Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная

• Название: Наша трагическая вселенная
• Автор: Скарлетт Томас
• Издательство: АСТ, Corpus
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-35674-2

Свой первый роман английская писательница Скарлетт Томас опубликовала в 26 лет. Затем выпустила еще два, и газета Independent on Sunday включила ее в престижный список двадцати лучших молодых авторов. Ее предпоследняя книга «Наваждение Люмаса» стала международным бестселлером. «Наша трагическая вселенная» — новый роман Скарлетт Томас.

Мег считает себя писательницей. Она мечтает написать «настоящую» книгу, но вместо этого вынуждена заниматься «заказной» беллетристикой: ей приходится оплачивать дом, в котором она задыхается от сырости, а также содержать бойфренда, отношения с которым давно зашли в тупик. Вдобавок она влюбляется в другого мужчину: он годится ей в отцы, да еще и не свободен. Однако все внезапно меняется, когда у нее под рукой оказывается книга психоаналитика Келси Ньюмана. Если верить его теории о конце вселенной, то всем нам предстоит жить вечно. Мег никак не может забыть слова Ньюмана, и они начинают необъяснимым образом влиять на ее жизнь.

---

Я засмеялась, но почувствовала себя виноватой: Роуэн уже давал мне одну книгу, а я так ее и не прочла, хотя честно собиралась это сделать. Это был роман Агаты Кристи «Загадка Ситтафорда», и я понятия не имела, с чего вдруг Роуэну пришло в голову дать его мне. Он принимал участие в подготовке одного мероприятия в доме Агаты Кристи на реке Дарт, только поэтому и стал читать ее книги. Но вряд ли там нашлось бы что-нибудь интересное для меня. Беллетристикой меня уже давно трудно было удивить.

— Похоже, это классная поэма, — сказала я. — Немного похоже на книгу, которую я сейчас рецензирую. Если не считать того, что книга, которую я рецензирую, совсем не классная.

— Что за книга?

— Ну, там о том, что конца света не будет и что всем нам предстоит жить вечно. Мне совсем не нравится, не знаю даже почему.

— Я не хочу жить вечно, — он едва заметно мотнул головой.

— Понятное дело. Я тоже.

— Какой смысл в вечной жизни? Жизнь и без того паршивая.

— Вот именно.

— У тебя все в порядке? — снова спросил он.

— Да. Кажется, ты сказал, что занялся йогой, или я это выдумала?

— Нет, ты не выдумала. Я действительно занялся йогой.

— Зачем?

Он пожал плечами.

— Колени болят. Старею. Вообще мы недавно вернулись из Индии — это было что-то вроде йога-отпуска. Пропустили Рождество, я доволен. А еще видели зимородков.

Я отвела глаза, и Роуэн снова погладил Бешу по голове. Я знала, что означает это небрежно брошенное «мы». Он и Лиз. У пар, долго живущих вместе, часто появляется такая привычка, я давно заметила — говоря о себе, они все время употребляют местоимение «мы». Каждый раз, когда я звоню маме и спрашиваю, как дела, она отвечает: «Спасибо, у нас все в порядке». Я никогда не говорила так о нас с Кристофером. Может, это приходит со временем. Правда, не очень-то понятно, в каких ситуациях мне использовать это самое «мы» — мы редко делали что-нибудь вместе. И между нами всегда что-нибудь да было не так. А после того как я поцеловалась с Роуэном, все стало еще хуже, потому что мне было ясно: раз я смогла поцеловать кого-то другого, Кристофера я теперь уже не смогу поцеловать никогда. С тех пор прошло пять месяцев, а он, кажется, так ничего и не заметил.

— Как Лиз? — решилась спросить я. — Все работает над книгой?

Два раза в год я вела семинары для авторов-призраков из «Орб букс» в занюханном отеле в Торки. Предполагалось, что на этих занятиях уже и без того талантливые писатели будут учиться тонкостям построения сюжета и структуры романа и главное — «методу „Орб букс“». Издательство не возражало против того, чтобы я за отдельную плату приглашала и каких-нибудь посторонних людей, поэтому каждый раз, когда назначалась дата семинара, я развешивала плакаты в книжной лавке у пристани, и обычно находилось двое-трое желающих. В прошлом году на семинар поехала и Лиз. Она хотела посвятить часть пенсионного времени тому, чтобы составить художественное описание жизни своих родителей в годы войны. Но, насколько мне было известно, на пенсию она так и не вышла: по-прежнему два раза в неделю отправлялась на поезде в Лондон, а в остальные дни работала дома.

— Вряд ли, — пожал плечами Роуэн.

— Понятно.

Он нагнулся и стал играть с ухом Беши — сначала распрямлял его, чтобы ухо стояло торчком, а потом толкал обратно.

— Хорошая у тебя собака, — сказал он.

— Я знаю. Спасибо. И очень терпеливо сносит твои издевательства над ее ушами.

— По-моему, ей нравится.

— Может быть.

— Я хотел тебе сказать… Я тут изучал разные культурные предсказания, связанные с предстоявшей гибелью «Титаника»…

Роуэн запнулся.

— И… И подумал о тебе.

Он посмотрел себе под ноги, потом — на ухо Беши и лишь затем — снова на меня.

— В смысле подумал, что тебе это будет интересно. И решил, что, может, стоит с тобой связаться.

— Связывайся со мной в любое время. — Я покраснела. — Напиши мне письмо по электронной почте. А что такое культурные предсказания?

— Это когда о трагедии пишут до того, как она произошла. Или рисуют о ней картины. Многие это сделали.

— Правда?

— Да.

— То есть тут речь о чем-то паранормальном? — Я непроизвольно сморщила нос.

— Нет, только о культурном. Эти предсказания были культурными, а не сверхъестественными.

— Как это?

— Ну это как… Ты слышала о «коттинглийских феях»?

Я помотала головой.

— Нет.

— Напомни мне, чтобы я как-нибудь тебе о них рассказал. Довольно интересный пример того, как люди решают верить во что-либо лишь потому, что им хочется в это верить. Пожалуй, всем сверхъестественным явлениям можно найти культурные объяснения, если хорошенько постараться.

— Что же, на «Титанике» они тоже были?

— Кто?

— Эти феи.

— Нет. Они были в том городе, где я родился.

— Я думала, ты родился где-то в Тихом океане.

— После Сан-Кристобаля я жил в Коттингли и только потом перебрался в Кембридж. Моя мать была родом из Коттингли, хотя к тому времени, как я уехал из Сан-Кристобаля, она уже умерла. Впрочем, феи все равно были задолго до этого. — Он нахмурился. — Когда-нибудь я расскажу тебе всю эту историю целиком, она слишком запутанная, сейчас не стоит и начинать. Я думал, может, ты о них слышала. Не знаю, зачем я вообще про это заговорил.

— Да ладно. А я знаю хороший анекдот об овцах и о том, как люди решают, во что им верить, — если хочешь, расскажу.

В сумерках я смогла разобрать улыбку у него на лице.

— Что же это за анекдот?

— В общем, биолог, математик, физик и философ едут в поезде по Шотландии. Из окна они видят черную овцу. Биолог говорит: «Все овцы в Шотландии черные!» Физик возражает: «Нельзя же так обобщать. Но мы можем с точностью утверждать, что как минимум одна овца в Шотландии — черная». Математик гладит себя по бороде и замечает: «В действительности мы знаем наверняка лишь то, что один бок у одной овцы в Шотландии — черный». А философ долго-долго смотрит в окно, размышляя обо всем об этом, и наконец заявляет: «Я не верю в овец». Мой отец любил рассказывать этот анекдот — ему казалось, что там говорится о ненадежности философии, а я всегда слушала его и думала, что анекдот-то как раз о ненадежности точных наук. Мой папа — физик.

Роуэн рассмеялся.

— Хороший анекдот. Мне нравятся овцы. Я в них верю.

— А ты знаешь, что они помнят человеческие лица десять лет и узнают людей на фотографиях?

— Значит, когда они таращатся на тебя с этим своим идиотским видом, на самом деле они запоминают твое лицо?

— Видимо, да.

— Как автоматы в Хитроу. Но зачем им это нужно?

— Кто ж их знает? Возможно, когда-нибудь они завладеют миром. Может, таков их план. Кстати, неплохой сюжет для очередного «зеба росса». Надо будет рассказать в «Орб букс».

Вообще-то мне не полагалось никому говорить про Зеба Росса, и все, кто работал над серией его книг, подписывали бумагу о неразглашении. Но, согласитесь, довольно трудно делать вид, будто не пишешь книгу, когда на самом деле ты ее пишешь, и к тому же почти все знали, что романы такого рода — дело рук «призраков», не знали этого разве что только те, кто все это читал, в особенности истинные поклонники Зеба, которые писали ему письма и спрашивали, какого цвета у него глаза и женат ли он.

Беша пыталась передними лапами забраться на Роуэна. Чтобы ее оттащить, мне пришлось нагнуться к нему, и в этот момент я вдруг подумала: интересно, а чем от меня пахнет? У меня и в мыслях не было смотреть ему в глаза, но я все-таки посмотрела и увидела, что они блестят от слез. Аллергия на цветение — вот что принято говорить в таких случаях: я, например, всегда так говорю, если не вовремя заплачу, но в феврале этот номер, конечно, не пройдет. Я представила себе, как Кристофер идет по набережной и видит, что я смотрю Роуэну в глаза, а потом замечает, как и мои глаза вдруг наполняются слезами, потому что, когда плачет кто-то очень для меня важный, мне всегда тоже хочется заплакать. Он так ничего и не знает о наших обедах и поцелуе. Я подумала, что, наверное, зря рассказала этот дурацкий анекдот об овцах, но, с другой стороны, Роуэн до сих пор улыбался. Я стояла и молчала.

— Зачем она это сделала? — вдруг спросил он.

— Кто?

— Либби. Зачем она столкнула машину в реку?

— Я тебе давным-давно о ней рассказывала. У нее любовная трагедия. Ты разве не слышал, о чем мы тут говорили?

— Нет. Я подошел как раз в тот момент, когда она ее столкнула.

— А. Понятно.

— Я никому не скажу.

— Спасибо.

— Забавно, как вещи уходят, правда?

— Ты о чем?

— О машине в реке. Раз! — и ушла на дно.

— Я уверена, что это только к лучшему.

Роуэн поднялся — ему пора было уходить. Я попрощалась с ним и зашагала прочь — мне казалось, что я айсберг. Айсберг, который тает. Я понятия не имела, что со мной происходит. Я ведь могла отправить ему письмо по электронной почте в любую минуту. Могла связаться с ним и рассказать, что прочитала книгу, которую он мне дал, но так этого и не сделала. Могла написать, что тот поцелуй был ошибкой и что мне страшно недостает нашей дружбы. Я шла и представляла себе, как возвращаюсь и спрашиваю, не из-за меня ли он пришел сюда сегодня, а он удивленно смотрит и говорит, что это всего-навсего совпадение.