Михаил Чванов - Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции

• Название: Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции
• Автор: Михаил Чванов
• Издательство: ООО «Издательский дом «Вече»
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-2091-7

В 1912 г. Северным морским путем отправилась парусно-паровая шхуна «Св. Анна». Возглавил эту экспедицию лейтенант флота Георгий Львович Брусилов. Отплыв летом из Санкт-Петербурга, уже в октябре судно попало в ледовый плен у берегов Ямала и начало дрейф на север. На Большую землю вернулись только два человека — штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад. Их четырехсоткилометровый переход по дрейфующим льдам к Земле Франца Иосифа вошел в историю полярных исследований. Для писателя Вениамина Каверина Альбанов стал прототипом штурмана Климова в романе «Два капитана».

В настоящее издание включены две работы — книга-расследование писателя Михаила Чванова об экспедиции Г. Л. Брусилова и книга штурмана В. Альбанова, давно ставшая библиографической редкостью.

---

«Этот шторм разыгрался 19 августа 1924 года в день прибытия в Обскую губу пароходов Карской товарообменной экспедиции „Аркос“ и „Лус“. Эти советские суда доставили из Англии сельскохозяйственные машины, инструменты, краски, газетную бумагу и должны были взять с речных судов шерсть, масло.

Коммерческий распорядитель морской экспедиции Часовников вручил мне кучу депеш для передачи в Омск, Москву, Лондон, и, уезжая, пригласил к себе в гости на „Аркос“. На следующий день на борту „Аркоса“ состоялось мое знакомство с начальником морской экспедиции Борисом Андреевичем Вилькицким, о котором в свое время я слышал от Неупокоева.

Вилькицкий был красив, представителен. Держался он с располагающим радушием.

Первый наш разговор носил служебный характер, Борис Андреевич интересовался условиями разгрузки, наличием причалов, пресной воды и т. п. Узнав от Часовникова, что у меня на берегу семья, он предложил приехать нам всем осмотреть пароход. Жена ехать постеснялась и отправила в подарок Вилькицкому банку варенья из княженики. Я настрелял десятка два куропаток, свояченица Маруся (это та самая Мария Белка, из-за которой развелся Н. Р. Дождиков и которую, в свою очередь, тоже бросил, после трагической смерти которой ее именем назовут бухту на острове Расторгуева. — М. Ч.) набрала две бутылки отборной морошки и черники, а Костя вез ненецкие мундштуки, трубку и несколько кусков мамонтовой кости.

Борис Андреевич встретил нас на палубе. Наши подарки его растрогали. После обеда Костя и Маруся пошли осматривать пароход, а мы остались пить кофе. Вот тогда-то услышал я исповедь Вилькицкого, горькое повествование человека, потерявшего родину.

Не знаю, чем была вызвана такая откровенность. Возможно, он проникся ко мне доверием, узнав, что я был знаком с Осиповым и Неупокоевым. В свое время Неупокоев много рассказывал о своем друге Вилькицком, об их учебе в Морском корпусе, о совместных плаваниях на Севере.

— В Норвегии я получил первый урок, — рассказывал Вилькицкий. — Среди норвежских моряков раньше у меня было немало добрых знакомых. Сейчас их отношение ко мне изменилось. Одни, симпатизировавшие большевикам, видели во мне белогвардейского адмирала, презирали меня, другие же, сочувствовавшие белым, считали меня красным и возненавидели. Как гидрограф я был достаточно известен в определенных кругах, был знаком с Нансеном, с Отто Свердрупом. По их рекомендации мне предложили возглавить работы по корректированию карт норвежских шхер при условии, что я приму норвежское подданство. От этого я отказался. На меня и вовсе стали косо смотреть. Сунулся я во французское консульство за визой, чтобы поехать в Париж, к жене. В визе мне отказали, велели ждать. А ждать я не мог. У меня не было средств. Пришлось продать кое-какие ценности и ехать в Лондон, благо, там у меня были знакомые…

Жизнь Вилькицкого в Лондоне на первых порах ничем не отличалась от жизни многих белоэмигрантов, не имевших ни твердого счета в английском банке, ни связей в высших сферах. Надо было зарабатывать на хлеб. И вот вместе с несколькими моряками Вилькицкий открыл столярную мастерскую, благо один из компаньонов знал, как варить столярный клей. Вилькицкого, владевшего несколькими языками, избрали шефом артели. Сначала дело шло туго. Новоявленные столяры брались лишь ремонтировать мебель, а затем, наняв мастера-столяра, стали готовить на продажу табуретки, полки, скамьи, столы и прочий нехитрый скарб.

— И вдруг посыпались заказы от высокопоставленных лиц. Не потому, что мы делали какую-то особенно оригинальную мебель, а потому, что нашим заказчикам, и в особенности заказчицам, лестно было приобретать вещи, сработанные руками контр-адмирала русского флота. Мы вошли в моду. Многие приезжали в мастерскую посмотреть на нас, как на диковинку. Впрочем, я нисколько не стеснялся своего занятия. Слух о нашей мастерской дошел до работников советского торгпредства. Лев Борисович Красин предложил мне работу в „Аркосе“. Я с радостью согласился, был назначен начальником по перегрузочным операциям, а заодно и ледовым лоцманом по проводке судов Карской экспедиции.

До начала Карской экспедиции оставалось около полугода, и Вилькицкий решил перебраться в Париж, к жене. Ей не стоило труда раздобыть Вилькицкому визу на въезд во Францию, но вскоре она, видимо, пожалела, узнав, что у ее супруга, некогда блестящего флигель-адъютанта, за душой ничего нет, и он вынужден заниматься столярным ремеслом. Короче, мадам Вилькицкая потребовала развода. Супруги разошлись. Вилькицкий купил близ Парижа домик с небольшим участком земли и занялся разведением кур.

— Сейчас у меня до двухсот гнезд кур, я развожу цветы. На жизнь хватает. Карская экспедиция дает мне дополнительный заработок. Сказать по правде, как гидрографа Карская экспедиция меня мало интересует. Я охотнее поплавал бы в высоких широтах, там, где еще никто не плавал. Кто знает, может, мое желание когда-нибудь осуществится. А пока я только, — усмехнулся Вилькицкий. — куровод, цветовод и временно ледовый лоцман…

Ситуация действительно получалась нелепая. Прославленный исследователь Арктики и вдруг — куровод. Вилькицкий понимал это и старался представить свои одиссеи с юмористической стороны, хотя чувствовалось, что за его шутками скрывается тоска по родине.

Почему же он все-таки уехал за границу тогда, в 1920 году? Почему не остался в Архангельске со всем персоналом экспедиции?.. В апреле-мае 1920 года Красин от имени Реввоенсовета республики предлагал ему это, гарантируя безопасность. Но Вилькицкий не решился. Очевидно, страх перед красными, о которых тогда за рубежом ходило немало нелепых слухов, оказался сильнее тяги к родине. (М. Фрунзе в Крыму тоже гарантировал не только безопасность, но чуть ли не благоденствие белым офицерам. — М.Ч.)

Когда Вилькицкий сказал, что Красин выхлопотал ему советский паспорт, в моих глазах, видимо, промелькнуло сомнение. Борис Андреевич достал из кармана какой-то документ и протянул его мне. Я постеснялся рассматривать этот документ. Возможно, это действительно был советский паспорт, но почему тогда, получив от меня приглашение посетить станцию, Вилькицкий не сошел на берег?

Больше с Борисом Андреевичем я не встречался…»

Русские судьбы! Я смотрю на фотографию Б. А. Вилькицкого в книге С. В. Попова «Берега мужества» — удивительно красивое, мужественное и доброе лицо… Позже судьба забросит Бориса Андреевича в Бельгийское Конго, где он наконец будет работать по специальности — гидрографом. Н. Р. Дождиков, прикидываясь простачком, все вопрошал: «Почему же он все-таки уехал за границу тогда, в 1920 году?», все удивлялся, почему Борис Андреевич боялся сойти на берег. Борис Андреевич Вилькицкий хорошо помнил, как дорого обошлась доверчивость его другу Александру Васильевичу Колчаку. Он не утонул подо льдом на далеком северном острове Беннета, зато затолкали его под лед товарищи большевики…

Умер Борис Андреевич Вилькицкий в глубокой бедности в брюссельской богадельне 6 марта 1961 года в возрасте 75 лег. Боже мой! Советская Россия не могла ему назначить даже мизерной пенсии!..

Надо же: я печатал на пишущей машинке эти строки, одновременно слушая последние телевизионные новости. И неожиданное сообщение из Брюсселя: за могилой Б. А. Вилькицкого больше некому ухаживать, умерли последние более или менее состоятельные русские из потомков русских беженцев, и его прах заботами российского посольства наконец возвращается на Родину, в Санкт-Петербург…

И все же — встречался ли В. И. Альбанов с А. В. Колчаком в 1919 году?

В середине июня 1918 года пароход «Север», на котором по советской терминологии «моряком военного флота» служил В. И. Альбанов в должности производителя гидрографических работ Енисейской партии Обь-Енисейского отряда Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, загруженный углем и продовольствием для радиостанции Диксон, двинулся вниз по Енисею. Катер В. И. Альбанова шел впереди, ограждая вехами судоходный фарватер. В воспоминаниях капитана «Севера» К. А. Мецайка В. И. Альбанов остался «невысоким человеком в потертом пальто, с нервным худым лицом… добродушный, покладистый, но с поразительно неустойчивым настроением. Никогда нельзя было сказать, что послужит причиной очередной вспышки: чье-то неосторожное слово, даже взгляд приводили его в исступление…»

Уже несколько лет, как нет в живых одного из главных моих помощников в поиске — Владилена Александровича Троицкого (или я, наоборот, был его помощником). Перед своим уходом в мир иной, может, чем-то похожий на безбрежные арктические горизонты, — иначе почему так тянут они человека?! — Владилену Александровичу удалось установить, что под руководством В. И. Альбанова гидрографы «Севера» построили створные знаки на Дорофеевском, Сеченском мысах, на мысе Мезенина. И поныне эти створы, — разумеется, уже с новыми современными знаками, — указывают безопасный путь судам на Енисее.