девять лет. Первая публикация увидела свет в районной газете в 1957 г. Впервые Кузнецов заявил о себе, как о поэте, будучи студентом в Литературном институте им. А. М. Горького, стихотворением «Атомная сказка», которое явилось веским аргументом в так называемом споре «физиков и лириков».

Имя Юрия Кузнецова постоянно присутствовало в критике 1970—1980-х годов, вызывая много споров и интерес читателей (например, спор о нравственности или безнравственности строки «Я пил из черепа отца»). Это короткое стихотворение о черепе стало самым ярким выражение той скорби и боли поэта о жестокости войны, которая лишила целое поколение возможности сесть за стол с отцами; сыновьям осталось только то, что лежит в могилах: вместо «сказки лица» — одни черепа…

Значительное место в творчестве Юрия Кузнецова занимает военная лирика, стихотворения о Великой Отечественной войне. По признанию поэта, воспоминания о войне стали важнейшими мотивами его поэзии. По мнению некоторых критиков, стихотворение из военной лирики «Возвращение» занимает особое место в творчестве поэта, производя на читателя яркое эмоциональное впечатление. Творчество Юрия Кузнецова служит вдохновением при написании музыкальных произведений. Так, композитор Виктор Гаврилович Захарченко положил на музыку около 30 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Когда я не плачу, когда не рыдаю» и др. Их исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор.

Ключевыми словами поэтического мира Юрия Кузнецова являются символ и миф, разрыв и связь. В своём творчестве Юрий Кузнецов часто обращается к вечным проблемам добра и зла, божественного и человеческого, в его стихах переплетаются философия, мифология и гражданская лирика. Примером тому служат широкие по замыслу поэмы на библейскую тематику («Путь Христа», «Сошествие в Ад»), которые он писал в последние годы. Названия книг Юрия Кузнецова, по его признанию, являются своего рода поэтическими манифестами.

Умер Кузнецов в Москве 17 ноября 2003 года от сердечного приступа. Свое последнее стихотворение «Молитва» он написал за девять дней до смерти. Это — завещание поэта, которого называли «сумеречным ангелом русской поэзии», «самым трагическим поэтом России». К нему относились по — разному. Апологеты обожествляли его, для противников он был «вурдалаком». Бесспорно одно: Юрий Кузнецов стал одним из самых ярких явлений в поэзии эпохи так называемого «застоя».

---

1967

ЯБЛОКО

Околдовали яблоню в тиши
Дремотные видения души.
Но вдруг из сада столб огня взвился,
То яблоко упало – в небеса.
Поодиночке яблоки взлетали –
Огня и аромата вертикали.

Все улетали, но одно осталось,
Со мною расставаться не решалось.
В нём маленькая фурия сидела
И, не мигая, на меня глядела.

Душою я невольно потянулся
За яблоком. Чего она глядит?
Но впал я в сон и больше не проснулся…
А яблоко возьмите – улетит.

1974

Дымок

Мир гол и пуст, и я не тот, что прежде.
Вот жизнь прошла, а где её следы?
Цвели когда-то и мои надежды,
Но я срывал несладкие плоды.

Когда удача жизнь мою ласкала,
То против шерсти гладила грозу,
Не только Божью искру высекала,
Случалось, вышибала и слезу.

Под шум Москвы и праздных околесиц
Я смутно слышу, что речёт мне рок.
Не нашей ли деревни светит месяц?
Не наших ли полей плывет дымок?

В толпе утрат меж прошлым и грядущим
Иду один, мне даже невдомёк,
Что здесь никто не думает о сущем,
Никто не знает, как я одинок.

Иду, бреду, куда уносит ветер,
Куда глаза глядят и не глядят.
Я краем глаза всё-таки заметил
Иную жизнь на позабытый лад.

Она не знает наших околесиц,
Моя печаль ей будет невдомёк.
Но ей и мне сияет этот месяц
И в руки нам плывёт один дымок.

2000

Легенда о Фениксе

По горам-небесам налетался,
Намигался стооким крылом.
Скорпионов и змей наглотался
И запел на столбу межевом.

И молва по земле полетела,
И такие турусы пошли,
Что дерутся внутри его тела
Скорпионы и змеи земли.

И, от боли не ведая страха,
Он кидается в жар и горит.
Воскресает из пепла и праха;
Остывая, на север летит.

Тянет хвост над полярной водою,
Остывая в тумане седом.
Камнем падает или звездою,
Застревая навек подо льдом.

И, отдавшись морскому простору,
Он влачит свою згу под водой,
Ледяную бродячую гору
Изнутри освещая собой.

Раздражённые гады морские
Возникают из тёмных пустот.
А утопшие души людские,
Выплывая, царапают лёд...

Наши старые раны заноют
На погоду последнего дня.
И моря-океаны покроют
Скорпионы и змеи огня.

Ярый Феникс, не ведая страха,
Загорится с землей и водой.
И восстанет из нашего праха,
И навеет нам сон молодой.

1979

* Ученье – свет, а неученье – тьма – *

Ученье – свет, а неученье – тьма –
Вот истина, полезная весьма.
Кто понимает это с малых лет,
Тот поступает в университет.
Но мимо едет Афанасий Фет,
И он плюёт на университет
И с лёгким сердцем следует во тьму,
Откуда нет возврата никому.
А ты учись и помни: ты не Фет,
Чтобы плевать на университет...

* За дорожной случайной беседой *

За дорожной случайной беседой
Иногда мы любили блеснуть 
То любовной, то ратной победой,
От которой сжимается грудь.

Поддержал я высокую марку,
Старой встречи тебе не простил.
И по шумному кругу, как чарку,
Твое гордое имя пустил.

Ты возникла, подобно виденью,
Победителю верность храня.
– Десять лет я стояла за дверью,
Наконец ты окликнул меня.

Я глядел на тебя не мигая.
– Ты продрогла... – и выпить велел.
– Я дрожу оттого, что нагая,
Но такую ты видеть хотел.

– Бог с тобой! – и махнул я рукою
На неполную радость свою. –
Ты просила любви и покоя,
Но тебе я свободу даю.

Ничего не сказала на это
И мгновенно забыла меня.
И ушла по ту сторону света,
Защищаясь рукой от огня.

С той поры за случайной беседой,
Вспоминая свой пройденный путь,
Ни любовной, ни ратной победой
Я уже не пытаюсь блеснуть.

Гимнастёрка

Солдат оставил тишине
Жену и малого ребёнка,
И отличился на войне...
Как известила похоронка.

Зачем напрасные слова
И утешение пустое?
Она вдова, она вдова...
Отдайте женщине земное!

И командиры на войне
Такие письма получали:
«Хоть что-нибудь верните мне...» –
И гимнастёрку ей прислали.

Она вдыхала дым живой,
К угрюмым складкам прижималась,
Она опять была женой.
Как часто это повторялось!

Годами снился этот дым,
Она дышала этим дымом –
И ядовитым и родным,
Уже почти неуловимым.

... Хозяйка юная вошла.
Пока старуха вспоминала,
Углы от пыли обмела
И – гимнастёрку постирала.

1974

Подо льдами Северного полюса

Подо льдами Северного полюса
Атомная лодочка плыла.
На свою могилу напоролася,
На свою погибель течь дала.

Подо льдами Северного полюса
Солнышко не светит никогда.
И доходит мне уже до пояса
Тёмная печальная вода.

Не хватает маленького гвоздика –
Имя нацарапать на духу.
Не хватает Родины и воздуха.
Всё осталось где-то наверху.

Подо льдами Северного полюса
Бьётся в борт любимая жена.
Отозваться не хватает голоса.
Отвечает только тишина.

Неизвестный солдат

О, Родина! Как это странно,
Что в Александровском саду
Его могила безымянна
И – у народа на виду.

Из Александровского сада
Он выползает на твой свет.
Как хвост победного парада,
Влачит он свой кровавый след.

Во глубине тысячелетней
Владимир-Солнышко встаёт,
И знаменосец твой последний
По Красной площади ползёт.

Его глаза полны туману
А под локтями синий дым.
Заткнул свою сквозную рану
Он бывшим знаменем твоим.

Его слова подобны бреду
И осыпают прах земной:
«За мной враги идут по следу,
Они убьют тебя со мной.

О, Родина! С какой тоскою
Кричит поруганная честь!
Добей меня своей рукою.
Я криком выдаю: ты здесь.

Немилосердное решенье
Прими за совесть и за страх.
У Божьей Матери прощенье
Я отмолю на небесах...»

Судьба на подвиг не готова.
Слова уходят в пустоту.
И возвращается он снова
Под безымянную плиту.

ГРИБЫ

Когда встаёт природа на дыбы,
Чтó цифры и железо человека!
Ломают грозно сонные грибы
Асфальт непроницаемого века.

А ты спешишь, навеки невозможный
Для мирной осмотрительной судьбы.
Остановись – и сквозь твои подошвы
Начнут буграми рвать тебя грибы.

Но ты не остановишься уже!
Лишь иногда в какую-то минуту
Ты поразишься – тяжести в душе,
Как та сопротивляется чему-то.

1968

СНЕГ

Зимний час. Приглушённые гулы.
Снег идёт сквозь людей и сквозь снег.
Облепляет ночные фигуры,
Замедляет наш яростный бег.

Друг у друга не просим участья
В этой жизни опасной, земной.
Для старинного смертного счастья
Милый друг возвратится домой.

Долго пальцы его ледяные
Будут ключ запропавший искать.
Дверь откроют навстречу родные,
Молча снег он начнёт отряхать.

Будет долго топтаться пред светом.
Будут ждать терпеливо его.
Обнажится под тающим снегом
Пустота – никого! Ничего!

1968