Лиз Дженсен - Вознесение

• Название: Вознесение
• Автор: Лиз Дженсен
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-071708-8, 978-5-271-35206-5, 978-5-4215-2222-5

Твоя работа — безумие других людей. Хаос их мыслей, путаница их слов, алогичность их поступков. А еще твоя работа — не потерять среди них себя. Но как это сделать, если одна из опаснейших пациенток — шестнадцатилетняя Бетани Кролл — изо дня в день твердит о наводнениях, пожарах, землетрясениях, цунами и ураганах? Списать все на диагноз: «навязчивые идеи различного рода апокалиптических сценариев»? Но ведь они начинают СБЫВАТЬСЯ!

Игнорировать?

Попытаться спасти?..

А Бетани уже предрекает: «Двенадцатого октября — КОНЕЦ СВЕТА».

---

Впрочем, истина в том, что иногда мне по-прежнему хочется одного — умереть.

В прихожей висит и другая картина Фриды. Название — «Cuando te tengo a ti, vida, cuanto te quiero» — в переводе звучит так: «Как я люблю тебя, жизнь, когда ты есть у меня». Произнести нечто столь откровенно слезо-вышибательное я не могу даже шепотом (мой внутренний критик встает на дыбы), но иногда ловлю себя на том, что перекатываю на языке исходные, испанские слова, и вот так, спрятавшись за «иностранность», черпаю в них утешение. «Куандо те тенго а ти, вида, куанто те кьеро». Иногда достаточно включить телевизор, чтобы увидеть свой персональный ад в новом свете — если есть такое желание. Сегодня оно у меня есть.

Готовлю кофе, отламываю целых четыре дольки шоколада и перебираюсь на диван. Пролистнув программу, задумываюсь, что выбрать: документальный фильм о голодающих или «Что случилось с Бэби Джейн?», — и в итоге включаю новости. Еще две «живые бомбы» в Иерусалиме. Похищения, оторванные ноги, осиротевшие дети. Горестный вой закутанных в черное иранок. Американо — китайские страсти по поводу парниковых газов накалились еще на пару градусов; между тем волна жары накрыла уже всю Европу и, словно отлаженный механизм, выкашивает ряды стариков прицельными ударами в сердце. Как выразился репортер, морги «трещат по всем швам». Испанцам, французам и итальянцам приходится хуже всех.

Хотя кое-кто считает, что им-то как раз повезло. Например, выступающий сейчас представитель одной из околопланетаристских организаций, которых после провала климатического саммита ООН развелось как грибов после дождя. Когда мой отец ушел на пенсию и смог уделять больше времени своим журналам, то начал называть нашу эпоху не иначе как «временем догм». В доказательство он приводил пример планетаристов и «жаждущих»: по его мнению, и моральные принципы, и те, кто их отстаивает, неуклонно скатываются к экстремизму и ханжеству. А потом отцовский мозг превратился в швейцарский сыр, и больше этой темы мы не затрагивали. А жаль, потому что отец наверняка сказал бы много интересного о том, до чего мы докатились с тех пор.

— Это естественные, органические потери, — говорит представитель «зеленых». Радикал, он вещает в пастельных тонах, подобно тем скромным, но многоопытным продавцам, которые, расхваливая свой товар, не забывают упомянуть, что купили точно такую же вещь и очень ею довольны. — Выбраковка больных и слабых — в истории человечества такое случалось и раньше, — шелестит он. — При всем моем уважении к горю родных я вижу в гибели этих пожилых людей и положительные аспекты. Игнорировать их было бы безответственно.

— Если довести вашу мысль до логического конца, выходит, вы тоже выступаете за нулевую рождаемость? К которой призывают такие мыслители, как Хэриш Модак? — спрашивает ведущий.

Я слышала о Модаке, видела его фотографию: пожилой индиец с властным лицом и тяжелыми веками. Его имя постоянно всплывает в экодебатах, а приверженцы его теорий создали тысячи «зеленых» коммун, разбросанных по всему миру. «Паникер», — кричат в один голос бульварные листки, — «Зануда», «экологическое пугало».

— Конечно. Как и любой здравомыслящий человек, заинтересованный в том, чтобы свести будущие страдания человечества к минимуму. И поверьте, таких людей гораздо больше, чем мы думаем. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Приспосабливаемся, чем мы, собственно, всегда и занимались. Лично я готов зайти дальше, чем профессор Модак. Вспомните, какие суммы вкладывает наше общество в борьбу с такими болезнями, как СПИД и малярия, хотя логика подсказывает: эпидемии — всего лишь весьма эффективный способ, которым Гея пользуется, чтобы не допустить перенаселения. А в таком случае выходит, что наши попытки победить органические болезни ведут не к чему иному, как к росту населения и усугублению и без того…

Выключаю телевизор. Всего два года назад, когда я лежала в реабилитационной клинике, таких, как этот тип, разглагольствующий о естественных потерях, называли в лучшем случае эксцентричными маргиналами, а в худшем — экофашистами или евгенистами, к облегчению тех из нас, кто в списке кандидатов на утилизацию оказался бы на самом верху, И вот — движение, которое начиналось как легкий шумок в блогосфере, за считанные месяцы перебралось под свет софитов. Я достаточно насмотрелась на брошенных, травмированных детей и имею свое, вполне определенное мнение насчет «права» людей обзаводиться потомством. Но болезни — ведь это совсем другое дело.

«Такие болезни, как малярия…» Болезни, которые бывают где-то там, в чужих краях.

Стараясь вдыхать пореже и размышляя о любопытной трансформации слова «органический», переползаю с дивана в коляску. Впереди маячат одинокие выходные, и нужно срочно придумать какой-нибудь способ дотянуть до понедельника.

В моем новом амплуа трагической героини реквизитом служит стандартная коляска облегченной конструкции. На ней-то я и качу в этот послеобеденный час по пешеходному кварталу Хедпорта — вдоль рядов крошечных лавочек, торгующих ароматическими свечами, китайскими колокольчиками, кулонами со знаками зодиака, мылом в излишне навороченной упаковке и прочей дребеденью; потом по улочкам попроще, где продают кебабы и газеты; мимо кинотеатра, спортивного центра, засиженного птицами изваяния Маргарет Тэтчер и старушки — хиппи с косичками, которая предлагает прохожим свой товар — плюшевых червяков на длинных веревочках. День ярмарочный, на уличных прилавках разложены спелые фрукты и свежая рыба. Ароматы съестного — макрель, сыры, жареный арахис — сплетаются с терпкими запахами соли и подсыхающих водорослей. Ливень прошел, и вернулось солнце — безжалостный огненный снаряд. Раскаленный воздух обдирает гортань, сушит кожу, будто фен со сломанным выключателем. Все блестит и сверкает в дрожащем мареве. Я уже и не помню, когда в последний раз видела прохожего без темных очков. И когда сама рискнула выйти без них.

Цель моего пути — кафе, в которое я регулярно заглядываю с тех пор, как случайно его обнаружила. Причин тому три, одна важнее другой, а именно: туалетная кабина для инвалидов, вид на море и отличный кофе. Устраиваюсь в уголке, за столиком у окна, и раскрываю папку с историей болезни Бетани. Для начала просматриваю отчет доктора Эхмета: список различных медикаментов, которые ей прописывали в «дошоковый» период. Нейролептики, антидепрессанты плюс препараты, снимающие побочные эффекты: прозак, ципрамил, люстрал, рисполепт, зипрекса, тразодон, эффексор, золофт, тегретол. Далее следует отчет психотерапевта Хэмиша Бейтса, который проработал с Бетани два месяца, а потом устроился в коммерческую клинику. По его мнению, электрошок «способствовал деактуализации нигилистического бреда, но при этом привел к появлению у пациентки навязчивых идей по поводу глобального потепления, загрязнения окружающей среды, метеорологических и геологических аномалий и различного рода апокалиптических сценариев». Бейтса заинтересовали высказывания Бетани о вознесении, «понятии, которое часто упоминается в дискуссиях о конце света, особенно приверженцами доктрины религиозного движения «Жажда веры», наряду с идеей о том, что второе пришествие Мессии произойдет после «великой скорби» — семилетнего периода, во время которого Бог накажет человечество за грехи посредством всевозможных бедствий, наводнений, озер огненных и серных и проч., и проч. Хотя в свете эскалации конфликта на Ближнем Востоке и угрозы биологической войны, вызывающей серьезные опасения общественности, стоит ли удивляться всплеску интереса к таким понятиям, как “вознесение церкви”?» В последнем абзаце Бейтс, покопавшись в Интернете и переварив содержимое передовиц «Гардиан» пятилетней давности, позволяет себе пофилософствовать о «классических метафорах, за которыми скрывается душевное смятение перед лицом череды геологических и метеорологических катастроф, толкающее человеческий рассудок на отчаянный поиск логического объяснения происходящему, будь то глобальное потепление или небесная кара».

Ничего оригинального Бейтс не сказал, но в общем и целом я с ним согласна. Метания Бетани планетарны и по форме, и по масштабам. В ее воображении происходят несуществующие, но для нее — абсолютно реальные землетрясения и бури, извергаются вулканы, тает озоновый слой, рушатся миры.

По выходным бассейн кишит детворой, поэтому остаток субботы и воскресенье я провожу дома: сижу рядом с включенным вентилятором и брожу по Сети в поисках информации об электрошоковой терапии и новомодных инвалидных колясках, которые мне не по карману. Удовлетворив любопытство по обоим пунктам, переключаюсь на тот вопрос, что крутится у меня в голове с утра, навеянный передачей о «выбраковке больных и слабых». Хэдец из Калькутты, а ныне житель Парижа, геолог и бывший коллега покойного Джеймса Аавлока, создателя теории Геи, согласно которой Земля является живым организмом и обладает собственной «геофизиологией». Пробегаю глазами последнюю статью Модака, опубликованную в одном из недавних выпусков «Вашингтон пост». В своей «непомерной гордыне», пишет он, мы привыкли исходить из того, что человечество вечно. Между тем недолгий период нашего господства на Земле — лишь краткий миг по сравнению с миллиардами лет развития жизни. «Мы — творцы собственной гибели, и, когда мы исчезнем, пав жертвой бездумной экспансии, планета нас не оплачет. Напротив, у нее будут все основания радоваться. Сегодня человечество стоит на грани новой массовой катастрофы, которая если и не уничтожит нас полностью, то отбросит на самую дальнюю обочину эволюции — наверняка». В качестве иллюстрации (и весьма яркой) Модак приводит расчеты климатологов и знаменитую таблицу, из которой явствует: если планета разогреется еще на три градуса, то за счет положительной обратной связи реальное потепление составит четыре, пять, а потом и шесть градусов. «Нас, людей двадцать первого века, настигло древнее китайское проклятие: “чтоб вам жить в эпоху перемен”», — пишет он в заключение. Признаться, его пафос мне импонирует. Наверное, сам он не согласился бы с таким мнением, но в его эмоциях есть нечто библейское и в то же время индуистское. «Впервые за всю историю человечества упадок — а признаки его уже налицо — носит столь глобальный характер. В былые времена дети и внуки служили источником радости, доказательством веры в будущее генофонда. Теперь же, пожалуй, лучшее, что мы можем сделать для наших внуков, — это позаботиться о том, чтобы они никогда не появились на свет».