Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

• Название: Конармия[Часть первая]
• Автор: Александр Листовский
• Жанр: О войне
• Год: 1974

Роман участника гражданской войны, прошедшего в рядах Первой Конной армии путь от рядового бойца до командира полка. В романе описано зарождение Первой Конной в 1918 году и ее боевые действия.

---

Левка вскочил и закрылся руками. Но тут Махно издал сдавленный вопль, схватился за горло и, уронив лавку, выбежал вон.

Левка растерянно огляделся. В его маленьких глазках появилось выражение ужаса, челюсть отвисла.

— Ты вот что, брат, уходи, пока цел, — посоветовал Гуро. — Как бы он действительно тебя в расход не пустил… Слышишь, как его выворачивает? Ну, пошли! Пусть немного остынет.

— Нет, в двери я не пойду, — возразил Левка.

Он схватил со стола консервную банку и, кряхтя, вылез толстым задом в окно.

Гуро покачал головой, усмехнулся и вышел из комнаты.

Покачиваясь в седле, Вихров ехал впереди разъезда рядом с Сачковым. Тучи еще с вечера затянули небо черной завесой. Кругом лежал непроницаемый мрак, и только в стороне горизонта, где оставалась узкая длинная полоса неясного света, темнел курган с каменной бабой. Вокруг было так тихо, словно сама степь чутко прислушивалась к шорохам ночи. Лишь изредка раздавался тревожный вскрик ночной птицы да в высокой траве трещали кузнечики.

За последнее время Сачков резко изменил то неприязненное отношение к Вихрову, с каким встретил его в день прибытия в полк. Молодой командир не был заносчив, не бросался словами и требовательность по службе умело сочетал с заботой о бойцах. Поэтому у Сачкова, рассудительного от природы человека, на смену неприязни к Вихрову пришло то чувство доброжелательства, которым обладают некоторые старые солдаты, любящие исподволь опекать и наставлять молодежь. Сачков был больше чем в два раза старше Вихрова, имел большой опыт и теперь всегда старался помочь ему хорошим советом. Так и на этот раз: рассчитывая на внезапную встречу с махновцами, Сачков предложил обмотать тряпками копыта лошадей, ждущих в дозоре. Вихров подумал, нашел совет стоящим и распорядился. Дозор под командой Харламова, ехавший от разъезда в сотне шагов впереди, двигался почти бесшумно.

Прошла уже большая половина ночи, а в степи все оставалось спокойно. Как вдруг Сачков насторожился и, вытянув шею, прислушался.

— Слышите? — прошептал он, обращаясь к Вихрову. — Едут!

Но Вихров, и ехавший позади него Леонов, и все остальные бойцы уже слышали в той стороне, где мелькали черные тени дозорных, катившийся по земле все приближающийся конский топот.

Вихров остановил лошадь. Задние сразу надвинулись. Резче запахло конским потом.

Топот впереди оборвался. Все стихло. В темноте громко фыркнула лошадь. Вихров вглядывался вперед, но там ничего не было видно.

Из темноты загремели голоса:

— Стой, кто едет?

— А вы кто?

И вновь все замерло и притаилось.

Внезапно частой дробью загрохотали копыта, блеснул огонек выстрела, и раздался крик. При вспышке выстрела Вихров успел заметить, как несколько всадников, рассыпаясь веером; шарахнулись в степь.

— А ведь это махновцы! — сказал Вихров.

— Ясное дело, — подхватил Сачков. — Тш-ш! Слушайте!

Из мрака донесся унылый, как волчий вой, голос:

— Буденновцы… Эй, слушайте, братишки! Переходите до батьки Махно… У нас денег много… Переходите до нас…

— Давай атаку, командир! — сказал хрипло Леонов. Вихров рванул револьвер из кобуры и поднял лошадь с места в галоп. Слыша за собой стук копыт резво идущего взвода, он направил лошадь в ту сторону, откуда доносились крики…

Во тьме зарницами рассыпались выстрелы, раздался лязг клинков, послышались крики и стоны. При вспышках огня Вихров увидел, как Митька Лопатин прожег из обреза в упор махновца в шапке со шлыком. Под Мишей Казачком упала лошадь, придавив ему ногу. Махновец в тельняшке, нагнувшись, ловчился достать его шашкой. Вихров кинулся на помощь бойцу, но тут на его голову обрушился страшный удар. Он зашатался в седле и упал. Уже теряя сознание, он услышал, как хриплый голос крикнул над ним: «Братва! Стой! Не бей! Мы делегация от батьки Махно…»

Потом чьи-то руки потащили с него сапоги.

9

Над селом лежала светлая ночь. Небольшие белые хатки под соломенной крышей, кудрявые сады и уходившая в степь дорога купались в мягких волнах лунного света. В высоком небе с тихо мерцавшими звездами не было видно ни облачка, и лишь на востоке, откуда ползла тяжелая туча, поблескивала молния и доносилось глухое ворчанье грома.

В селе давно погасли огни. Лишь сквозь открытые окна большого дома близ церкви лился яркий свет, гремела музыка и слышался топот множества ног.

Афонька Кривой, назначенный с двумя пулеметчиками сторожить «батькин» штаб, сидел в тени густого кустарника и, склонив голову набок, прислушивался к доносившимся до него звукам.

— Лафа этому батьке, язви его в бок: почти каждый день свадьбу справляет! — со злостью сказал из темноты чей-то голос.

Афонька повернулся на голос. Лицо говорившего терялось во мраке, были видны только горевшие зеленоватым блеском глаза.

— На то он и батько, — заметил Афонька.

— А чем я хуже твоего батьки? — с досадой сказал тот же голос.

— Эва хватил! Не хвались волком, коли хвост собачий.

— Это у кого хвост собачий?

— У тебя.

— Ты гляди, паразит, как бы я тебе другой глаз не подбил.

— Подбил такой! — Афонька презрительно сплюнул.

— Ты не задавайся, гад кривой, а не то так стукну по башке, что сразу в ящик сыграешь.

— А ну, вдарь! — с надрывом в голосе сказал Афонька.

— И вдарю! — в тон ему ответил первый.

— А ну тебя, Петька в самом деле. Экая ты смола! — сказал другой голос. — Вы лучше скажите, братва, куда батько гуляй-цольскую девку девал?

— А у тебя, Хайло, зуб горит на нее? — спросил Петька.

— Нет. Я просто так интересуюсь.

— Пулеметчикам подарил.

— Та-ак… А эта, новенькая, хороша?

— Не знаю. Не видел.

— Я бачил ее, — важно сказал Афонька. — Во всем мире не сыщешь красивше. Глаза синие-синие, волос светлый, а коса — во! — показал он, трогая себя за каблук.

— Ишь, чертов батько! Какой девчонкой попользуется! — сказал махновец, которого звали Хайло. — Где же он такую достал?

— Городская. Гуро с хлопцами привез, — пояснил Афонька.

— Добровольно приехала?

— Пожалуй, такая добровольно приедет! — усмехнулся Афонька. — Я зашел в хату, как ее привезли. Гляжу, на лавке оидит, глаза вниз, брови нахмуренные, а лицо белое-белое.

— Молодая?

— На вид лет шешнадцать.

— Я с этаким делом несогласный — девок портить, — сказал Петька. — Ну, я понимаю, по доброй воле которая…

Они замолчали.

В наступившей тишине тихо стукнула дверь, открыв яркий просвет, на фоне которого возник черный силуэт большого, толстого человека с непомерно маленькой головой. Человек хлопнул дверью, сошел с крыльца и, сильно пошатываясь, направился к кустам.

— Ктой-то вышел, братишки? — спросил Петька.

— Эва! Жабу не узнал, — сказал Афонька.

Палач остановился в нескольких шагах от них, посмотрел на луну и, опустив голову, фальшиво пропел хриплым голосом:

Ах вы, косы, Да косы русые…

Икнув, он попробовал было снова запеть, но вдруг так страшно закашлялся со свистом и всхлипываниями, словно его выворачивало наизнанку.

— А чтоб тебя разорвало! — тихо сказал Петька. — Чисто верблюд.

Сопя, отхаркиваясь и сквернословя, Левка Задов поднялся на крыльцо и скрылся в доме.

Внезапно неподалеку вспыхнула молния. И совсем близко, словно с затаенной угрозой, пророкотал гром.

— Братишки, как бы грозы не было, — сказал Петька. — Смотри, какая туча с востока идет!

— Туча-то — хрен с ней, только б не Буденный, — мрачно заметил Хайло.

— А что, слушок есть? — настораживаясь и подвигаясь к нему, спросил Афонька Кривой.

— Не слушок, а факт. Щусь с хлопцами куда поехал?

— А черт его знает.

— То-то, что не знаешь. Буденный с армией сюда идет.

— Ну?

— Вот те и гну!

— Что ж, братишки, раз дело такое, то надо, пока не поздно, когти рвать, сматываться. А ну его и с батькой совсем! — объявил Петька.

— Да, может, еще обойдется, — успокоил Хайло. — Батько, слышь, письмо ему послал. Мир предлагает.

Афонька пощелкал языком и с опаской покачал головой:

— Хорошо, если б так. Ну и ну… Они помолчали.

— Гляди, никак наши гуляки расходятся? — сказал задремавший было Петька.

По крыльцу спускались — кто в обнимку с приятелем, кто сам по себе — «батькины» гости. Загребая ногами по пыльной дороге, они с шумными разговорами и пьяным смехом расходились в разные стороны.

В доме гасли огни.

— Видать, батько их выгнал, а то ведь так гуляют всю ночь, — проговорил Афонька, потягиваясь и зевая. — Братва, у меня есть предложение: давай спать по очереди.

Не ожидая согласия остальных, он поправил висевшие на поясе гранаты, прилег под кустом и сразу же поднял голову и прислушался. Из дома доносились приглушенные расстоянием и стенами крики. Афонька привстал. В эту минуту крайнее окно с шумом раскрылось, в нем мелькнуло что-то похожее на белое облачко и стремительно понеслось через дорогу к черневшей вблизи роще. Вслед за ним погнались две тени.