Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Юрий Кузнецов
• Жанр: Поэзия

ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ (11 февраля 1941, станица Ленинградская, Краснодарский край — 17 ноября 2003, Москва) — советский и русский поэт, лауреат Государственной премии РСФСР (1990), профессор Литературного института, был редактором отдела поэзии в журнале «Наш современник», членом Союза писателей России, академиком Академии российской словесности (с 1996).

До конца жизни вел поэтические семинары в Литературном институте и на Высших литературных курсах. Издал около двадцати стихотворных книг. Автор многочисленных стихотворных переводов как поэтов из национальных республик, так и зарубежных (Дж. Байрон, Дж. Китс, А. Рембо, А. Мицкевич, В. Незвал и др.), перевёл также «Орлеанскую деву» Шиллера

В 1998 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II перевёл на современный русский язык и изложил в стихотворной форме «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, за что ему была вручена литературная премия.

Родился на Кубани в станице Ленинградской Краснодарского края 11 февраля 1941 года в семье кадрового военного и учительницы. Отец поэта, начальник разведки корпуса, погиб на Сапун-горе в 1944 году в битве за освобождение Севастополя. Эта смерть оказала в дальнейшем большое влияние на творчество Юрия Кузнецова. Через село, где поэт жил в раннем детстве, прогремела война.

Отрочество поэта прошло в Тихорецке, а юность — в Краснодаре. После окончания школы Кузнецов проучился один год в Кубанском университете, откуда ушёл в армию. Служил связистом на Кубе в разгар Карибского кризиса 1962 года, когда мир был на грани ядерной войны. После армии некоторое время работал в милиции. В 1970 году с отличием закончил Литературный институт им. А. М. Горького.

Первое стихотворение написал в девять лет. Первая публикация увидела свет в районной газете в 1957 г. Впервые Кузнецов заявил о себе, как о поэте, будучи студентом в Литературном институте им. А. М. Горького, стихотворением «Атомная сказка», которое явилось веским аргументом в так называемом споре «физиков и лириков».

Имя Юрия Кузнецова постоянно присутствовало в критике 1970—1980-х годов, вызывая много споров и интерес читателей (например, спор о нравственности или безнравственности строки «Я пил из черепа отца»). Это короткое стихотворение о черепе стало самым ярким выражение той скорби и боли поэта о жестокости войны, которая лишила целое поколение возможности сесть за стол с отцами; сыновьям осталось только то, что лежит в могилах: вместо «сказки лица» — одни черепа…

Значительное место в творчестве Юрия Кузнецова занимает военная лирика, стихотворения о Великой Отечественной войне. По признанию поэта, воспоминания о войне стали важнейшими мотивами его поэзии. По мнению некоторых критиков, стихотворение из военной лирики «Возвращение» занимает особое место в творчестве поэта, производя на читателя яркое эмоциональное впечатление. Творчество Юрия Кузнецова служит вдохновением при написании музыкальных произведений. Так, композитор Виктор Гаврилович Захарченко положил на музыку около 30 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Когда я не плачу, когда не рыдаю» и др. Их исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор.

Ключевыми словами поэтического мира Юрия Кузнецова являются символ и миф, разрыв и связь. В своём творчестве Юрий Кузнецов часто обращается к вечным проблемам добра и зла, божественного и человеческого, в его стихах переплетаются философия, мифология и гражданская лирика. Примером тому служат широкие по замыслу поэмы на библейскую тематику («Путь Христа», «Сошествие в Ад»), которые он писал в последние годы. Названия книг Юрия Кузнецова, по его признанию, являются своего рода поэтическими манифестами.

Умер Кузнецов в Москве 17 ноября 2003 года от сердечного приступа. Свое последнее стихотворение «Молитва» он написал за девять дней до смерти. Это — завещание поэта, которого называли «сумеречным ангелом русской поэзии», «самым трагическим поэтом России». К нему относились по — разному. Апологеты обожествляли его, для противников он был «вурдалаком». Бесспорно одно: Юрий Кузнецов стал одним из самых ярких явлений в поэзии эпохи так называемого «застоя».

---

1997

ГДЕ-ТО В ТОКИО ИЛИ В ГОНКОНГЕ

Я в тумане сижу среди белого дня,
Даже ясные очи заволгли...
Ободрали однажды, как липку, меня
Где-то в Токио или в Гонконге.

Ни червонцев, ни паспорта, в гроб вашу стать!
Хоть рыдай старорусским рыданьем!
Я в полицию. "Будем, - сказали, - искать.
Пропади!" Я пропал с ожиданьем.

Вижу бар а ля рюс. За стеклом мой земляк:
Ванька-встанька, и девки-матрешки.
Сел за столик и сжал свое горе в кулак,
Может, тут повезет понарошке.

Подлетает болванчик, накрашен и сыт,
На руке расписная салфетка.
- А ля рюс? - сепелявит и мимо косит.
- Рус! - бью в грудь кулаком. - Контрразведка!

Он исчез. Выплывает хозяйка на свет,
Как горшочек, и глазыньки узки.
- Здравствуй, русский Иван! Деньги есть или нет?..
Маракует немножко по-русски.

- Как не так, - говорю, - ободрали меня,
Улетел мой воздушный кораблик...
Я пою ей про жизнь среди белого дня,
И она подпевает, как зяблик.

Наливает чуток. Я молчу: не таков!
Кап еще, каждый кап с тормозами.
- Не кичись, - говорю, - иль не видишь краев?
Наливай до краев, как в Рязани.

Налила дополна. Осушил я стакан.
Оживились все зрящие в зале.
Подбегают, гласят: - Рус Иван! Рус Иван! -
И ещё два сполна заказали.

Слух в народе пошел, как Иван водку пьет
И при этом не знает предела.
Оценила хозяйка меня и народ,
И смекнула, что прибыльно дело.

Заявила мне так: - Оставайся, Иван,
Хоть и нет у тебя ни червонца.
Каждый день будет ждать тебя полный стакан
На помин восходящего солнца.

Каждый день выпивал я за красным столом
На помин восходящего солнца.
А раскосая сила валила валом,
А хозяйка считала червонцы.

Очень долго сидел я за красным столом,
И вся Азия в рот мне глядела.
А когда отыскался мой паспорт с гербом,
Понял я, что дошел до предела.

Я в посольство пошел среди белого дня
И ударил в глухие ворота.
- Ой, родные мои! Ой, сажайте меня
На кораблик воздушного флота!

Пусть уносит скорей на сторонку мою,
Где свирепствует морок и голод,
Где я слышал, как ангелы пели в раю,
Когда был я и весел, и молод...

Опустился в родном неизвестном краю
Легче пуха воздушный кораблик.
Я сижу и последние песни пою,
И душа подпевает, как зяблик.

На лицо оседает похмельный туман,
Даже ясные очи заволгли…
Ободрали однажды, как липку меня,
Где-то в Токио или в Гонконге.

Эх, Рассеюшка, ухнем!
Эх, родимая, я сам не свой, я сам не свой...
Ухнем!.. 

1998

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

Я иду на ту сторону
Вдоль заветных крестов.
Иногда даже ворону
Я поверить готов.

Даже старому ворону —
Он кричит неспроста:
— Не гляди по ту сторону
Мирового креста.

Ты идёшь через пропасти,
Обезумев почти.
Сохрани тебя Господи,
Боль веков отпусти!..

А на той на сторонушке
Что-то брезжит вдали...
Хоть на каменной горушке,
Крестный путь, не пыли!

Дальней каменной горушке
Снится сон во Христе,
Что с обратной сторонушки
Я распят на кресте.

1998

ЛАДА

В обаянии женского имени
Что-то есть от звезды за рекой —
Золотое, красивое, синее,
Что душе навевает покой.

Но упала звезда во полуночи,
И до моря река не дошла.
И забилась душа в переулочек
И дороги к тебе не нашла.

Закатилась звезда в твоём имени,
И река пересохла совсем.
Но в душе золотое и синее
Всё живет неизвестно зачем.

Было всё-таки что-то красивое,
Но прошло и исчезло, как дым,
И его золотое и синее
Никогда не бывало твоим. 

2000

АНЮТА

Придите на цветы взглянуть,
Всего одна минута!
Приколет розу вам на грудь
Цветочница Анюта.
(Забытая песенка)

Эта жизнь – всего одна минута,
Да и та проходит без следа.
Где она, весёлая Анюта?
Я её не видел никогда.

Жизнь моя давно идёт к развязке,
Подавая знак средь бела дня.
Это не Анютины ли глазки
В чистом поле смотрят на меня?

Это не она ли Бога просит
Отпустить её на малый срок?
Слышу ясно – как рукой подносит
С того света чистый голосок.

Я лежу, усыпанный цветами,
Запах розы издали ловлю:
Он сулит мне скорое свиданье
С той, кого, не ведая, люблю.

Придите на цветы взглянуть,
Всего одна минута!
Положит розу вам на грудь
Та самая Анюта.

2001

ТАМБОВСКИЙ ВОЛК

России нет. Тот спился, тот убит,
Тот молится и дьяволу, и Богу.
Юродивый на паперти вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!

Нет! Я не спился, дух мой не убит,
И молится он истинному Богу.
А между тем свеча в руке вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!

Молитесь все, особенно враги,
Молитесь все, но истинному Богу!
Померкло солнце, не видать ни зги...
Тамбовский волк выходит на дорогу.

2003

ПРОЗРЕНИЕ ВО ТЬМЕ

Царевна спящая проснулась
От поцелуя дурака.
И мира страшного коснулась
Её невинная рука.

Душа для подвига созрела,
И жизнь опять в своем уме.
Ага, слепая! Ты прозрела,
Но ты прозрела, как во тьме.

А в этой тьме и солнце низко,
И до небес рукой подать,
И не дурак —
Антихрист близко,
Хотя его и не видать.

2003

"Красный сад"

В тридевятом царстве-государстве
Красный сад растет на радость людям.
Он гуляет буйною весною,
Красным летом песни распевает,
Вспоминает под осенним ветром,
А под зимним снегом засыпает.
Круглый год меняется - и тот же.
Наяву стоит, как сновиденье,
И творит певучие молитвы
Тихий хор его благоуханий.

Зазвенит подснежный колокольчик,
Выглянет на солнце и смеется.
Белый ландыш вздрогнет под кустами
Тонкими бубенчиками звона.
Мягкие раскаты аромата
Разойдутся и в кустах заглохнут.
Ландыш так изящен и приятен,
Только жаль, что никого не любит,
Губит всех, кто с ним стоит в стакане,
Кроме милосердной незабудки.
Незабудка нежно-голубая,
А в сердечке блещет золотинка
¬Это отблеск веры и надежды,
Эти чувства так благоуханны,
Что смиряют даже гордый ландыш.

Чу! Тончайший звон стоит в тумане.
То фиалка пахнет, как святая.
То звенит ее благоуханье.
В воздухе лиловый куст сирени
Поднимает купол аромата.
Гроздья-пятизвездки сохранили
Многолюдный нечет старой сказки
¬Все и ничего земного счастья,
А меж ними певчая сирена,
А меж ними сизая пучина.
Гроздь сирени обещает счастье,
А сирена - темную пучину,
А пучина - полное забвенье.
Куст жасмина мреет белой страстью,
Пряный запах веет на прохожих
И играет женскою судьбою.
Ноздри юной женщины трепещут,
Пали ниц тенистые ресницы,
Свежие уста полураскрыты,
Глубоко и страстно дышат груди,
Женщина в любви, как смерть, прекрасна!
А привада - белый куст жасмина
Или гроздь сирени в изголовье.

Что за воздух! Знойный и прохладный,
Сладко-горький, вяжущий и терпкий,
Как соски грудей влюбленной девы
Или поцелуй ночной русалки.
Радужно играют переливы
На деревьях, на кустах и травах.
Даже самый незаметный цветик
Не меняет запаха и нрава
И поет одну и ту же песню.
Воздух полон птиц и насекомых
В нем кишит несметное порханье,
В нем дрожит всесветное гуденье,
А на всем лежит печать покоя.
Воздух полон ангелов незримых,
Явных через запах и дыханье.
Это чуют мудрецы и дети,
Остальным до этого нет дела.

В разнотравье тонко пахнет мятой
Чебрецом и дымчатой полынью.
Если их сорвать, то сильно пахнет
Пахнет воздух, а не только руки.
Но цветы другие рвать не надо.
Ими можно только любоваться
Трогать осторожными руками'
И дышать их чистым ароматом.
Но нельзя их рвать - засохнут сразу ...
Только и засохшие нам милы
В памяти они благоухают.

Есть в саду незваные пришельцы -
То цветы сорокового царства,
Их зовут - растущие из бездны.
Дурно пахнут, но меняют запах
И при этом кровь сосут из мошек,
А случится, то из человека.
Если он заснул в их тайном месте,
То уже вовеки не проснется.
Обескровят до последней капли,
А потом отвалятся и лопнут.
Но такое вспоминать не надо
На дорожку и на сон грядущий.

СЛЕД ЧЕЛОВЕКА