А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

• Название: «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.
• Автор: А Кабацков
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-8243-1180-8

В коллективной монографии, написанной историками Пермского государственного технического университета совместно с архивными работниками, сделана попытка детально реконструировать массовые операции 1937–1938 гг. на территории Прикамья. На основании архивных источников показано, что на локальном уровне различий между репрессивными кампаниями практически не существовало. Сотрудники НКВД на местах действовали по единому алгоритму, выкорчевывая «вражеские гнезда» в райкомах и заводских конторах и нанося превентивный удар по «контрреволюционному кулачеству» и «инобазе» буржуазных разведок. Это позволяет уточнить представления о большом терроре и переосмыслить устоявшиеся исследовательские подходы к его изучению.

---

«Критиковать не только нельзя было бюро обкома или отдельных членов бюро обкома, но нельзя было ничего сказать даже про инструкторов обкома. У меня был такой случай… В обкоме работал инструктором Зайцев — проходимец, жулик, пьяница, который приезжал в район и колбасил там. Я пытался на одном совещании рассказать про этого инструктора, и что вы думаете? По этому поводу я имел крупную беседу с Кабаковым. Кабаков заявил: кто тебе дал право дискредитировать инструктора обкома, который подбирается обкомом и утверждается ЦК?»[71].

Возникает вопрос, почему в начале 1937 г. местные культовые практики были объявлены высшим партийным руководством вредными извращениями, подвергнуты осмеянию и в конце концов запрещены.

На наш взгляд, атака на местные культы, предпринятая на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г., была непосредственно связана с подготовкой «кадровой революции». Одно дело наказывать разложившихся и переродившихся чиновников, совсем иное — выдавать на расправу большевистских вождей. Стилистические практики предшествовали репрессивным. Для начала областных партийных руководителей лишили прежнего имени. Сталин назвал их «генералитетом нашей партии»[72]. Слово «генерал» в 1937 г. обладало устойчивыми отрицательными коннотациями: «белый генерал», «царский генерал», «старорежимный генерал». «Партийный генерал» встраивался в тот же ряд. Далее обнаружилось, что высокопоставленные партийные товарищи обладают многочисленными пороками, в том числе страстью к хвастовству, самодовольству и зазнайству; заражены «идиотской болезнью беспечности».

Культовые практики были заклеймены «парадной шумихой», «местничеством», «семейственностью», «зажимом самокритики»[73]. Естественно, что лица, допустившие такие преступления против партийной морали, не могли пользоваться доверием.

* * *

Репрессии против ответственных работников входят в систему с августа 1936 г.

Самыми крупными фигурами руководящего состава, репрессированными в 1936 — начале 1937 гг., были высокопоставленные сотрудники Наркомтяжпрома СССР: начальник строительства «Средуралмедьстрой» Жариков, начальник Уралцветмета Колегаев, начальники строительства Уралвагонстроя Марьясин и Тавштейн, начальник Химстроя Каширин, заведующий областным отделением местной промышленности Стриганов и его заместитель Медников. Взяли их в ходе фабрикации дела Ю. Пятакова.

За преступное отношение к выполнению своих обязанностей сняли с работы ряд советских работников — председателей районных исполнительных комитетов (Румянцев), председателей горсоветов (Пыхтеев)[74], как активный троцкист исключен из рядов ВКП(б) начальник планово-финансового отдела ОблЗУ Степанов В. В. Председатель облисполкома Ф. В. Головин — ближайший сотрудник Ивана Дмитриевича Кабакова — был также обвинен в участии в «троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации», исключен из партии, а затем арестован.

Тогда же приходит очередь партийных работников из аппарата обкома ВКП(б), Пермского горкома ВКП(б) и областного института марксизма-ленинизма.

Первым был исключен из партии «за троцкизм» заведующий отделом партийной агитации и пропаганды Пермского горкома ВКП(б) Матвеев Г. Ф. На следующий день обком дает поручение секретарю горкома ВКП(б) Голышеву проверить своих работников, отобранных Матвеевым, в горкоме и периферии.

Параллельно репрессии разворачивались в аппарате областного отдела народного образования: 31 августа 1936 г. как двурушника исключили из партии заведующего школьным сектором Свердловского обкома ВКП(б) Застенкера Н. Е., была снята с работы заведующая Пермским городским отделом народного образования Нетупская[75].

В сентябре-декабре 1936 г. «вычищается» руководство учебных заведений г. Свердловска: за связь с троцкистами репрессированы директор института марксизма-ленинизма Новик (эта должность утверждалась ЦК ВКП(б)), преподаватель Лемкова, директор Горного института Скороделов и др.[76]

Этапным рубежом репрессивной политики стал второй Московский процесс. Разгром Главхимпрома вызвал волну арестов на предприятиях химической промышленности Урала. Вместе с директором завода им. Кирова были арестованы и секретари горкомов ВКП(б) Дьячков и Чернецов, заместитель заведующего промышленным отделом обкома ВКП(б) Спивак[77].

Михаил Николаевич Дьячков родился в 1903 году в крестьянской семье в с. Больше-Грязнухинское Каменского района Уральской области. До 1919 года батрачил. В 1919 году вступил в комсомол. С 1920 г. — на комсомольской работе, был ответственным секретарем Травянского волостного комитета комсомола. Принимал участие в подавлении кулацкого восстания, «…вел работу по выявлению и вылавливанию дезертиров, являвшихся первыми помощниками кулаков». В 1925 г. М. Н. Дьячков вступил в партию. С этого момента он работал пропагандистом Баженовского райкома ВКП(б), затем заведующим кабинетом агитации и пропаганды при культпропе Свердловского окружкома партии. С 1928 по 1929 гг. Дьячков заведовал отделом народного образования Баженовского района. Далее — работа в советском административном аппарате: председатель сначала Баженовского, а потом Первоозерского райисполкома. В 1926–1927 гг. принимал участие в разгроме «…контрреволюционной троцкистской группы в Уфалее». С 1931 года по 1935 г. Дьячков работал в областном комитете партии: сначала заведующим сектором советских кадров, затем заместителем заведующего отделом кадров, с марта 1934 г. — заместителем заведующего промышленным и транспортным отделом Свердловского обкома ВКП(б). 1 апреля VIII пленумом Пермского горкома ВКП(б) он был избран вторым секретарем городского комитета партии. Все списки исключенных из ВКП(б) идут в обком за его подписью. 16 декабря 1936 г. сам Дьячков был арестован органами НКВД и уже после ареста, в январе 1937 г. исключен из партии. Для информирования членов горкома в Пермь конспиративно приезжал И. Д. Кабаков. После короткого следствия Дьячков был расстрелян 24 марта 1937 года.

Вместе с Дьячковым был арестован и вскоре расстрелян бывший инструктор Пермского горкома ВКП(б) Моргунов, который в предыдущие месяцы вел всю черновую работу по разоблачению троцкистов в пермской организации: «В аппарате Пермского горкома ВКП(б) я не был рядовым инструктором, а был поставлен в несколько особое положение, заключавшееся в том, что мне поручалось расследование всех наиболее серьезных троцкистских дел, где речь шла не о троцкистских проявлениях того или иного отдельного лица, а там, где вскрывались троцкистские гнезда, где имела место организованная троцкистская работа», как, например, в Уралзападолесе.

Причем он действовал так рьяно, что городскому комитету не раз приходилось его сдерживать: «Меня на бюро крепко били», — признавал он на допросе[78]. Для политической кампании 1937 г. этот не слишком грамотный, но зато энергичный и инициативный разоблачитель кажется самой подходящей фигурой. Руководству областного управления НКВД он понадобился для других целей: от него получили показания против секретаря горкома А. Я. Голышева, потерпевшего поражение в аппаратной схватке с директором завода № 19 Побережским. Тот был новичком в местной партийной организации и явно не пришелся ко двору местным партийным кадрам. С августа 1936 г. его постоянно подозревают в пособничестве троцкистам, не выслушивая ни объяснений, ни оправданий.

«Сегодняшнее выступление Побережского никого удовлетворить не может, — говорил на заседании бюро горкома Голышев, — ибо оно было неправильным, небольшевистским. […] Ты прекрасный директор, об этом не раз отмечал тов. Орджоникидзе, но… ты не можешь забывать, что сам был в прошлом активным троцкистом»[79].

Побережский пожаловался наркому. Тот обратился к Сталину. В Пермь 26 декабря 1936 г. поступила телеграмма за подписью Сталина, адресованная непосредственно Голышеву:

«До ЦК дошли сведения о преследованиях и травле директора моторного завода Побережского и его основных работников из-за прошлых грешков по части троцкизма. Ввиду того, что как Побережский, так и его работники работают ныне добросовестно и пользуются полным доверием у ЦК ВКП(б), просим вас оградить товарища Побережского и его работников от травли и создать вокруг них атмосферу полного доверия.

О принятых мерах сообщите незамедлительно в ЦК ВКП(б)»[80].

После этого Голышеву пришлось заняться самокритикой:

«[Я] в отношении Побережского неправильно насторожился, не поняв той обстановки, которая была дана в директиве ЦК партии. Я еще более усугубил положение тем, что после этой директивы я должен был на рабочих собраниях, на партийных собраниях, на партийном активе, не ссылаясь на директиву, развеять атмосферу недоверия, которая была вокруг т. Побережского. Я этого не сделал»[81].