Уильям Таубман - Хрущев

• Название: Хрущев
• Автор: Уильям Таубман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 987-5-235-03188-3

Никита Сергеевич Хрущев — человек, оставивший заметный след не только в советской, но и в мировой истории. Секретный доклад, положивший начало разоблачению культа личности Сталина, расколол страну, в глазах одних сделав его героем, в глазах других — предателем и выскочкой. Какой была его действительная роль в массовых репрессиях в Москве и на Украине, в восстановлении народного хозяйства СССР после Великой Отечественной войны, во всем том, чем запомнилась его эпоха? Автор, известный американский историк, тщательно и скрупулезно восстановил весь жизненный путь этого неординарного человека, собрав огромный, во многом уникальный материал, состоящий в том числе из архивных документов, а также записей бесед с людьми, хорошо знавшими Хрущева в разные периоды его жизни.

Книга вышла в США в 2003 году и в том же году была удостоена Пулитцеровской премии.

Издание второе.

Перевод осуществлен по изданию: William Taubman. Khruschev: The Man and His Era. New York — London, W. W. Norton & Company, 2003.

---

Президент Кеннеди видел и другие связи между Берлином и Кубой. Если Соединенные Штаты не смогут добиться вывоза ракет с Кубы, мировое сообщество усомнится в способности Вашингтона защитить Берлин. Если Америка блокирует Кубу, русские в ответ могут блокировать Берлин. Если Соединенные Штаты вторгнутся на Кубу или нанесут ей удар с воздуха, Москва захватит Берлин — и европейцы будут винить в этом американцев, испугавшихся опасности, с которой Западная Европа живет бок о бок уже много лет. Кеннеди невольно «восхищался советской стратегией», признался он 22 октября своему старому другу, британскому послу Дэвиду Ормсби-Гору. «Они открыто бросили Соединенным Штатам вызов, прекрасно понимая, что, если американцы ответят на него силой, у русских появится идеальная возможность захватить Западный Берлин. Если же, с другой стороны, он [президент] ничего не сделает, союзники США в Латинской Америке и в других местах почувствуют, что Вашингтон не может защитить их от распространения коммунизма и что на него лучше не полагаться»5.

Раск высказал еще одну гипотезу: возможно, за происшедшее ответствен не Хрущев, а «твердолобые сторонники эскалации напряжения»6. Единственное объяснение, не пришедшее в голову никому в Белом доме, было самым простым и близким к истине: если верить русским, они просто-напросто хотели защитить своего союзника Фиделя Кастро от нападения США. Впрочем, этим история не исчерпывалась.

Помимо стратегии Хрущева, Кеннеди и его советники пытались разгадать его тактику. «Нам следует исходить из того, — заявил Кеннеди 22 октября, перед тем, как сделать публичное заявление о ракетах, — что Хрущеву известно, что мы знаем о его ракетах, а значит, он уже подготовил свой ответ». 26 октября Кеннеди откровенно восхищался тем, как ловко Хрущев пользуется своей репутацией агрессивного и несговорчивого упрямца: «Если уж ты — сукин сын, то всякий раз, как ты проявишь хоть какую-то уступчивость, все вокруг размякают от радости»7.

Однако, если приписывать Хрущеву такую сообразительность, — почему же он, по выражению Раска, «столь безумно недооценивал значимость Кубы для Вашингтона»? Почему не спрятал ракеты? Зачем оставил в открытом поле, где их неминуемо должны были заметить американские разведывательные самолеты? «Может быть, когда-нибудь потом русские мне объяснят, — сказал Кеннеди 25 октября, — почему они их не закамуфлировали, зачем спешно камуфлируют сейчас и на что вообще они рассчитывали». Не говоря уж о том, почему 26 октября Хрущев предложил способ выхода из кризиса, а на следующий же день передумал. «Как можно иметь дело с человеком, который меняет свое решение прежде, чем мы успеваем ответить, — жаловался 27 октября Макнамара, — и публично объявляет о своих предложениях прежде, чем отправить их нам?»8

Очевидно, Хрущев не продумывал свое поведение и не готовил тактических планов. Реакция американцев оказалась для него неожиданностью: он начал импровизировать, и всему человечеству очень повезло, что кризис окончился благополучно. Что же касается Кеннеди — сперва его угрозы Кубе повлекли за собой кризис, который он не смог предвидеть, а затем он почти прижал Хрущева к стенке, несмотря на риск войны. По счастью, в конце концов обоим хватило мужества отступить и кризис окончился примирением: но в эти несколько дней мир ближе, чем когда-либо, подошел к угрозе ядерной войны.

Историкам Карибского кризиса еще предстоит ответить на важнейшие вопросы. Зачем Хрущев отправил на Кубу ракеты? Что собирался с ними делать, если бы их не обнаружили? Почему не позаботился об их маскировке? Наконец, как смог найти мужество отступить?

Ответы на эти вопросы необходимо начать с самой Кубы. Предположение, что в деле играли свою роль берлинский вопрос и ядерный баланс двух держав, тоже верно, но не совсем в том смысле, как это понимал Вашингтон. Кроме того, необходимо учитывать внутриполитическое положение Хрущева в 1962 году: со всех сторон окруженный проблемами, он испытывал растущее раздражение, остро чувствовал необходимость доказать (как себе самому, так и другим) свою дееспособность и перехватить инициативу, даже если ради этого придется пойти на большой риск. В этом смысле кубинские ракеты были для него панацеей — правда, панацеей, в конечном счете ничему не помогшей и никаких недугов не исцелившей.

Поначалу Куба не представляла для Москвы никакого интереса. Сталин смотрел на Латинскую Америку в целом как на далекое захолустье, не стоящее ни малейшего внимания. Хрущев приветствовал революции, приносившие СССР новых союзников в развивающихся странах, но в январе 1959-го, когда силы Фиделя Кастро высадились в заливе Сьерра-Мадре и захватили Гавану, в Москве не знали, кто они такие и за что сражаются. Даже выяснив, что брат Фиделя Рауль — коммунист, и подозревая, что сам Фидель симпатизирует коммунизму, Москва не знала, стоит ли подавать ему руку помощи. В сентябре 1959-го, пока Хрущев был в Соединенных Штатах, Президиум по совету Министерства иностранных дел решил не предоставлять Кубе военную помощь — решение, принятое из страха перед реакцией США. Однако, вернувшись домой, Хрущев заявил, что силы Варшавского договора должны отправить в Гавану вооружение9. Та же ситуация повторилась три года спустя: коллеги Хрущева проявляли разумную осторожность, но он безрассудно отметал их предупреждения.

В 1960–1961 годах Москва и Гавана очень сблизились и, соответственно, военная помощь Кубе выросла. В феврале 1960-го Кубу посетил Микоян. Кастро совершенно его очаровал, и Микоян вернулся в Москву вполне убежденным: «Да, он революционер. Такой же, как мы. Я чувствовал себя так, словно вернулся в дни юности»10. То же самое чувствовал и Хрущев, особенно после объятий с Кастро в Гарлеме. Для него Куба стала «прожектором, желанным маяком для всех обездоленных и ограбленных народов латиноамериканских стран»11. Когда отношения Кубы и США омрачились и Кастро начал опасаться американского вторжения, Хрущев сделал еще один шаг навстречу кризису: 9 июня 1960 года, перед встречей с советскими учителями, на которой присутствовала и его бывшая учительница из Калиновки, он объявил, что Советский Союз готов защищать Кубу ядерным оружием: «…если агрессивные силы в Пентагоне осмелятся вторгнуться на Кубу, советские артиллеристы поддержат ее ракетным огнем»12.

Пока что угрозы Хрущева были чисто риторическими; однако они оправдали себя. Правда, они не предотвратили вторжение США, поскольку к таким мерам вашингтонская администрация была еще не готова: начальные ее действия — например, поддержка с воздуха мятежников в провинции Орьенте в сентябре 1960 года — были очень слабыми и неуверенными. Однако Кастро был благодарен СССР и потому готов перейти в советский лагерь. В ноябре он заявил (искренне или нет — неясно), что со студенческих лет был марксистом. Незадолго до инаугурации Кеннеди в январе 1961-го снова возникла угроза американского вторжения: однако и на этот раз ничего не произошло, как полагали в Москве и Гаване, — благодаря советским угрозам13.

Вторжение, которого так долго ждали, наконец состоялось: это ни для кого не стало сюрпризом, но многих удивило то, что вместо собственных морских пехотинцев американцы отправили в атаку кубинских эмигрантов и не решились поддержать их военной силой. Кастро одержал верх; однако Хрущев опасался, что Кеннеди предпримет вторую, лучше подготовленную попытку. Военно-морская база США на Гуантанамо давала прекрасный предлог: достаточно было заявить, что кубинцы напали на базу, а затем нанести удар ради «самозащиты». Когда Хрущев спросил своего министра обороны, сколько времени понадобится американцам для победы над армией Кастро, Малиновский ответил: «Два-три дня»14.

Американцы в самом деле планировали агрессию. Вслед за неудачным вторжением Вашингтон развернул против Кубы политическую и экономическую «войну», организовал в Карибском море агрессивные маневры и подготовил план «Мангуст», включавший в себя диверсионные рейды, попытки убийства Кастро и, в конечном счете, вторжение на Кубу в октябре 1962 года. Правда, администрация Белого дома одобрила лишь те меры из списка «Мангуста», которые не могли «вызвать в этом регионе народные возмущения, могущие потребовать интервенции вооруженных сил США». Однако ни СССР, ни Куба об этом не знали15. Если Хрущев и сомневался, что Соединенные Штаты намереваются покончить с Кастро, его сомнения рассеял сам Кеннеди в своем интервью, данном Алексею Аджубею в Вашингтоне 30 января 1962 года. Согласно американским сообщениям об этой встрече, Кеннеди заявил, что Соединенные Штаты психологически не готовы к наличию у себя под боком недружелюбного соседа, заметил, что «СССР реагировал бы так же, если бы в непосредственной близости от его границ вдруг объявилось враждебное государство», и «в этой связи напомнил о советской реакции на венгерское восстание». Аджубей, вернувшись в Москву, пересказал Хрущеву реплику Кеннеди в куда более живых красках: по его словам, Кеннеди рассказал, как после неудачного вторжения на Кубу вызвал к себе шефа ЦРУ Аллена Даллеса и распек его в таких выражениях: «Я ему говорю: учитесь у русских. Когда у них в Венгрии начались сложности, они покончили с конфликтом в три дня… Но вы, Даллес, никогда не были на это способны»16. Вполне возможно, что Аджубей несколько преувеличил пафос Кеннеди; так или иначе, Хрущев был обеспокоен и ожидал худшего.