Олег Коряков - Хмурый Вангур

• Название: Хмурый Вангур
• Автор: Олег Коряков
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1961

Автор этой книги, писатель Олег Фокич Коряков, немало бродил с геологическими партиями по Уралу. В результате и появилась повесть «Хмурый Вангур» — о тяжелой и порой опасной работе разведчиков недр.

На берегу хмурой таежной реки Вангур горстка отважных людей ищет рутил. Так называется руда ценного, очень нужного для промышленности металла — титана.

Геологам, героям этой книги, приходится пережить множество приключений, преодолеть большие трудности. В борьбе с природой люди проходят суровую проверку и в результате… Но прочтите книгу — и вам все станет ясно.

---

— Алексей Архипович! А пещера! — Она почти выхватила у профессора записную книжку.

Как же это раньше она не догадалась? Ведь вот же… Ох, Наташка, какая ты молодчина! Уж теперь-то Алексей Архипович не назовет тебя легкомысленной. Теперь-то он увидит, какая у него умная, думающая, инициативная помощница.

— Ведь вот… — Наташа торопливо набросала на профессорской схеме предполагаемые очертания пещеры. — Что, если копнуть в пещере на контакте известняков с основной породой?

— Ишь, какая быстрая!.. «Копнуть»! Сказать-то просто. Многовато еще легкомыслия, уважаемая, многовато… Ну-ка… Какой там номер? Триста шестьдесят… пятый? Пишите…

У Наташи задрожали веки, она хотела что-то сказать, но передумала, с обидой поджала губы и низко склонилась над записью.

2

А жизнь четверых на Вангуре потихоньку ползла вперед. Она была однообразной и пока ничем не порадовала геологов. У них, в сущности, было только два дела: плыть на лодке и вести шлиховую съемку.

Шлиховая съемка — это в основном битье шурфов. Все очень просто. Киркой и лопатой надо выкопать яму, чтобы посмотреть, что лежит под слоем почвы там, в глубине. Для этого нужно набрать в лоток породу, веками копившийся на берегу реки песок и промыть. Вода унесет все, что полегче, и останутся шлихи, наиболее тяжелые минералы. В них и ищи рутил.

Все очень просто.

Но рутила не было. Местами попадались его следы, ничтожные, очень мало значащие крупицы. И на шлиховой карте, помечая места, где закладывались шурфы, Пушкареву приходилось писать цифры, неизменно начинавшиеся с ноля: «0,5%», «0,0%», «0,2%»…

Первые неудачи никого не удивили и не огорчили особенно. Очень спокойно, как к должному, отнесся к ним и Николай Плетнев. Нет рутила — будет ниже по течению.

Но и ниже рутила не было.

Пушкарев решил последовательно «прощупать» все притоки Вангура. Вначале Николай охотно поддержал его: больше площадь поисков — больше шансов найти руду. Однако уходили дни, и вместе с ними убавлялись шансы на успех, таяла надежда. Николай начинал нервничать. Его уже раздражала спокойная размеренность методики Пушкарева. Какой смысл лазать по всем этим мелким притокам Вангура, если все равно рутила там нет? Что ни речонка, то два — три потерянных дня.

Пушкарев рассуждал так. В нижнем течении Вангура, где когда-то были обнаружены знаки рутила, элювиальной, то есть оставшейся на месте образования, рудной россыпи нет. Речь идет о поисках перемещенной россыпи. Питать ее могли воды, принесшие рутил со стороны Уральского хребта. Значит, руда могла накопиться в долине не только Вангура, а и любой из речек.

Соглашаясь с этими рассуждениями, Николай продолжал их. Речки впадают в Вангур. Если месторождение находится на одной из них, она все равно притащит какую-то часть рутила к Вангуру. Значит, искать руду можно и прямо на Вангуре, у мест впадения его притоков.

Ну, а если эта рутилоносная речка давным-давно исчезла, пересохла или нашла другое русло?

Но ведь когда-то она все-таки впадала в Вангур!

— Что ж, значит, не заглядывая в притоки, обследовать только Вангур? — Пушкарев насмешливо щурился.

— Вот именно! — горячился Николай. — Мы сэкономим и силы и время.

— А на шлиховой карте, в отчете что укажем?

— Мы что, для отчета работаем? Да?

— Не петушись. Мы-то работаем не для отчета, а вот отчет — для нас. Как ты будешь строить свои выводы, если в отчете, на шлиховой карте будут белые пятна, пустые места?

— Я буду строить выводы не на пустых местах, а на найденном месторождении!

— Сначала его надо найти…

Юра в эти споры не вступал. Ученые мужи… им виднее. Впрочем, своя точка зрения у него была. В душе он стоял на стороне Пушкарева, но поддерживать его в открытую не хотелось: в Николае Юра видел наиболее близкого себе товарища, Пушкарев же для него… Правда, отношение к Пушкареву у Юры постепенно менялось. В урмане он оказался не совсем таким, каким был в городе, в институте.

Борис Никифорович оставался замкнутым, суховатым, порой черствым. Но эти его недостатки начинали в глазах Юры искупаться достоинствами, без которых в тайге не проживешь: Пушкарев не боялся черной работы, умел и не ленился делать все, что нужно делать в лесу, был решителен и тверд. За его спокойными, казалось, бесстрастными репликами чувствовалась уверенная властность.

Эту властность хорошо ощущал и Николай. Он понимал, что попал в руки сильного человека, и это еще больше злило его: Пушкарев настоит на своем и будет методично, аккуратно ставить на шлиховой карте нолики, ничуть не страдая оттого, что это нолики. Лишь бы карта была составлена по всем правилам, а найдут они рутил или нет — это дело второе…

День за днем они били шурфы. Руки огрубели и покрылись мозолями и ссадинами. Старый Куриков не знал и не любил земляных работ, но и его Пушкарев заставил взяться за лопату. Правда, толку от старика было не очень много, и основная тяжесть ложилась на Пушкарева и Николая. Юра помогал им не всегда: он выполнял дополнительное задание профессора по гамма-съемке[5] и часами вышагивал по тайге со своим «урманчиком» — так ласково окрестил он полевой радиометр «УР-4».

Вангур вел себя хорошо и больше не строил геологам никаких каверз. Неторопливо, но ходко нес он свои темные, буроватые воды. С обеих сторон реку сжимал густой, мрачный лес. Местами берега подходили друг к другу совсем близко, стояли как две линии громадного частокола, и только наверху между ними светлела узкая полоска бледного северного неба.

Глава шестая

1

Когда-то один из свирепых уральских ураганов прочесал здесь тайгу. Это было давно: поваленные бурей гиганты уже иструхлявились и сгнили, нога уходила в их стволы, как в мох, но их было много, и они мешали идти. А вдобавок на месте, очищенном тогда ураганом, буйной порослью взметнулся молодняк, теперь уже ставший вполне солидным, настоящим лесом. В нем еще не было стариков гигантов, деревья поднимались ровно и потому спорили между собой и, торопясь и жадничая, стремились захватить как можно больше места. Разве они думали о том, что тут, между ними, придется пробираться с радиометром на груди Юре Петрищеву?..

Солнце за серой облачной пеленой катилось, наверное, уже вниз. Юра устал и шагал медленно. Собственно, медлил он не от усталости: просто, работая с радиометром, идти быстро нельзя, тем паче по бурелому и чаще. Мало того, что на груди у тебя прибор весом в несколько килограммов, — в руке еще штанга зондирующей гильзы, глаза следят за стрелкой счетчика на щитке, а слух напряженно ловит непрерывно поступающие в телефонные наушники сигналы из недр, то громкие, то слабые, почти совсем не слышные.

Все же, хотя Юра и был занят работой, глаза исподволь отмечали какие-то наиболее яркие, необычные черточки в окружавшем его однообразии урмана: то искривленный и сплошь покрытый слоем зеленовато-серого мха ствол, будто какое-то марсианское, что ли, растение; то громадный, расщепленный молнией кедр, склонившийся устало и грузно; то мрачную щетину молодого пихтача, такую густую, что, если б упасть на нее с неба, так бы и остался лежать на вершинных ветках, и они, поднявшись, вернули бы тебя небу, не пустив на землю… Недалеко от пихтача попалось небольшое обнажение гранитопорфиров. Юра задержался около него, пощупал пустую брезентовую сумку для минералогических образцов, болтавшуюся на боку, помедлил и двинулся дальше.

Какое-то нехорошее смутное чувство целый день копошилось сегодня в душе. Юра попытался отделаться от него, оно не исчезало, и он понял, что оно не может исчезнуть. Это чувство осталось после сегодняшнего утреннего спора между Николаем и Пушкаревым. Собственно, спора не было: Николай говорил несдержанно, зло, упрекая Пушкарева в неправильной методике поисков, а Пушкарев молчал, лишь изредка вставляя фразу, две.

Очень это плохо — ссора в тайге. В большом коллективе она не страшна. Коллектив или потушит ее, или разожжет и доведет до конца, так или иначе рассудив, кто прав, кто виноват. А здесь, в глуши, от нее не огонь, а едкий, горький дым, копоть, и леший его знает, когда и где огонь прорвется и каких натворит бед. И мнет душу сумрачное беспокойство, и неуютно бывает у костра, когда настороженно прислушиваешься к каждому слову: не оказалось бы оно «не тем», неловко сказанным…

С этой невеселой думой Юра подошел к биваку.

Пушкарев, сидя на отвале шурфа, склонился над шлиховой картой. Те же, все те же пометки: «Шурф 17.0,2%», «Шурф 18.0,0%»… Рядом, небрежно отодвинутый, перевернулся лоток со шлихами, тут же валялась лупа.

Юра снял наушники и начал укладывать прибор в футляр.

— Ну, как у тебя? — лениво поинтересовался Николай, выбрасывая из шурфа лопату и кирку, и покосился на пустую брезентовую сумку.