Джим Гаррисон - Гей, на Запад!

• Название: Гей, на Запад!
• Автор: Джим Гаррисон
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91181-758-9

От классика современной американской литературы Джима Гаррисона, прославившегося монументальными «Легендами осени» (основа одноименного фильма!), повесть о вечных страстях и о звере в человеке: индеец из Мичигана бродит по Лос-Анджелесу в поисках украденной у него медвежьей шкуры и пьянствует со сценаристами и старлетками.

---

Когда его горизонт расширился, взыграло природное любопытство — безусловно, самое ценное, что есть у человека, — и он стал внимательнее наблюдать эту незнакомую страну Лос-Анджелес, и кое-что прояснилось. Говорят, например, что каждый год продаются миллионы новых автомобилей, но на Верхнем полуострове их видишь редко, разве что на трассах 2 и 28 в туристский сезон, где они собираются по вечерам перед мотелями подороже. Здесь, в Лос-Анджелесе, были бесчисленные тысячи новых автомобилей, и это показывало, что местные гребут деньги почем зря. Но, стоя на эстакаде над шоссе Река Сан-Габриэль и глядя сверху на забитые машинами, бампер в бампер, шесть полос в одну сторону и шесть в обратную, он удивлялся, почему водители не поменяются работой, чтобы прекратить кутерьму. Кроме того, он дважды прочел указатель, но реки Сан-Габриэль все равно не нашел, а спросить, где она, было не у кого — не было, кроме него, других пешеходов.

Несколькими часами раньше он остановился в маленьком парке и порядком удивился флоре, совершенно ему незнакомой, хотя на Верхнем полуострове знал названия сотен кустов и деревьев. Птицы тоже были загадкой, и он спросил себя, зачем было Богу создавать путаницу, изобретая столько видов, но потом решил, что эта путаница и придает природе красоту.

Чтобы не подмывало все время оглядываться через плечо, хотя место преступления находилось за три тысячи километров отсюда, он постарался перевести свою ссору с законом в более мирные участки сознания. Дабы защитить свое индейское кладбище, он сжег палатку двух вредных молодых антропологов, а кроме того, желая прогнать осквернителей, вместе с Лоном Мартеном метал на охраняемое место раскопок шутихи «Вишневая бомба» и М-80. Само по себе это едва ли было тяжким преступлением, но согласно условному приговору он не имел права появляться в округе Алджер, хотя в ходе атаки, спланированной Лоном Мартеном, выдвинулся из округа Льюс в округ Алджер всего на несколько сотен метров. Бурый Пес мыслил так, что, если бы закон подражал великолепной расхлябанности природы, судья мог бы сказать: «Что было, быльем поросло». Или что-нибудь вроде. И тогда он вернулся бы домой, при условии, конечно, что заберет медвежью шкуру. Делмор сказал, что медвежью шкуру нельзя выносить из района, где зверя убили, поскольку в шкуре все еще содержится его дух. Правда, Б. П. подозревал, что Делмор, когда ему надо, сам придумывает индейские поверья.

Самой большой проблемой в долгом переходе оказалась вода. В этих краях ее так просто не давали. В быстром кафе с него запросили пятьдесят центов за большой пенопластовый стакан воды, и он не смог ее пить, потому что она, похоже, содержала какие-то жуткие химикалии. Девушку за прилавком тронул его ошеломленный вид, когда он попробовал воду, и она показала на холодильный шкаф с 0,8-литровыми бутылками этой жидкости по доллару с лишним штука. День стоял теплый, и выбора не было. К такому обороту он был не совсем готов, однако вспомнил спор в таверне Фрэнка о бутылочной воде, недавно появившейся на Верхнем полуострове. В это время он силился расслышать своих любимиц Патси Клайн и Дженис Джоплин на музыкальном автомате, а Эд Микула, глава местных финнов, орал, что бесценную Божью воду продают в бутылках на унции, дороже пива и бензина. Кто стоит за этим преступлением — вот вопрос. Б. П., когда спросили его мнения, сказал, что вода, бензин и пиво одинаково важны, но не взаимозаменимы, и он готов пойти к любому известному ему ключу и взять первоклассной воды хоть среди зимы, — сказал-то правильно, но в Лос-Анджелесе вряд ли есть ключи, поэтому он заплатил полную цену за бутылку воды, про которую на наклейке было написано, что привезли ее аж из Франции — с ума сойти. Он вообразил какой-то огромный бурлящий секретный источник в далекой Франции и хотел спросить продавщицу, но она была занята. Он тут же подумал, что, если вернется домой, можно набрать из какого-нибудь ключа всего двадцать бутылок — и денег на жизнь хватит. Однажды он опустил в ключ пятиметровый шест, и напором его выбросило в воздух. С похмелья можно было просто лечь там на мягкий зеленый мох и долго пить холодную воду, а если полежать тихо, там снова начинала ходить ручьевая форель.

После первых двадцати четырех часов хода карта, которую он купил еще за один доллар на заправке, размокла от потных рук. Он миновал непонятное место, где авеню Сезара Чавеса переходила в бульвар Сансет, и в магазине подержанных вещей купил черные судки и зеленую форму швейцара — судки, чтобы нести воду и остатки еды. Осталось сорок девять долларов, но сорок девять было ему и лет, так что совпадение почему-то казалось удачным — по крайней мере, пока оно есть. Неприятность заключалась в том, что он стал пахнуть, и надо было найти где помыться, прежде чем переодеваться в чистое. На кармане рубашки швейцара напечатано было имя Тед. Но с другой стороны, решил он, едва ли удалось бы найти рубашку со своим именем. Он дошел до водозаборного бассейна Силвер-Лейк, перелез через ограду и немного поплавал. Ходоки и гуляющие с собаками кричали ему, что купание в городском водохранилище запрещено, но он не обращал на них внимания. Недовольные отступили по той же причине, по какой отступили в Монтерери-парке два недружелюбных мексиканца, когда Б. П. спросил у них дорогу. Во-первых, он выглядел туповатым, а во-вторых, благодаря постоянной работе в лесу выглядел, если воспользоваться современным термином, накачанным. У него не было больших грудей, как у культуристов, которых он видел на улицах в обтягивающих майках, но он мог в одиночку сгрузить с пикапа двухсоткилограммовую чугунную печь, а мужчины обычно замечают тех, кто способен на такие подвиги. Но что гораздо важнее, в характере его не было ни грана враждебности. Даже в юные годы, будучи чемпионом среди кулачных бойцов на западе Верхнего полуострова, он никогда не испытывал гнева, если только противник не бил его в глаз. И даже гнев из-за предстоящего осквернения кладбища индейцев (анишинабе) обращен был больше против него самого за то, что выдал место. Вдобавок он обладал, что называется, обезоруживающей улыбкой, хотя с приближением к Тихому океану и более зажиточным районам впечатление от нее должно было слабеть, поскольку явно недоставало двух зубов.

Под листьями пои или таро в ботаническом саду было много приятного. У него хватило здравого смысла не выбросить мешок для мусора, аккуратно сложенный в заднем кармане. «Как только подумаешь, что он тебе не понадобится, тут же и понадобился», — говаривал старик Клод. В глуши, когда начинался дождь или холодный ветер, Клод залезал в свой мешок для мусора, садился на корточки, затягивал шнурок и, свернувшись клубком, мирно кемарил. Клод утверждал, что мешок для мусора — одно из великих изобретений современного человека, наряду с туалетной бумагой и оцинкованным ведром. Бурый Пес склонен был согласиться, но чаще, когда имел в них нужду. Уэствудская ночь была приемлемо теплой для северянина, однако мешок служил отличной подстилкой от сырости. Удовольствие нисколько не уменьшалось оттого, что в Уэствуде по части леса было небогато, и, как он заметил уже перед вечером, в прудике, питавшемся от ручейка, бродил всего десяток летаргических оранжевых карпов. Неплохо было бы поджарить такого на углях, но дым, конечно, привлечет внимание, а ботанический парк на ночь официально закрывался.

Приятно под лиственным одеялом было еще и потому, что дед научил: куда бы тебя ни занесло, ищи в этом хорошее, а не плохое, — и на протяжении всего перехода от Кукамонги его приятно пугало разноцветье людей, прибывших, наверное, из многих стран. В школе его не особенно привлекала идея Америки как плавильного котла — дед шпарил в котле свиней перед тем, как соскабливать щетину. Несмотря на все осечки, он получал удовольствие от того, что видел, особенно на людном Сансет-Стрипе, по которому продолжал шагать на запад в конце дня. Тут были буквально сотни красивых женщин, пусть и худоватых по его понятиям. Делмор любил повторять: «Сторонись женщин, которые не радуются еде, у них определенно что-то неладно», но даже у старика Делмора закружилась бы голова от такого изобилия. Правда, ни одна из них на Б. П. не взглянула, но он объяснял это зеленым швейцарским костюмом и черными судками, которые обладали тем преимуществом, что, кажется, делали его невидимым для многочисленной полиции.

Больше того, он стал невидимым для всех, кроме редких рабочих, кивавших ему при встрече. Когда он дошел до фешенебельного района Беверли-Хиллз, ему пришлось прямо-таки махать рукой перед носом у девушки, продававшей звездные карты, которые — ему это сразу стало понятно — не имели никакого отношения к небу. Он три раза спросил дорогу на Уэствуд, прежде чем она соизволила его заметить. Глядя куда-то мимо его шеи, она сказала, что через несколько километров надо повернуть налево, на Хилгард. Что-то в ней было очень знакомое, и он вспомнил, что прошлой зимой, когда он валил дерево и оно сыграло, повредив ему ногу, так что потом пришлось выздоравливать, Делмор дал ему напрокат видео под названием «Попки наголо», — и девушка эта, точно, была похожа на одну из «попок» в фильме. Он не удержался, спросил, а она ответила: «Может, да, а может, нет», но щеки у нее чуть-чуть зарумянились. Он хотел продолжить беседу, но тут подъехала машина с пожилыми туристами, желавшими узнать, где живет Фред Макмарри, и Б. П. пошел дальше. «Попки наголо» не назовешь, конечно, первоклассным фильмом, а все-таки удивительно: только что пришел в город и сразу встретил знакомую артистку. Дело в том, что он видел не очень много фильмов. Ближайший кинотеатр с одной стороны был в Ньюберри, за восемьдесят километров, а другой — кинотеатр Маркетта — в ста шестидесяти километрах к западу. Делмор смотрел на видео старые вестерны: прокат их стоил дешево, и он их ненавидел, что придавало очень нужную яркость эмоциональной жизни. Еще одним препятствием для Б. П., существовавшего на прожиточном минимуме, было то, что билет стоил столько же, сколько пять стаканов пива в таверне Фрэнка. Однажды, лет в двенадцать, они с Дэвидом Четыре Ноги угнали «плимут» и поехали в открытый кинотеатр смотреть «дерзкий сексуальный фильм», как говорилось в рекламе. Частью это была мультипликация: колонна сперматозоидов шагала в чрево, и Дэвид крикнул из окна кабины: «Вон я там первый!» — в ответ на что раздались смех и гудки. В конце фильма тощая женщина рожала крупным планом — довольно страшно и похоже на то, как рожали животные на ферме. Они с Дэвидом решили, что за те же пятьдесят центов с носа могли бы посмотреть гениталии Дебби Шварц — она брала как раз столько, доллар за посмотреть.