Сборник Сборник - Никогда не забудем

• Название: Никогда не забудем
• Автор: Сборник Сборник
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Рассказы белорусских детей о днях Великой Отечественной войны.

Работа по созданию этой книги началась вскоре после войны. 3 апреля 1946 года в газете «Пiянер Беларусi» было напечатано письмо пионеров 37-й минской школы, в котором они обратились ко всем школьникам республики с предложением написать коллективную книгу об участии белорусских детей в Великой Отечественной войне. За два года было собрано около 400 рассказов. Часть из них и вошла в книгу, которая впервые увидела свет на белорусском языке в 1948 году.

Для младшего школьного возраста.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Иду и думаю, как бы убежать и мне. Солдаты едва не наступают на пятки. Вдруг офицер толкнул меня во двор Ганны Камейко. Заходим в дом. Нас встречает сама хозяйка.

— Гуло здесь нет? — спрашивает у нее офицер.

Я гляжу на нее и изо всех сил моргаю, чтобы она молчала. Она, видно, не поняла меня и говорит:

— Нету, паночек… А вот ее сын. Он же должен знать, где она.

Когда я услыхал эти слова, у меня потемнело в глазах, невольно накатились слезы. Офицер, оскалив зубы, резко повернулся, ударил меня прикладом автомата в лицо и вытолкнул на улицу.

Пока шли к нам домой, меня все время пыряли автоматами в спину. Кроме трехлетней сестрички, дома никого не оказалось. Перевернув все вверх дном и ничего не найдя, немцы повели меня в хату к Николаю Людчику. Там сидело четверо женщин. Офицер подвел меня к первой и спросил:

— Матка?

Не успел я проговорить «нет», как он мне — раз! — кулаком в зубы.

— А это?

— Нет.

И снова — раз… И так четырежды.

Изо рта у меня потекла кровь. Я стал вытирать ее рукавом. Офицер велел выходить. Во дворе он еще раз двинул меня кулаком, да так, что я не удержался и полетел в снег. Другой немец поднял меня и толкнул вперед. Привели в комендатуру.

— Кляйн партизан, кляйн партизан, — услышал я злые голоса.

Меня отвели в караульное помещение, а потом — в холодную. В холодной сидел Николай Ахремчик. Его сразу же выпустили, и я остался один. Припомнились события сегодняшнего дня. Сердце у меня сжималось от боли. Мысли в голове путались. Наконец, после долгого раздумья, пришел к выводу: если погибать, так уж лучше мне, чем маме. У нее вон еще трое, и все меньше меня. Если ее убьют — конец малышам. А так она их спасет. А может, и меня не убьют…

В камере холодно — зуб на зуб не попадает. Я набрался смелости и постучал в дверь. Немец звякнул ключом, отворил и вывел на двор. Было совсем темно. На небе светились звезды. Потом снова в темной камере. Выпустят или нет? Спустя несколько минут меня позвали на допрос. Начиналось самое трудное. Как только я вошел, офицер, который вел допрос, заорал на меня:

— А, кляйн бандит! Почему не сказал, что был с маткой?

— Я был с Сашей Горбацевич.

Удар по голове.

— А где старший брат?

— Поехал в Минск на работу. Где сейчас — не знаю.

— А кто убил помощника коменданта и двоих солдат прошлым летом? — последовал новый вопрос, как будто я все это должен был знать.

Меня снова бросили в камеру. Всю ночь провалялся я, как мешок, на полу. А назавтра снова допрос. Вошел в комнату и ни на кого не гляжу — глаза не поднимаются. Меня подтолкнули к самому столу. Комендант расспрашивает про семью. Говорю, что приходит в голову, как не в своем уме. Наконец комендант увидел, что никакого толку не добьется, и приказал вывести меня. За дверью меня обступили полицаи и стали высказывать свои соображения.

Через дверь я слышал, что у коменданта идет разговор обо мне. А потом объявили, что я могу идти домой. Видно, что-то затеяли.

Забыв про боль во всем теле, я выскочил во двор и чем дальше отходил от комендатуры, тем шагал быстрее и быстрее. И наконец так припустил по дороге, что ног под собой не чуял.

Через три часа я был в деревне Чеславое, где меня встретили мама, брат и партизаны. Она завели меня в дом, покормили, обогрели и попросили рассказать о том, что было со мной. Когда я кончил, подошел брат и сказал:

— Ну, Шурик, ты свое сделал, теперь очередь за мной. Пойдем в лагерь. С сегодняшнего дня ты партизан.

Алесь Гуло (1931 г.)

г. Дзержинск, Минская область.

Про нашу семью

Немецкие фашисты напали на советскую страну. Добрались они и до нашей деревни. Стали ходить по хатам и расспрашивать, бывают ли у нас партизаны. Все говорили «нет», и они уехали.

Потом как-то раз партизаны взорвали мост на шоссе. Немцы наскочили снова и стали бегать, искать партизан.

Мы все убежали в лес. Нас было десять человек: папа, мама, шестеро сестричек, брат Миша и я. Сестричек звали Маня, Надя, Галя, Соня, Зина и Нина. Мы прожили в лесу чуть не месяц. Тем временем фашисты сожгли в нашей деревне несколько домов и сараев, натешились и уехали.

Из нашей деревни все жители убежали. А одна девушка со своим братишкой ехала из Минска и не знала, что в деревне немцы. Немцы схватили ее и стали мучить. Как она ни просила, не сжалились. Потом, придя домой, она рассказала обо всем своему отцу. Отец пошел к партизанам, и они приехали в нашу деревню. Они хотели отомстить за девушку. Но немцев уже не было.

В нашей деревне стало тихо, и мы вернулись из лесу в свой дом. Однажды вечером к нам приехали партизаны. Мама принялась готовить им ужин, а партизаны о чем-то разговаривали с отцом. Когда ужин был готов, они сели за стол. Вдруг мама слышит — во дворе какой-то треск. Выходит — а там немцы. Они окружили наш дом и забрали маму, папу и двоих партизан. А сестру Маню ранили и не взяли ее.

На другой день немцы снова приехали к нам, хотели забрать раненую. А ночью, после немцев, приезжали партизаны и взяли мою сестру в отряд. И брат Миша тоже пошел в партизаны. Мы остались одни.

Во время блокады моего брата Мишу убили. А в отряде он хорошо сражался: как ни пойдет в разведку, обязательно хоть одного немца да убьет. И его самого убили. Как нам его жалко. Остались без мамы, без отца; один братишка был — и того убили.

Сестра Маня пришла из партизан и стала жить с нами. Как-то раз она поехала в Минск, и там ее арестовали фашисты и посадили в тюрьму. Она сидела в тюрьме три недели. Вместе с нею там были мужчины. Однажды они выломали окно и вылезли, и моя сестра вылезла, и все, кто мог. Там были и старые люди, которые просидели по четыре месяца, так они уже были без сил, там и остались на погибель. А сестра воротилась к нам.

Когда пришла Красная Армия, вот уж была радость. Кончились наши мучения. У маленькой Ниночки красноармейцы спросили, где ее отец. Она сказала: — Моего папку забрали немцы. Ей было пять лет.

Таня Золоторенок (1935 г.)

г. Брест, ремесленное училище № 26.

В неволе

К нам стали заходить незнакомые люди. Они подолгу о чем-то шептались с матерью. Потом и она стала исчезать из дому. Меня разобрало любопытство. Я не выдержала и спросила:

— Куда ты все ходишь, мама?

— К знакомым, — ответила она.

Однажды мама вернулась на рассвете, усталая и озабоченная. Я подбежала к ней, обхватила за шею и снова спросила, где она так долго была. Она ласково посмотрела на меня, погладила по голове и сказала:

— Зоинька, некогда мне с тобой разговаривать. Надо готовить завтрак. Вы ведь, наверно, проголодались?

Она принесла дров, растопила печь и стала варить картошку. Когда завтрак был готов, она позвала нас. Только мы сели за стол, как в сенях послышались шаги. Мама вскочила с места и подошла к двери. В хату ввалилось несколько немцев. Один из них, высокий, что-то зло рявкнул по-немецки. Я испугалась, схватила братика и прижала к себе. Немец повторил свой вопрос еще более грозно. Мать понимала, о чем он спрашивает, но делала вид, что ей невдомек. Немец в бешенстве подскочил к ней и ударил прикладом в спину. Мама вскрикнула и схватилась за спину рукой. Мы с Ниной бросились к ней. Немцы грубо отшвырнули нас и приказали ей собираться.

— Прощайте, детки! — сказала мама и вышла из дому.

Эти слова как ножом полоснули по сердцу. Я и Нина с воплями побежали за ней, Таня и Вася — за нами.

Дальнейшее помню, как сквозь сон. Помню, как маму и Нину повели по деревне, а нас, детей, посадили в автомашину.

— Мама, мамочка! — закричали в один голос я и Таня и спрыгнули на землю. Нас схватили солдаты и поволокли назад, к машине. Я успела оглянуться. Перед моими глазами мелькнула знакомая фигура мамы и скрылась за поворотом. Тогда я не знала, что вижу ее в последний раз. Нас впихнули в кузов грузовика и накрыли брезентом.

Через несколько минут машина взревела и тронулась с места. Мне стало страшно. Я обняла сестричку и братика и залилась горькими слезами. Наплакавшись вволю, стала думать, как выбраться отсюда. Попробовала поднять брезент, но он был крепко привязан веревками. Разрезать его было нечем. Я снова заплакала.

Под вечер нас привезли в Витебск. Я увидела большой двор, обнесенный колючей проволокой, ряд длинных строений, а за проволокой — наших, советских людей. Нас привели в какую-то пустую комнату и тщательно обыскали. У меня в сапогах полицай нашел часы, которые когда-то подарил мне отец. Он повертел их в руках, засмеялся и сказал:

— Ты тут подохнешь с голоду. Тебе они не нужны, — и положил в карман.

После этого нас допрашивали. Здоровенный полицай в черном костюме пробовал действовать лаской. Я либо молчала, либо говорила, что ничего не знаю. Он обозлился и стал угрожать:

— Признаешься — дам есть, не признаешься — будешь сидеть голодная… И это не поможет — велю всыпать плетей.