Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная

• Название: Наша трагическая вселенная
• Автор: Скарлетт Томас
• Издательство: АСТ, Corpus
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-35674-2

Свой первый роман английская писательница Скарлетт Томас опубликовала в 26 лет. Затем выпустила еще два, и газета Independent on Sunday включила ее в престижный список двадцати лучших молодых авторов. Ее предпоследняя книга «Наваждение Люмаса» стала международным бестселлером. «Наша трагическая вселенная» — новый роман Скарлетт Томас.

Мег считает себя писательницей. Она мечтает написать «настоящую» книгу, но вместо этого вынуждена заниматься «заказной» беллетристикой: ей приходится оплачивать дом, в котором она задыхается от сырости, а также содержать бойфренда, отношения с которым давно зашли в тупик. Вдобавок она влюбляется в другого мужчину: он годится ей в отцы, да еще и не свободен. Однако все внезапно меняется, когда у нее под рукой оказывается книга психоаналитика Келси Ньюмана. Если верить его теории о конце вселенной, то всем нам предстоит жить вечно. Мег никак не может забыть слова Ньюмана, и они начинают необъяснимым образом влиять на ее жизнь.

---

Роуэн поднялся — ему пора было уходить. Я попрощалась с ним и зашагала прочь — мне казалось, что я айсберг. Айсберг, который тает. Я понятия не имела, что со мной происходит. Я ведь могла отправить ему письмо по электронной почте в любую минуту. Могла связаться с ним и рассказать, что прочитала книгу, которую он мне дал, но так этого и не сделала. Могла написать, что тот поцелуй был ошибкой и что мне страшно недостает нашей дружбы. Я шла и представляла себе, как возвращаюсь и спрашиваю, не из-за меня ли он пришел сюда сегодня, а он удивленно смотрит и говорит, что это всего-навсего совпадение.

А то, что когда-то мы оказались в одно и то же время в одной и той же библиотеке, совпадение? Наверняка. Я же не рассказывала всем подряд о том, что по будням работаю в библиотеке. Людям это показалось бы странным, ведь у меня был дом, и я вполне могла бы работать там, а если бы я начала объяснять им про свою астму и сырость, которая стояла у нас во всех комнатах, кто-нибудь непременно поинтересовался бы, почему же мы до сих пор не переехали. Я заметила Роуэна в первый же день, когда он пришел в библиотеку. Он, по всей видимости, тоже заметил меня. Мы долго улыбались и кивали друг другу, а потом я показала ему, как проверять почту на ноутбуке, а не на библиотечных компьютерах, и он в качестве благодарности пригласил меня в «Лакис» пообедать. За обедом выяснилось, что у нас есть общие друзья — Фрэнк и Ви. Фрэнк был моим преподавателем почти двадцать лет назад, и они с Ви с тех пор стали для меня чем-то вроде второго комплекта родителей. До того как его пригласили на должность профессора кафедры истории в Гринвичском университете, Роуэн преподавал в Голдсмите. Там он и познакомился с Фрэнком. Ви была антропологом, они с Роуэном сразу нашли общий язык и вскоре уже работали вместе над своими историческими инсценировками. Они хотели повторить дарвиновское кругосветное путешествие на «Бигле», но так и не нашли под это спонсоров. Зато однажды им удалось провести пару весьма удачных недель в Норфолке, разыгрывая со своими аспирантами гибель капитана Кука на Гавайях.

Кука убили те, кто сначала так радушно принимал его у себя в гостях. Капитан вернулся на остров, чтобы починить свой корабль. («Это как, знаешь, если бы к тебе в гости заявились родители, — объясняла мне Ви, — и вот они наконец уехали, и ты с твоим молодым человеком, совершенно изнуренным их визитом, только-только уселись за стол, чтобы спокойно пообедать, и клянетесь друг другу больше никогда их не приглашать, но тут у родителей вдруг ломается машина, и они возвращаются, чтобы погостить у вас еще недельку, пока в местной автомастерской раздобудут нужную деталь».) За что убили Кука? За то, что требовал к себе слишком много внимания? Или он, сам того не ведая, стал героем местного ритуала, и герой этот, согласно традиции, не должен был возвращаться? Ви, Роуэн и их аспиранты решили разыграть эту историю как можно ближе к тому, какой она могла быть в действительности. Они сняли старый отель на берегу моря — отель должен был символизировать «Гавайи», закрытое сообщество, в которое Кук прибыл, потом покинул его и снова вернулся. Роуэн исполнял роль Кука, Ви была гавайским королем и его приближенными. Ну а аспиранты играли островитян, и после завершения проекта им предстояло подробно описать, как они чувствовали себя, когда вынуждены были прислуживать Куку и всячески ему угождать. Было ли их недовольство таким сильным, чтобы один из них захотел убить капитана? Или к недовольству примешалось какое-то другое чувство? Насколько большое значение придавали они ритуалам? Роуэн, в свою очередь, написал о том, как любопытно было понаблюдать за самим собой: сначала ты с радостью готов принять дары и почести, а потом расстраиваешься, когда видишь, что люди больше не желают давать тебе все, чего бы ты ни попросил. Отредактированная версия эксперимента была опубликована в «Гранта мэгэзин».

Вскоре после знакомства с Роуэном я спросила у Ви, что он за человек, и она рассказала мне, что Роуэн из тех, кто всюду, куда бы ни отправлялся, берет с собой подробную карту и крепкие походные ботинки. Я ни за что не желала признаться себе в том, что он мне интересен, но с жадностью глотала каждое слово, сказанное Ви. Мне было бы любопытно узнать о нем даже такую малость, как, например, размер обуви. А когда я услышала, что они с Ви родились в один день, я даже посмотрела его астрологическую карту, хотя никогда в жизни в них не верила — в эти астрологические карты. Роуэн тоже много рассказывал о Ви, но о ней мне все давно было известно. Проекты Ви всегда имели отношение к тому, что она называла громким выражением «возвращение к истокам». За годы работы она выучила несколько редких языков, приобрела пять замысловатых татуировок, три «потерянные» коллекции гербариев, ударную установку, платье из листьев и малярию. Посвятив не один год изучению островов Тихого океана, Ви получила в университете очередной академический отпуск, устроилась на работу сиделкой и принялась за исследование жизни обитателей одного из домов престарелых в Брайтоне — результаты своих наблюдений она впоследствии опубликовала в виде книги под названием «Можно, я умру? Спасибо», и книга эта очень хорошо продавалась. Теперь Ви работала над проектом о субкультуре и стиле людей старше среднего возраста в Великобритании. Роуэн часто шутил по этому поводу, утверждая, что ей не надо далеко ходить за примерами, когда рядом есть он.

Ви никогда не пользовалась картами — в поисках правильной дороги она полагалась на какую-то одной только ей понятную «удачу». Если по пути встречалось срубленное дерево, она просила у него прощения от лица всего человечества. Она разговаривала с неодушевленными предметами так, будто они живые, правда, теперь, после работы в доме престарелых, эти разговоры часто начинались со слов: «Ну и как ты сегодня поживаешь, мать твою?» В качестве антисептика она использовала масло чайного дерева, а желудок лечила с помощью имбиря. От всех прочих недугов у нее было одно лекарство — мед мануки с фактором активности 25+. Однажды в Шотландии мы с Фрэнком и Ви отправились в поход, и Ви наложила себе на вывихнутую лодыжку компресс из уксуса и маргариток. Я тогда подробно рассказала об этом Роуэну, и потом меня мучила совесть: выходило, что я предала Ви, посмеявшись над ней. Впрочем, мы тогда много над чем смеялись.

Мы находили массу причин для того, чтобы прерваться на кофе или обед в «Лакис» и продолжить за едой наши долгие бессвязные беседы. Мы разговаривали об игре на гитаре, о том, насколько это безнравственно — пользоваться словарем, когда разгадываешь кроссворды, о том, почему мы оба не можем сидеть за грязным столом, почему не любим ходить по магазинам, и о том, сколько раз терпел крушение паром на реке Дарт. Мы обнаружили, что оба не любим электронную почту: я — потому что испытываю какие-то психологические трудности, отвечая на письма, а он — потому что получает их слишком много, да и вообще предпочитает компьютерной переписке ручку и бумагу. Мы шутили о том, что он читает мои мысли, а я — его, и каждый день пытались угадать, что другой закажет себе на обед. Как-то раз, по удивительному совпадению, мы столкнулись на импровизированном блошином рынке рядом с библиотекой, где оба искали перьевую ручку, чтобы подарить друг другу в благодарность за помощь. Он все не мог забыть, как я помогла ему разобраться с почтовым ящиком, а я уже и не вспомню, за что хотела его отблагодарить. Еще мы всегда парковались рядом на библиотечной стоянке. Однажды, когда место по соседству с его машиной оказалось занято, я кружила по парковке до тех пор, пока оно не освободилось, — так сильно мне хотелось сохранить эту нашу гармонию во всем. Спустя пару дней я приехала первой, а когда уезжала, увидела, что его машина стоит через несколько рядов от моей, и чуть не расплакалась.

Когда кабинет Роуэна в Морском центре был готов, мы пошли обедать в последний раз. По дороге в кафе мы говорили о «Титанике», и я читала вслух «Схождение двоих» Томаса Гарди и излагала Роуэну свою теорию о том, что это не столько поэма о катастрофе, сколько история трагической любви. Он тогда посмотрел на меня, и мы не сводили друг с друга глаз чуть дольше, чем следовало. За обедом он рассказал мне, что после книги о кораблекрушениях собирается написать нечто совсем другое — и для этой новой работы ему понадобится вернуться на Галапагосские острова не меньше чем на год, но на этот раз уже не в роли Дарвина или кого-нибудь еще, а в роли себя самого. Я и сама понимала, что в Девоне он надолго не задержится. Как только мать Лиз умрет, а он допишет свою книгу, они наверняка немедленно продадут свой эллинг и переберутся куда-нибудь еще. Если бы я была айсбергом, а он — кораблем, мы бы так никогда и не столкнулись, потому что он непременно сменил бы курс вовремя. Я не отправлю его ко дну, и он тоже не причинит мне никакого вреда. Разрушительного столкновения «двух полушарий» не произойдет.[7]