Александр Бенуа - История живописи

• Название: История живописи
• Автор: Александр Бенуа
• Жанр: Искусство и Дизайн

---

В "Отдыхе на пути в Египет" настроение более свойственное Кранаху - идиллическое. Действие происходит где-то на возвышенностях баварского Тироля. Вся флора северная, как будто даже "русская", и на всем разлит тихий свет ясного северного дня. По холодно-синему небу, прямо посреди картины, раскинула свои отвислые ветви черно-зеленая елка; справа тянется хрупкая, одинокая, печальная березка. Хорошо здесь, "im Grьnen", отдыхать Святому Семейству. Из скал бьет ключ, и ангелочек черпает воду, чтобы напоить ею Младенца; другой принес Ему землянику, третий тащит щегленка. Быть может, Кранаху пришли при этом на ум (как они же в XIX веке пришли Генту) крошки-мученики - вифлеемские младенцы, уже принятые в Царство Небесное. Мадонна, исполненная счастья, и почтенный св. Иосиф глядят прямо на зрителя, точно они позируют перед художником. Оба слегка улыбаются, и во всем суровом по формам и резком по краскам пейзаже чувствуется та же бледная, милая улыбка северного лета, которому так быстро наступает конец.

Совсем иначе скомпонована "декорация" в "Мучении св. Екатерины" (Дрезден), едва ли не лучшей по краскам картине Кранаха. В сущности, передано не самое мучение, а момент, когда небесный огонь разбивает орудие пытки - колесо - и повергает мучителей, главный же палач лишь готовится отсечь голову святой. Кранах, сообразно с этим заданием, затемняет весь правый угол неба сизыми тучами, из которых сверкают молнии и падает огненный пепел; в просвете же налево он рисует гордый замок на вершине утеса и под ним располагает деревенский вид: луг, реку, хижины и лесок. Получается полное впечатление внезапно надвинувшегося бедствия, и на фоне этого ужаса тем страннее видеть блаженную улыбку мученицы и черствое равнодушие палача. Позади "Святых жен" (на створках в Дрездене и Лютишене) и на бреславльской "Мадонне" мы видим опять такие же северные пейзажи с суровыми замками, с елками, с небом, сулящим дождь и град. Берлинская "Рождественская ночь" удачно повторяет схему Гертхена, имевшую и без того множество последователей, а в петербургских "Мадоннах" царит нежная романтика, причем особенно замечательна озаренность и глубина далей на "Мадонне среди винограда".

Но и впоследствии, будучи уже придворным художником, Кранах остается тем же милым, уютным романтиком, но только черты эти превращаются у него мало-помалу в какой-то чувствительный трафарет. В отдельности каждая картина - прелесть, вместе взятые они выдают "фабричный штамп". Характерны для позднего времени у Кранаха густые заросли почти черных (почерневших?) кустов и деревьев, на фоне которых он любит ставить белыми силуэтами смешные и в то же время привлекательные фигуры Адама, Евы, древних богов и богинь в широкополых шляпах XVI века, дикарей и всевозможных зверей. Типом таких картин может служить венский "Рай" 1530 года, "неграмотно" скомпонованная картина, отличающаяся сухой, ремесленной живописью и все же чарующая рассказанными в ней эпизодами и общим декоративным (не слишком хитрым) эффектом. Плоским характером живописи Кранах здесь возвращается к старым миниатюристам; он, видимо, не преследовал никакой глубины. Один план пришит поверх другого почти параллельными полосами[223]. Но этот же архаизм сообщает особую чарующую ноту всему, что вышло из-под кисти Кранаха, а именно - ноту детской, невинной сказки; прародители в Эдеме кажутся невинными шалунами, которые забрались в плодовый сад старого дедушки волшебника.

Подобных картин Кранаха или его сына (или их мастерской) сохранилось сотни, если не тысячи. Достаточно, если мы укажем здесь на большую картину в Берлине "Купель молодости", на "Аполлона и Диану" там же, на потешную композицию "Действие ревности" в Веймаре, на "Суд Париса" в Готе и в Карлсруе, на "Спящую нимфу", бывшую в собрании Шуберта, ныне в Лейпциге, на "Жизнь диких" в собрании Д. И. Щукина, на "Венеру с амуром" в Шверине (очаровательная по своеобразному эротизму картина) и на ряд изображений придворных охот (лучшая в Вене и в мадридском Прадо; последние считаются работами сына Кранаха)[224]. Внимательнее всего во всех этих картинах разработаны пейзажи, и, опять-таки, типично-северные, хрупкие, "сквозные" пейзажи составляют главную прелесть целого ряда портретов Кранаха, изображающих кардинала Альбрехта Бранденбургского[225] (частью в виде "Святого Иеронима в пустыне"). Замечательно, кроме того, как на этих картинах переданы кусты, деревья, серые бурлящие реки, холодное синее небо и тысячи подробностей из животного царства, которые Кранах рисует если и не с таким совершенным знанием, как Дюрер, то все же с поразительным мастерством и чувством. Особенно хорошо удаются ему грациозные лани, гордые олени, тонкие, остромордые борзые собаки. Среди "настоящих" животных и птиц мы можем неожиданно встретить и фантастических - например, птиц с человеческими головами. Очевидно, для Кранаха, которого иные стремились превратить в глубокомысленного и прекрасно образованного гуманиста, мир был по-прежнему, по-средневековому, большим собранием чудес и тайн. Но настроение чудесного у Кранаха благодушнее, нежели это же настроение у Дюрера или у Грюневальда. Самые лютые звери его не опасны, а драконы и прочие чудовища только смешат. Впечатление потешной немецкой сказки и производят обе картины Кранаха-младшего в Дрездене: "Спящий Геркулес", которого осаждают крошечные Heinzelmдnnchen, и "Пробуждение Геркулеса", при виде которого бросается в бегство вся эта лукавая мелкота. Оба эпизода разыгрываются в восхитительных лесных пейзажах, среди которых изображена и жизнь оленей.

Богатейшее граверное творение Кранаха невозможно подвергнуть здесь подробному разбору. Достаточно, если мы укажем, что в гравюрах, еще более, нежели в картинах, главную художественную роль играет пейзаж - то близкий к Дюреру, скалистый, причудливый, несколько экзотический, то характерный кранаховский - лесной, северный[226]. Архитектурные части на картинах Кранаха и в его гравюрах часто содержат вполне уже сложившиеся ренессансные формы (немецкого характера) например, в дрезденской картине "Вифлеемское избиение младенцев", во "Христе у столба" (там же), в целом ряде гравюр. Но вообще архитектура у него играет несравненно меньшую роль, нежели у Дюрера. При своем "вкусе к свободе", к некоторой ленивой неряшливости, его постоянно влечет к менее определенным формам природы - к утесам, к деревьям (и особенно к фруктовым с их ядреными, румяными плодами), к лесам и кустарникам. Или же Кранах прямо рисует, срисовывает известные виды: Виттенберг и его окрестные замки[227]. Прекрасно умеет Кранах передавать озаренность горизонта (по рецепту, близкому к тому, которым пользовались японцы в XVIII веке) и даль, но при этом он ленится варьировать эффекты, и, за исключением "Святой Екатерины" и "Рождественской ночи", все картины у него одной световой тональности.

XI - Дунайская школа натюрморта

Августин Гиршфогель. Пейзаж с мостом. Гравюра на меди середины XVI века.

Той же чертой какой-то неряшливости в сравнении с Дюрером отличается блестящий колорист Ганс Балдунг Грин, картины которого, подобно витражу, горят самыми яркими и пестрыми красками Ганс Балдунг - очень интересный мастер, с широким захватом и разнообразный; он вышел из швабской школы, но поселился в Страссбурге. Но, как и Кранах, он неровен, слишком "быстр" в исполнении и потому нередко бывает схематичным и поверхностным. Пейзажист он, во всяком случае, замечательный и близкий по затейливости к Кранаху. Особенно хорош его снежный пейзаж на картине "Мучения святой Доротеи" 1516 года в пражском Рудольфинуме, но и эта небольшая картина поражает в одно и то же время и своим отличным замыслом, и неряшливым исполнением.

Альбрехт Альтдорфер. Вирсавия (1526 г.) Старая пинакотека в Мюнхене.

Альбрехт Альтдорфер. Победа Александра над Дарием. Старая Пинакотека в Мюнхене

Перспектива дворца слева, конструкция замка вдали для времени до странности плохи. То же самое приходится сказать и о "Святом Семействе под деревом" в венской Академии. Лучше всего исполнен Грином большой алтарь из пяти частей в Берлинском музее (около 1507 года), но ярко разбликованный пейзаж здесь не более как декоративная схема, не имеющая никакого самостоятельного значения. Интересно (несколько в итальянском вкусе) затеяна "Pieta" позднего времени (в Берлине). Замечательны по смелости композиции вертикали двух крестов и дерева, перерезающие композицию и уходящие вверх за край картины. Натуралистический вкус Грина заставил его при этом и столбы крестов изобразить необычным образом - в виде простых стволов деревьев с ободранной местами корой. Сильное впечатление производит еще одна подробность: торчащая из-за рамы туго привязанная к стволу веревками нога распятого разбойника. Много красивых изображений нашли бы мы в гравюрах и рисунках Грина, поражающих своим диким, фантастическим характером. Некоторые из них напечатаны с нескольких тоновых досок.