Сборник Сборник - Никогда не забудем

• Название: Никогда не забудем
• Автор: Сборник Сборник
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Рассказы белорусских детей о днях Великой Отечественной войны.

Работа по созданию этой книги началась вскоре после войны. 3 апреля 1946 года в газете «Пiянер Беларусi» было напечатано письмо пионеров 37-й минской школы, в котором они обратились ко всем школьникам республики с предложением написать коллективную книгу об участии белорусских детей в Великой Отечественной войне. За два года было собрано около 400 рассказов. Часть из них и вошла в книгу, которая впервые увидела свет на белорусском языке в 1948 году.

Для младшего школьного возраста.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Когда я очутился во дворе, одежда на мне горела. Я быстро сбросил ее, но лицо, руки и ноги у меня были уже сильно обожжены. От боли я не мог идти и присел на землю. Как раз тут подоспели американские танки, и мы были спасены.

Вскоре меня и других детей отправили на родину.

Андрей Барановский (1932 г.)

Копаткевичский район.

Спасение смертников

Мой день начинался и кончался на станции Шклов. Наша семья держала связь с партизанами, и мне было поручено следить, какие эшелоны и когда прибывают на станцию. Заметив что-нибудь интересное, я сразу же через связных сообщал об этом в отряд. А там уже делали свои «выводы».

Весенним днем 1943 года я со своим товарищем Борисом Пыжиком слонялся по путям, но ничего стоящего нам не попадалось. Только под вечер немцы открыли вагоны с солью и стали их разгружать. Мы подошли поближе, потому что очень уж не хотелось идти домой с пустыми руками.

Немцы не раз отгоняли нас от вагонов, но мы возвращались снова и снова, пока не понабивали солью карманы. Отнесли соль домой и пришли во второй раз. Немцы уже нагружали последнюю машину и вагоны подмели так основательно, что нам там больше нечего было делать.

Неожиданно нам повезло. Метрах в пятидесяти от нас, в тупике, стоял одинокий вагон. Раньше мы его почему-то не заметили.

— Пойдем посмотрим, что там такое, — предложил я.

Мы подошли к вагону. Он был еще под пломбой, но это нас не остановило. Мы сорвали пломбу, раскрутили проволоку на засове и приоткрыли дверь. То, что мы увидели, очень обрадовало нас. Вагон доверху был нагружен какими-то маленькими ящичками. Я взобрался наверх и отодрал доску на одном из ящиков. Было темно, и я не мог увидеть, что там находится. Сунул в ящик руку — что-то густое, липкое. Отколупнул кусочек, понюхал, попробовал на язык. Ого! Мед, самый настоящий пчелиный мед. Вот тебе и неудачный день!

Сначала мы хотели сразу же мчаться к связному, рассказать о ценной находке, но Борис подал дельную мысль:

— А чего мы побежим с пустыми руками?..

Мы набрали ящиков, сколько могли унести, и, прячась за вагонами, побежали к нам. Мамы дома не было. Мы отнесли ящики в наш сарай и спрятали в яме, где стояла бочка с капустой. Уложили ровненько, а сверху опять поставили бочку. Потом Борис побежал к связному, а я снова вернулся на станцию — наблюдать за вагонами. Подхожу к станции, вижу: немцы что-то засуетились возле вагона с медом. Я вернулся домой. Как-то получилось, что матери я так ничего и не сказал про нашу «операцию».

А когда утром назавтра я бежал к Борису и поравнялся с будкой часового, оттуда выскочил немец и схватил меня. В это же время по улице проходил другой, незнакомый мне мальчик. Немец схватил и его. Нас обоих отвели в комендатуру.

Как выяснилось позже, у немцев не было против нас никаких улик и попали мы к ним в руки совсем случайно. Моего товарища по несчастью звали Василем. Нас били и допрашивали, но ничего не добились. Тогда нас заперли в барак, который служил тюрьмой.

На другой день мама как-то узнала, где я, и принесла мне передачу, которую я поделил с Василем. Повидаться с мамой мне не разрешили.

На другой день немцы посадили нас в легковую машину и повезли к нам домой. Я очень тревожился, потому что знал: если немцы найдут мед, мне конец.

Мамы дома не было — она целыми днями сидела в приемной жандармерии, добиваясь, чтобы меня выпустили. Я был так голоден, что, войдя в хату, сразу набросился на хлеб.

Немцы принялись делать обыск. Они перевернули все вверх дном, взорвали пол, перекопали под ним землю и, ничего не найдя, приказали мне вести их в сарай.

«Ну, теперь все пропало», — подумал я, отпирая дверь в сарай.

Немцы и тут все перевернули, все обшарили и наконец подошли к бочке, под которой были спрятаны ящики с медом. Холодный пот выступил у меня на лбу. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. «Только бы они не догадались поднять бочку», — подумал я, и в этот самый миг маленький немец нажал на бочку плечом, опрокинул ее и направил луч фонарика в яму. Я закрыл глаза… Прошла минута, а может, и больше, вдруг слышу:

— Никс, никс…

От удивления я открыл глаза: яма была пустая.

У Василя немцы спросили, где он живет. Он ответил, что далеко, в двух километрах с гаком. Дорога была грязная, и немцы, поленившись ехать, отвезли нас снова в тюрьму.

«Куда же подевались ящики с медом?» — всю дорогу думал я, да так ничего и не мог придумать.

Мы попали в камеру, где находились люди, которых ожидала смерть. Я ничего не утаил от них, и они мне посоветовали, что говорить на допросах: «Я поймал несколько птичек и хотел сделать для них клетку. А проволоки у меня не было. Побежал к одному дружку. По дороге меня ни с того ни с сего схватили и отвели в комендатуру…»

Все это я повторял слово в слово каждый раз, когда меня таскали на допрос. Василь тоже твердил свое. Все говорили, что нас должны выпустить, потому что никаких доказательств у немцев не было. Но камера, куда нас посадили, была камерой смертников, и значит, ничего хорошего ожидать нам не приходилось. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не счастливый случай.

Однажды в камеру зашел немец и спросил, нет ли среди нас хорошего столяра. Один старик назвался столяром. Немец позвал его сделать где-то перегородку.

Вечером старик принес охапку стружек, чтобы положить себе под бок: пол в камере был цементный и спать на нем было очень холодно и жестко. Мы выпросили у него немного стружек, чтобы погреть руки. Спустя минуту посреди камеры весело плясал маленький огонек.

Я поглядел на огонек, и тут мне пришла в голову одна мысль. Посоветовавшись с Василем и одним партизаном, я собрал все дедовы стружки и бросил их на огонь. Пламя сразу озарило всю камеру.

С криком: «Пожар! Пожар!» — люди бросились ломать дверь. Навалившись всем миром, в два счета высадили ее и стали разбегаться. Было темно, поднялась страшная суматоха, слышались крики, выстрелы… Под этот шум многим, в том числе и мне, удалось убежать.

Дома я узнал, что мои ящики с медом нашла в сарае мама и перепрятала в другое место.

Александр Левкович (1931 г.)

г. Шклов, школа № 29.

Смерть мамы

Нашу деревню Володарск Речицкого района со всех сторон окружали леса. В лесах жили партизаны. Потом немцы стали часто нападать на них, и партизаны вынуждены были перебраться в другое место.

Люди тоже покинули деревню и переехали в ближайший лесок. Тут мы оставались два дня, а потом вместе со всеми решили двинуться в большой лес, подальше. Мы погрузили на подводу свои пожитки и выехали в поле. Впереди виднелась деревня Узножь. Далеко за лесом что-то горело. Дым огромными черными клубами поднимался к небу.

— Дубрава горит, — говорили люди.

Подъехав к деревне, мы увидели, что она словно вымерла. Все жители ушли в лес. Стояла тишина. Небо было синее, чистое, без единого облачка. Страшно палило солнце.

Когда мы проехали деревню и снова очутились в поле, неожиданно перед нами, слева, взвилась в небо желтая ракета.

— Бегите в лес! — крикнул дед Рыгор.

Люди побросали свои пожитки и бросились бежать. Но не успели мы пробежать и сотни метров, как впереди застрочил пулемет. Мы все, как по команде, попадали на землю. Кругом свистели пули.

Не могу описать того, что было дальше.

Выпустив длинную очередь, пулемет на несколько секунд замолк. Люди — кто ползком, а кто перебежками — бросились назад, думая через деревню выбраться в лес. Мама метнулась было за нами, но, пробежав несколько шагов, вспомнила, что на возу осталась моя трехлетняя сестричка Валя. Она вернулась, схватила Валю в охапку и побежала во весь рост. Снова застрочил пулемет. Мы с братом Петей стали кричать:

— Ложись, мама, ползи!

Но она, должно быть, не слышала нас. Мы поползли назад, к деревне. Мама бежала сзади. Проползли немного. Я хотела крикнуть, чтобы она бежала быстрее, но, обернувшись, увидела, что она лежит на земле. Я крикнула раз, и другой, и третий. Мама молчала. В груди у меня что-то оборвалось.

Мы с бабушкой быстро подбежали к маме. Она лежала на боку, руки, как ВО сне, были подложены под голову. Платок съехал на глаза. Приподняв его, я увидела, что пуля попала маме в левый глаз: на его месте была глубокая рана. Мама чуть слышно хрипела. Вся дрожа от ужаса, я бросилась ей на грудь, плакала навзрыд, звала ее. Но она молчала. Маленькая Валя ползала у нее в ногах, теребила за юбку и жалобно всхлипывала: «Мама, мама-а…» Но мама не слышала и не откликалась. Бабушка присела возле нее на корточки и громко заголосила.

Вдалеке послышался гул моторов. Это шли в деревню немецкие машины. Бабушка сказала:

— Бегите, детки, спасайтесь: эти гады и вас не пожалеют.

Не хотелось бросать посреди поля убитую маму, но и оставаться тут было нельзя. Мы понимали, что маме ничем уже не поможем, а самих нас могут убить немцы. Я поцеловала маму, взяла Валю на руки и побежала. За нами поковыляла и бабушка. Вокруг никого не было. Все разбежались, только убитые неподвижно лежали в траве.