Светлана Плетнева - Половцы

• Название: Половцы
• Автор: Светлана Плетнева
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-91678-069-7

Книга доктора исторических наук, специалиста по истории кочевников Светланы Плетневой посвящена одному из самых крупных средневековых народов – половцам. Этот народ, живший на гигантских пространствах от Дуная до Иртыша, заставлял считаться с собой и Византию, и Русь, и сопредельные восточноевропейские страны, однако монгольское нашествие прекратило его самостоятельное существование. Половцы рассеялись по Балканам, Руси, Закавказью и Венгрии, основная же их масса влилась в население Золотой Орды, внеся вклад в формирование татар, киргизов, казахов, узбеков, башкир, крымских татар, некоторых других тюркоязычных народов. Светлана Плетнева рассматривает письменные и археологические источники, связанные с половцами, рассказывает об их мировоззрении и политической истории.

М.: Ломоносовъ, 2010. – 216 с. – П38 (История. География. Этнография). ISBN 978-5-91678-069-7. Иллюстрации И.Тибиловой

---

В этих свидетельствах для нас особенно важны данные о двух этносах: каи – это, как мы знаем, кимаки, а шары – по мнению всех ученых, занимавшихся кочевыми объединениями эпохи средневековья, это кипчаки, или половцы, поскольку русское слово «половцы» – («половые») означает светло-желтые (полова – солома, мякина, отвеянная лузга).

Таким образом, в этой тотальной перекочевке на тучные западные пастбища принимали наиболее деятельное участие прежде всего сами кипчаки, получившие в ряде источников наименование «желтые». Откуда появилось это название? Многие исследователи считают, что половцы были белокурыми и голубоглазыми, некоторые даже связывают их происхождение с «динлинами», обитавшими в степях Южной Сибири в конце I тысячелетия до н. э. – начале I тысячелетия н. э. и бывшими, по сведениям китайских хронистов, блондинами. Вполне возможно, конечно, что среди половцев были и отдельные белокурые особи, однако основная масса тюркоязычных с примесью монголоидности (по данным антропологов) кимако-кипчаков была черноволосой и кареглазой. Не исключено, что цветовая характеристика была символическим определением, возможно, какой-то части кипчаков, как, например, в те же столетия были выделены из болгарских орд, живших в восточноевропейских степях, «черные» болгары, а в XIII в. цветовое определение получили некоторые монгольские государства: Золотая Орда, Кок (голубая) Орда, Ак (белая) Орда.

Помимо шары – желтых кипчаков – в продвижении на запад приняли участие отдельные орды кимаков (каи, куны) и других входивших в каганат соединений.

Вся эта лавина двигалась по дорогам, еще пылившимся от прошедших по ним гузских войск и стад: дорога в плодородные донские и днепровские степи была проторена. К тому же в степях этих было почти пусто. Печенеги в большинстве своем, как мы видели, ушли к византийским границам, гузы (торки), разбитые русскими князьями, метались по степному правобережью Днепра.

Перед ордами, возглавляемыми «желтыми» кипчаками, расстилались необъятные пастбища, богатейшие охотничьи угодья, богатые государства, с которых в случае удачного похода или набега можно было сорвать большой откуп, угнать рабов, награбить добычу.

Глава 3. «Обретение родины»

Венгерские ученые нашли очень удачное определение краткому периоду венгерской истории, когда венгры, уйдя под ударами печенегов в Паннонию, заняли придунайские земли, потеснив, а частично и включив в свои объединения живших там славян, волохов и, вероятно, авар. Вот это-то беспокойное время и называется в венгерской историографии «периодом завоевания» или «периодом обретения родины».

Следует сказать, что у венгров, захвативших территорию земледельческого государства (Великой Моравии), этот период прошел очень быстро. В других странах становление, а вернее, стабилизация кочевнической экономики и общественных отношений проходила много медленнее (иногда до столетия). Однако если внимательно вглядеться в историю того или иного кочевнического этноса, то окажется, что через период «обретения родины» проходил каждый из них. Начинался он вторжением на чужую территорию и насильственным отторжением на постоянное владение пастбищных угодий у бывшего там населения.

Огромный кочевой массив кипчакских орд в первое десятилетие XI в. поднялся с насиженных мест в длительный и тотальный поход – нашествие. Целью его было отнюдь не мирное переселение (отселение) части кипчакского населения на новые земли – целью был захват новых пастбищ где-то в далеких западных областях.

Как уже говорилось выше, это явление характеризуется экономически круглогодичным (так называемым таборным) кочеванием, а в общественных отношениях – военной демократией. Возглавляют нашествие несколько наиболее упорных и талантливых военачальников. Казалось бы, странно, что входившие в феодальное государство «желтые кипчаки», возглавляемые маликом (ханом), вновь перешли на более низкую стадию экономического и социального развития. Тем не менее подобный переход характерен для кочевников, попадавших в аналогичные ситуации, т.е. поставленных перед необходимостью нашествия.

Захват южнорусских степей начался с самого плодородного, самого богатого пастбищами, необходимыми для выпаса коней и крупного рогатого скота, района – с донецких, нижнедонских и приазовских степей. Эти же земли освоили в начале своего движения печенеги, их же в VIII в. заняли в первую очередь кочевые орды болгар, вытесненные из Восточного Приазовья хазарами. KXI в. какие-то остатки древнеболгарского полуоседлого населения, несмотря на тяжело пережитое им печенежское нашествие, оставались на берегах рек донского бассейна и Приазовья. Кроме того, в верховьях Северского Донца, в глухих, малодоступных для кочевой конницы местах, обитали еще прежние хозяева лесостепной окраины Хазарского каганата – аланы. Правда, археологические исследования поселений, принадлежавших аланам и болгарам, дают нам неопровержимые доказательства гибели этих поселений не позже начала X в., т.е. под ударами печенежских полчищ. Однако история не знает примеров тотального уничтожения населения в периоды даже самых жестоких войн и самых страшных нашествий. Значительное количество людей, преимущественно женщин, детей, а также мастеров и мастериц, попадает в рабство, причем нередко их оставляют на старых пепелищах, и они постепенно, хотя и не полностью, восстанавливают разрушенные поселки.

Характерно, что антропологическое обследование черепов кочевников X-XIII вв. показывает, что население того времени внешне почти не отличалось от жителей степей VIII – начала X в. Весьма существенно также, что в южнорусских степях, особенно часто в бассейне Северского Донца, попадаются погребения XII-XIII вв., сохраняющие в погребальном обряде черты, позволяющие их связывать с прежними насельниками степей – подданными Хазарского каганата. Это, во-первых, не типичная ни для печенегов, ни для половцев меридиональная ориентировка покойников (головами на север или юг), нередкая у древних болгар и алан; во-вторых, наличие в могилах подсыпки из мела или угольков и некоторые другие признаки. Например, именно здесь, на берегах Донца и нижнего Дона, кочевники в половецкое время особенно широко пользовались вещами, изготовленными и распространенными в предыдущую хазарскую эпоху: зеркалами, копоушками [2], глиняной посудой и т. п.

Таким образом, первым компонентом, безусловно влившимся в половецкую этническую общность и в какой-то степени повлиявшим на изменение физического облика кипчаков, было незначительное численно, но устойчивое культурно население, входившее ранее в Хазарский каганат.

Много большую роль в сложении половецкой общности сыграли остатки печенежских и гузских орд. Об этом свидетельствует прежде всего необычайное разнообразие погребальных обычаев. В целом обряд у всех этих этносов, как уже говорилось, был единым: основной задачей, стоявшей перед родственниками, было обеспечение умершего на том свете всем необходимым (в первую очередь конем и оружием). Отличия заключались в деталях обряда: ориентировке умершего головой на запад или восток, погребении с ним полной туши коня или его чучела (головы, отчлененных по первый, второй или третий сустав ног, набитой сухой травой шкуры с хвостом), погребении одного чучела без покойника, размещении коня относительно умершего. Некоторые различия наблюдаются и в форме могильной ямы и, наконец, насыпи кургана. Как мне представляется, мы можем уверенно говорить, что печенеги хоронили под небольшими земляными насыпями (или сооружали «впускные» могилы в насыпи предыдущих эпох) обычно только мужчин, головами на запад, вытянуто на спине. Слева от покойника укладывали чучело коня с отчлененными по первый или второй сустав ногами. Вероятно, они же захоранивали в древние насыпи и чучела коней (без человека), создавая таким образом поминальные кенотафы. Гузы в отличие от печенегов устраивали перекрытие над могилой для помещения на него чучела коня или же укладывали чучело на приступке слева от покойника.

Кипчакский обряд первоначально, видимо, сильно отличался от двух предыдущих. Курганы у них насыпались из камня или обкладывались им, умершие укладывались головами на восток, рядом с ними (чаще слева) также головами на восток помещали целые туши коня или же чучела, но с ногами, отчлененными по колена. Следует особо отметить, что кипчаки хоронили с почестями как мужчин, так и женщин, и тем, и другим ставили затем поминальные храмы со статуями.

Этот характерный кипчакский обряд начал растворяться в море чуждых обычаев еще в приаральских и заволжских степях: каменные насыпи стали заменяться простыми земляными (иногда с включением в них нескольких камней), вместо целого коня все чаще и чаще захоранивали его чучело, причем иногда и на приступках, как гузы; менялась и ориентировка: сначала коней – головами на запад, затем и самих покойников. В целом погребальный ритуал свидетельствует, как и антропологические данные, о постоянном смешении самых различных этносов и племен. Процесс этот особенно усилился, естественно, после прихода уже сильно перемешанных с другими племенами кипчакских орд в южнорусские степи. Только один этнографический признак оставался неизменным, а именно возведение святилищ, посвященных культу мужских и женских предков. Принесенный из глубин Кимакского каганата, этот обычай получил дальнейшее развитие и буквально расцвел в южнорусских степях.