Вера Щербакова - Девушки

• Название: Девушки
• Автор: Вера Щербакова
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы УзССР
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1962

Повесть В. Щербаковой «Девушки»— глубоко правдивая книга о жизни комсомольской организации на заводе.

В центре внимания писательницы образ главной героини Вари Ждановой, молодой работницы, решившей стать инженером. Эго цельная благородная натура, умеющая организовать и сплотить вокруг себя девушек.

Все основные действующие лица повести молодые работницы и рабочие. О их жизни, любви, о их стремлениях рассказывает автор увлекательно и романтично.

---

Тамара, добрым словом помянув судьбу, что она так хорошо устроена, пошла домой. Ванна, газ на кухне, теплая постель — все привычные удобства жизни ждали её там. И эта комната ей досталась не по наследству от папеньки, как некоторым, а она заработала её себе сама, своим трудом.

В понедельник, ничего не подозревая, Тамара Комова спустилась с лестницы в цех и остановилась у доски приказов, где было сейчас особенно многолюдно. Тамару заметили и тут же, как по команде, расступились, пропуская её к доске.

Тамара не сразу увидела приказ главного инженера завода о своем снятии с мастеров, но настороженная тишина за спиной вдруг больно кольнула её предчувствием непоправимой беды. Это длилось с секунду, но Тамаре показалось невероятно долго, пока она неповинующимися глазами вчитывалась в прыгающие строчки нежданного, как удар из-за угла, приказа. Ей даже не позвонили и ничего у неё не спросили, словно у какой-нибудь самой мелкой сошки, и она уже вот больше не мастер, а всего-навсего рядовая станочница.

— Идите, Тамара Владимировна, принимайте парочку шестишпиндельных, — насмешливо проговорила Сима Кулакова. — Чужое место занимала, хватит!

— Ну это мы еще посмотрим, какое чужое! — нашла в себе силы возразить Тамара и ушла из цеха: только бы не оставаться на глазах любопытных и совсем не сочувствующих ей рабочих!

— Нельзя к Виктору Георгиевичу, сейчас нельзя, — хмуро встретила Тамару всегда до этого приветливая секретарша, загораживая собою дверь.

— У него кто-то есть, он не один? — спросила Тамара не отступая.

— Он один, но… — отвечала, несколько замявшись, секретарша.

— Стыдитесь вы, бюрократическая крыса! — злым шепотом проговорила ей в лицо Тамара и, оттолкнув девушку, вошла в кабинет.

Лобов поднял на Комову недовольный взгляд и молча показал на кресло.

— Извините, — буркнула Тамара усаживаясь. — Меня уже не пускают к вам, вот как! — договорила она, смотря на Лобова будто прицеливающимся взглядом.

Лобов, вероятно позаимствовав у Титова выдержки (дружки ведь!), спокойно и терпеливо ждал, что Комова скажет ему.

Нет, ничего хорошего не сучило Тамаре её подчинение.

— Послушайте, я вас должна спросить, что за приказ вывешен? У меня просто не укладывается в сознании, — начала Тамара несколько повышенным тоном.

Но Лобов, вдруг вспыхнув так, что его по-мальчишески оттопыренные уши тоже покраснели, перебил Комову:

— Нет, вы послушайте! — сказал он, нажимая на каждое слово. — Я у вас спрашиваю… Как вы могли, как смели самовольно бросить работу и уйти домой спать, даже никому не поручив заменить себя? Двадцать два станка из сорока были оставлены рабочими почти не убранными: в стружке, в грязи, и инспектор опломбировал их. Неслыханный случай, товарищ Комова, целое происшествие на заводе! И какое позорное происшествие! — с горячностью говорил Лобов. — Три часа рабочего времени первой смены понадобилось сегодня, чтобы специальная комиссия приняла станки, сняла пломбы. Посчитайте-ка, во что обошлось это заводу? — спросил он. — В тысячи, в тысячи рублей, вот во что! И все это по вашей вине. Нет, вы еще легко отделались, вас судить бы надо!

— Судить меня? За что? — взвизгнула Тамара, вскакивая с места. — Разве можно судить человека за то, что он заболел, еле жив пришел на работу, ну и… не дотянул до конца смены? Нет у нас таких законов, чтобы судить! — кричала Тамара. — Нет! Я предупреждала вас, что больна сердцем. Звоните, сейчас же звоните или ступайте к главному инженеру, чтобы он отменил свой приказ, — стуча ребром ладони по столу, потребовала она, тяжело дыша и с ненавистью глядя в лицо Лобова.

— Что, что вы сказали? — спросил вдруг странно тихим голосом Лобов, обойдя стол и подступая к Комовой.

Она встретила его выпяченной грудью, хотя лицо её побледнело.

— Ничего. Не ругайте меня, — пробормотала Тамара, тяжело опускаясь в кресло.

Лобов принялся закуривать, чиркая спичку за спичкой своими длинными худыми пальцами под неотступным взглядом Тамары.

— Уходите в цех работать. Вы мне мешаете, — закурив, сказал Лобов.

Она не отвечала, что-то соображая про себя — сразу ссутулившаяся, постаревшая. У Лобова не повернулся язык снова предложить ей выйти.

«Сами мы её избаловали, вот и получаем награду», — подумал он.

Тамара, чутьем уловив перемену в настроении Лобова, подняла на него умоляющие глаза.

Идти в цех работать станочницей я не могу, я ведь мастером была… — проговорила она слезливым голосом. — Дайте мне, Виктор Георгиевич, отпуск, что ли, прошу вас, тем болеё, что скоро на курсах у меня зимние экзамены. Дайте отпуск дней на десять, я жаловаться пойду…

— Отпуск, жаловаться? Это не поможет, — возразил Лобов. — Придется отвечать за свои поступки.

У Тамары на мгновение вспыхнули злым блеском глаза и тут же потухли, словно в них дунули.

— Поступков никаких нет, — устало отвечала она. — Я пришла больная, а среди ночи почувствовала себя совсем плохо. Рабочие скажут, они видели, и они же настояли, чтобы я ушла. Вот как все на самом деле. Вы скажете, а где бюллетень? — спросила Тамара, несколько оживившись. — Я лечусь постоянно у одного врача и не захотела идти к другому. Да и чудовищно было подумать, чтобы мне, Комовой, не поверили! Какие основания на то? Было ли что-нибудь раньше подобное в моей работе? Никогда! — У Тамары звенел и срывался голос, но она забирала все выше и выше. — Вы знаете, как я тружусь не щадя своих сил… И за свой труд я поставлена в ряд с лучшими людьми завода. Свою работу я люблю и дорожу ею болеё всего на свете. Да, да! — Тамара повторила «люблю». — Она помнила, что все стахановки обычно так говорят с трибуны. — Судите сами, Виктор Георгиевич, каково мне пережить это… — Тамара вытащила платок и держала его наготове, но через минуту, словно раздумав плакать, договорила спокойно, с кривой усмешкой — Слишком грубо стал сводить со мной счеты главный инженер завода за критику на совещании у замминистра, вопиюще грубо! Никто не позволит ему ни за что ни про что шельмовать заслуженного человека! — докончила она и встала, выпрямившись, всем видом своим подчеркивая, что и. Побои виноват в этом.

Вечером Тамара лежала на диване в своей красиво обставленной комнате и чувствовала, что её лихорадит.

Весь день, когда она, получив у Лобова отпуск, бегала с жалобами по начальству, Тамара но падала духом, держалась «бодрячком», как сказала Муся, а вот сейчас, оставшись одна, еще воя под впечатлением поре житого, она явно трусила. Ни в ком Тамара но нашла ни поддержки, ни сочувствия. Все как будто жаждали её унижения. А директор завода, только что вернувшийся из отпуска (приказ о её переводе в станочницы был издан без него), не принял Тамару, ссылаясь на то, что он еще не в курсе дела. И все же Тамара но собиралась сдаваться, покориться без борьбы, уступить. Нет, и тысячу раз нет! Плохо, конечно, что в такой горький час у неё не оказалось друзей.

«А Лева-то? Преданный друг с того самого вечера, когда она впервые, незваная пришла к нему с чертежами. Он не совсем тактично тогда обошелся с нею. По что за счеты между своими людьми?! Лева извинился и крепко помог ей делом, а это главное. Ведь что там ни говори, а она ему и только ему обязана всем!»

Вот второй месяц они живут в одной квартире, но в разных комнатах. Правда, Тамара в надежде на лучшую партию не расписалась с ним и вообще не считала себя замужней, чем доставляла Леве немало огорчений. Он искренне привязан к ней и, кажется, любит.

Тамара встала с дивана и подошла к зеркалу; нужно было слегка принарядиться, прежде чем позвать Белочкина.

«От таких переживаний и в старуху недолго превратиться», — тоскливо подумала она, припудривая нос и решая как можно быстреё зарегистрировать свой брак в загсе. Только бы Белочкин заговорил об этом снова!

Лева пришел сам, без зова, по праву близкого человека, не постучавшись в дверь. В другое время Тамара сделала бы ему выговор, а сейчас она увидела в этом хороший знак.

Тамара с удовольствием и затаенной радостью посмотрела в его красивое, улыбающеёся ей лицо — первое дружественное лицо за целый день. Нервы не выдержали, слезы потекли по щекам, и Тамара начала громко, в голос всхлипывать. Она до такой степени не владела собой, что как ни силилась, не могла сдержаться, хотя все время помнила, что слезы дурнят её.

— Кисанька плачет? Вот новость! — воскликнул Белочкин, подходя к Тамаре. — Кто обидел мою кису?

Тамара, уткнувшись головой в его грудь, продолжала плакать. Белочкин гладил её по волосам и говорил привычные ласковые слова.

«А что как отшатнется он от меня, если расскажу все? Ведь не расписаны с ним?»— какую-то долю секунды колебалась Тамара, но ей хотелось, чтобы её приласкали и пожалели, слабую, уставшую кисаньку, что она пренебрегла этими соображениями.