Уильям Таубман - Хрущев

• Название: Хрущев
• Автор: Уильям Таубман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 987-5-235-03188-3

Никита Сергеевич Хрущев — человек, оставивший заметный след не только в советской, но и в мировой истории. Секретный доклад, положивший начало разоблачению культа личности Сталина, расколол страну, в глазах одних сделав его героем, в глазах других — предателем и выскочкой. Какой была его действительная роль в массовых репрессиях в Москве и на Украине, в восстановлении народного хозяйства СССР после Великой Отечественной войны, во всем том, чем запомнилась его эпоха? Автор, известный американский историк, тщательно и скрупулезно восстановил весь жизненный путь этого неординарного человека, собрав огромный, во многом уникальный материал, состоящий в том числе из архивных документов, а также записей бесед с людьми, хорошо знавшими Хрущева в разные периоды его жизни.

Книга вышла в США в 2003 году и в том же году была удостоена Пулитцеровской премии.

Издание второе.

Перевод осуществлен по изданию: William Taubman. Khruschev: The Man and His Era. New York — London, W. W. Norton & Company, 2003.

---

Кто отдал приказ стрелять — и был ли вообще такой приказ — так и осталось неясным. В то время КГБ утверждал, что стрелять приказали «военные». Макаревский утверждает, что стрельба началась случайно, когда один из демонстрантов попытался отнять у солдата винтовку. Военная прокуратура, проведшая расследование почти тридцать лет спустя, предположила, что первыми начали стрельбу снайперы из госбезопасности. По словам Микояна, Козлов неотступно требовал у Хрущева разрешения применить силу — и в конце концов его получил. Хрущев, как утверждал Микоян, боялся, что возмущение перекинется на другие рабочие регионы, в том числе на Донбасс57.

Стрельба на площади Ленина и последующие жесткие меры переломили хребет восстанию, хотя на следующее утро в центре города все же собралось несколько сот человек, привлеченных главным образом криками женщины, потерявшей сына58. В ответ на новую демонстрацию власти выкатили громкоговорители и начали транслировать записанную накануне речь Микояна. В тот же день Козлов в своем радиообращении пообещал улучшить условия, приведшие к забастовке. Повышение цен он оправдывал, однако уверял, что это временная мера, которая через каких-нибудь два года приведет к изобилию59. Тем временем милиция арестовала 116 демонстрантов; над 14 зачинщиками был устроен скорый публичный суд, напоминавший процессы тридцатых годов. Семеро, в том числе одна женщина, были приговорены к смерти, остальные — к десяти — пятнадцати годам тюрьмы. Публика в зале суда встретила приговоры возгласами типа: «Собакам собачья смерть!» и «Пусть получат по заслугам!»60.

Новочеркасская демонстрация была не единственной, которую пришлось подавлять силой: тем же летом в столкновениях с милицией погибли несколько человек в Муроме и Александрове Владимирской области61. Козлова пролившаяся кровь не лишила аппетита — сразу после новочеркасской трагедии Макаревский слышал, как, разговаривая по телефону с Сусловым, Козлов жаловался на качество местного питания: «Чертова дыра! Распорядись, чтобы сюда что-нибудь прислали. И не забудь: мне нужен отпуск, ты обещал меня поддержать». Хрущев, по-видимому, воспринял известие о трагедии намного тяжелее. Он пытался оправдать силовые действия, заметив Козлову, что, поскольку «миллионы уже погибли ради торжества Советской власти, мы имели право применить силу». В происшедшем он винил всех, кроме себя, — и самих рабочих, и «местных идиотов, которым вздумалось стрелять», и коллег из Президиума. Сергей Хрущев утверждает, что «воспоминания о Новочеркасске мучили отца до конца дней. Именно поэтому он ничего об этом не написал в своих воспоминаниях». Не стоит удивляться и тому, что после трагедии не было проведено серьезного анализа ее причин62.

2 июня, выступая перед советской и кубинской молодежью (до или после известия о новочеркасской трагедии — неясно), Хрущев, отложив в сторону заранее заготовленный текст, сравнил нынешнюю ситуацию в стране с трудностями, возникшими сразу после Гражданской войны. Решение поднять цены далось нелегко, заявил он; но «как быть, какой найти выход? И мы решили сказать правду народу, партии… Да, у нас есть трудности, не хватает мяса, не хватает масла», — продолжал он. Но «через год-два» повышение цен «благотворно скажется на всей экономике страны», а сельское хозяйство отныне «будет подниматься, как на дрожжах»63.

Два дня спустя шеф КГБ Семичастный передал Хрущеву секретный доклад о реакции народа на его выступление. Некоторые интеллигенты (интересно, что все — с еврейскими фамилиями) встретили его восторженно: «Да, это действительно речь!»; «Другие страны должны завидовать нам, что мы имеем такого премьера!» (Ничего удивительного, эти люди умели распознавать в собеседниках агентов КГБ.) Однако сообщил Семичастный и о «некоторых нездоровых настроениях», исходивших, в частности, от военных. «Культ личности как был, так и остался», — заявил один офицер. «Какой ни плохой был Сталин, — заметил другой, — он ежегодно снижал цены, а сейчас, кроме повышения цен, ничего не сделано». А третий заключил: «Если сейчас народ будет бунтовать, то мы своих не пойдем усмирять»64.

После Новочеркасска начатая в марте 1962 года административная реформа сельского хозяйства выглядела отнюдь не панацеей. В конце июня Хрущев снова побывал в Калиновке — и на сей раз вынес оттуда неприятные впечатления: крестьяне по-прежнему, совсем как в далеком детстве, сгребали сено вилами и грузили на телегу, запряженную сонной клячей65. Тем же летом и осенью он направил в Президиум еще девять записок, посвященных сельскому хозяйству. 4 августа Хрущев заявил, что территориальные администрации, введенные в марте, «оправдываются жизнью» — однако всего месяц спустя посетовал, что «мы еще не нашли правильной системы управления непосредственно в сельском хозяйстве»66.

В августе, когда Хрущев отдыхал на даче в Крыму, его осенила еще одна гениальная идея. Со времен Ленина партия ревниво следила за своей монополией на власть, централизуя свои ряды — особенно собственную бюрократию. Теперь же Хрущев предложил разделить партию на две ветви, с тем, чтобы одна из них специализировалась по промышленности, а другая — по сельскому хозяйству. Он был убежден, что местные руководители отмахиваются от сельских проблем, и решил таким способом заставить их сосредоточить свои заботы на обеспечении народа провизией67.

Сергей Хрущев слышал, как отец изложил свою идею Брежневу, Подгорному и Полянскому. Поплавав в Черном море, они сидели на пляже под тентом. «Все поддержали идею с энтузиазмом и в один голос», — рассказывает Сергей. «Что за великолепная мысль! Так и надо сделать, и немедленно!»68 На самом же деле коллеги Хрущева пришли в ужас. Еще до того Брежнев «тихо негодовал» по поводу ликвидации сельских райкомов69. Геннадию Воронову, главному специалисту по сельскому хозяйству в Президиуме, идея показалась «нелепой». Но вслух никто из высшего руководства не возражал70. «Нужно понимать, в какой обстановке все это происходило, — рассказывал позже Шелепин. — После Сталина пришел Хрущев… Следующий хозяин. Ни у кого не хватало смелости протестовать»71.

«Мне с трудом удалось сохранить от раздела КГБ. Хрущев все приставал, приставал ко мне с разделением КГБ, мне это надоело, и я как-то рассказал ему анекдот о МВД, который тогда появился (МВД разделили): подбирая на улице пьяных, милиционеры принюхиваются — если несет сивухой, отправляют в деревенские органы МВД, если коньяком — в городские. И добавил: „А как мне делить шпионов на сельских и городских?“»72 Вполне возможно, что на самом деле Семичастный не проявлял такой гражданской смелости. Егорычев и его коллеги по Московскому горкому партии «не понимали этой затеи. И нам казалось, что это неправильно, потому что речь шла всегда у нас о союзе рабочего класса и крестьянства, и вдруг создаем по сути дела две партии». «После XXII съезда Хрущев обладал большим авторитетом… и находился на вершине власти»73.

В январе 1963 года Хрущев признался Фиделю Кастро, посетившему СССР, что поначалу сам сомневался в правильности своей идеи. Однако, к его удивлению, все вокруг единогласно его поддерживали. Только позже он услышал мнение тех, «кто говорил, что мы разрушаем партию. Знаете, я и по сей день не уверен, что был прав»74.

Однако ни по записке Хрущева от 10 сентября 1962 года, касающейся разделения партии, ни по его последующему поведению нельзя было заключить, что его терзают сомнения. К концу сентября, когда он был в длительной поездке по Средней Азии (откуда отправил еще пять записок о состоянии сельского хозяйства там и в других регионах), Президиум, очевидно, уже дал согласие, однако пленум ЦК не мог состояться раньше ноября. Хрущев говорил о реформе как о решенном деле и заодно выдвинул еще одно предложение (создать в ЦК Среднеазиатское бюро), которое у Президиума даже не было возможности обсудить75. Все это припомнили ему коллеги два года спустя.

В 1962 году достигла своего апогея вновь развернувшаяся антисталинская кампания. Разумеется, это не могло произойти без одобрения Хрущева; однако очевидно, что главной движущей силой был не он. Либеральная интеллигенция, имевшая своих сторонников в аппарате Хрущева, воспользовалась XXII съездом как путем к продвижению своих идей и победе над своими соперниками из консервативных кругов.

Твардовский слишком хорошо знал переменчивую натуру Хрущева. Ознакомившись с материалами ЦК, он нашел в них немало внушающего тревогу — например секретное распоряжение о регулярных поставках мяса в Москву и Ленинград. «Значит, худо, — замечал он, — если о других городах речи нет». В своем внутреннем кругу Твардовский не раз ругал Хрущева за то, что тот указывает крестьянам, что, как и когда им сеять. Неужели, говорил он, у главы государства более важных дел не нашлось? Повышение цен 1 июня подтвердило опасения Твардовского. Знал он и о том, что Леонид Ильичев, главный помощник Хрущева по идеологии, не столько поддерживает либералов против консерваторов, сколько из каких-то своих соображений старается удержать их от открытой войны друг с другом76.