Михаил Девятаев - Побег из ада

• Название: Побег из ада
• Автор: Михаил Девятаев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга эта написана не писателем. Автор — Герой Советского Союза М. П. Девятаев — вспоминает на ее страницах о своем участии в великой битве советского народа с фашизмом, о тяжких муках, выпавших на его долю в застенках гитлеровских концлагерей, для которых и сравнение с библейским адом — слишком слабое сравнение. Он пишет о железной стойкости советских людей в плену, о том, как они не только организовали сопротивление в условиях концлагерей, но и сумели бежать на Родину, захватив немецкий бомбардировщик.

---

Вот эти неутомимые, никогда не унывавшие, безгранично любящие Родину товарищи самоотверженно работали в подземелье, стараясь в точности осуществить план побега.

Теперь, когда наш отряд вырос до пятидесяти человек, решено было вести подкоп не за проволоку, а дальше, под здание комендатуры, чтобы ночью перебить охрану, захватить оружие, уничтожить всех часовых. После этого пленные смогут на захваченных машинах пробраться в леса и там создать партизанский отряд. Ради этой святой цели каждый проявлял упорство, смекалку и находчивость. Более сильные из нас опускались под пол, а кто послабее — оставался наверху и следил, чтобы к бараку неожиданно не подошел часовой.

И откуда только брались у нас силы, чтобы после дневного каторжного труда еще ночь работать в подземелье! Их придавала нам любовь к Родине, надежда и стремление вернуться в строй.

Но как ни печально было, своего плана и на этот раз нам осуществить не удалось. Эсэсовцы разузнали о готовящемся побеге. Подкоп был раскрыт. Большая группа военнопленных из нашего барака тут же была отправлена в карцер. Меня бросили в одиночную камеру, вернее, щель, размером не больше двух квадратных метров. В углу ее стояла чугунная печь, день и ночь топившаяся каменным углем. В камере стояла невыносимая духота. Мне не давали ни пить, ни есть. Целыми днями я лежал на голом цементном полу, а ночью часовой водил меня на допрос.

Стол в кабинете коменданта был уставлен яствами и разными винами. Меня подозревали как одного из организаторов подкопа и надеялись склонить к предательству. Лагерфюрер настойчиво предлагал мне во всем сознаться и выдать соучастников. Но этого мало. Он заготовил текст листовки, обращенной к советским воинам, и заставлял меня подписать ее.

— Выполни мои требования, а потом сядем за этот стол и выпьем за твое здоровье. Ты останешься живым и вернешься домой, — убеждал он меня.

— Сообщить мне нечего. Никаких листовок подписывать не буду, — заявил я.

«Уговаривание» кончилось. Комендант схватил резиновую палку и начал бить меня по чему попало, приговаривая: «Признавайся!» Я молчал. Избиение продолжалось. А когда я терял сознание, обливали холодной водой. Несколько раз на очную ставку мне приводили по очереди Вандышева, Кравцова и других товарищей. Они держались стойко и не выдавали меня. Тогда меня снова бросали в душную камеру.

Конечно, я не вынес бы всего этого, если бы не поддержка товарищей, которые как-то ухитрялись иногда бросить мне в окно кусок хлеба. А однажды открылась дверь, и на пороге камеры появился эсэсовец. В одной руке он держал кусок хлеба, в другой — кружку с водой. С минуту смотрел на меня молча, потом нагнулся и поставил возле меня кружку и положил хлеб:

— Кушать, товарищ… Моя и мой комрад помогай…

Это был дежурный надзиратель. Он появлялся через день и каждый раз приносил мне то хлеба, то бутерброд с маргарином, а иногда даже кусочек конской колбасы или сыра, досыта поил меня водой. Из его небольшого запаса искаженных русских слов я понял, что он по национальности венгр, рабочий из Будапешта, насильно мобилизованный в фашистскую армию, что он симпатизирует советским людям. Зная о перенесенных мною пытках, он хочет хоть немножко облегчить мои страдания. Рискуя собственной жизнью, этот чужой и незнакомый мне человек делился со мной своим пайком.

Восемь страшных суток провел я в каменном мешке. Только на девятый день меня перевели в общий карцер. Сюда попал и Иван Пацула. Все лицо у него было разрисовано кровавыми узорами и ссадинами, под глазами — фиолетовые круги. Он рассказал мне, что, не выдержав издевательств, плюнул в лицо допрашивавшему его зондерфюреру. За это зондерфюрер и комендант лагеря били его чем попало, топтали ногами на виду у всего лагеря.

И вот мне, Ивану Пацуле и другим приказали собраться. Мы догадались, что из этого лагеря нас куда-то отправят. На руки мне надели металлические пластинки с острыми зубьями. При малейшем движении зубья впивались в тело. Комендант приказал снять с меня сапоги. Я стал возражать.

— На том свете они тебе не потребуются, — успокоил фашист, бросив на меня зловещий взгляд.

Жестокие мучения и истязания выпали на долю и других участников подкопа. Досталось и тем, кто даже не подозревал о готовящемся побеге. Как я узнал впоследствии, в лагере был установлен еще более жестокий режим. Военнопленные мужественно переносили все невзгоды и бури. Теперь все знали, что при желании и упорстве можно найти путь к побегу. Подкоп явился для них наглядным примером, как надо действовать, чтобы обрести свободу. Свою уверенность в возможности побега люди выражали песней, которую можно было слышать во всех бараках:

Кто весел, тот смеется,
Кто хочет, тот добьется,
Кто ищет, тот всегда найдет!..

Это был коллективный призыв не сидеть сложа руки, а искать. В поисках закалялась воля, креп дух коллективизма. Вскоре после нашего провала группа летчиков, во главе с участниками подкопа капитаном Виктором Колычевым и старшим лейтенантом Аристовым, работавшая на болоте, осуществила новый дерзкий план побега. Вся команда по сигналу капитана Колычева и Аристова набросилась на охранников, смяла их, обезоружила и, переплыв речку, скрылась в лесу. Бесстрашный подвиг «болотных солдат» вызвал переполох среди эсэсовцев. Поднялась тревога. Все рабочие команды были сняты с работ и заперты в бараках. Несколько дней весь гарнизон эсэсовцев прочесывал лес в поисках беглецов.

Военнопленные торжествовали по случаю успешного побега товарищей. Но радость их неожиданно была омрачена. Из всех бараков вскоре согнали военнопленных на плац и построили. Перед строем остановилась крытая машина. Из нее выбросили два изуродованных трупа. В них военнопленные узнали организаторов побега Виктора Колычева и Аристова. Потом вывели нескольких участников побега и провели перед строем. Они прошли твердым шагом, высоко подняв головы, открыто и честно глядя в лица товарищам. Их снова затолкали в машину и увезли на расстрел… И когда машина в сопровождении гитлеровцев выезжала за ворота, из толпы военнопленных послышался приглушенный гомон, постепенно перераставший в траурную, надрывную мелодию. Сначала только звуки волнами плыли в воздухе, а потом, по мере удаления эсэсовцев, всё явственнее слышались слова песни:

…Прощайте же, братья, вы честно прошли
Свой доблестный путь, благородный…

Как ни тяжело было на сердце у каждого, но все знали, что товарищи отдали свои жизни недаром: подавляющему большинству болотной команды побег удался. В сердцах кипела ненависть к врагу, в глазах горел огонь лютой мести.

В сентябре 1944 года меня, Пацулу и Цоуна увозили из лагеря. Переводчик сказал нам:

— Отправляетесь в «Заксенхаузен». Оттуда живыми не возвращаются…

В застенках «Заксенхаузена»

Оборванных, босых, избитых до полусмерти, нас привезли в концлагерь «Заксенхаузен». Раньше, когда я читал о концлагерях, о зверствах фашистских палачей, у меня кровь стыла в жилах, по телу пробегали мурашки. Но то, что довелось мне узнать, увидеть и испытать на себе в этом мрачном застенке, превзошло все мои самые мрачные ожидания.

«Заксенхаузен» — это был центральный политический экспериментальный концентрационный лагерь смерти, находившийся под непосредственным руководством главаря СС Гиммлера. Здесь изобретались и испытывались на заключенных самые дьявольские способы умерщвления людей и затем распространялись во все другие лагери. Небольшая территория была обнесена трехметровой бетонированной стеной, поверх которой натянуто несколько рядов проволоки, по которой пущен ток высокого напряжения. В нескольких метрах от стены лагерь опоясывала проволочная сетка, в которую также был пущен ток. Вдоль стены через определенные промежутки были сооружены каменные вышки, а на них установлены мощные прожекторы и станковые пулеметы, направленные в сторону бараков. В промежутке между стеной и решеткой — полоса тщательно взрыхленной земли. Если мышь по ней пробежит, и то след оставит. Приближаться к решетке не разрешалось. По нарушителю без предупреждения открывали пулеметный огонь.

В лагере перед огромной площадью для построения заключенных веерообразно, в несколько рядов, расположены низкие, похожие на свинарники, фанерные бараки — 67 жилых и много служебных и хозяйственных. В каждом бараке, рассчитанном на 100–120 человек, размещалось 600–700 человек, а всего здесь постоянно находилось 40–50 тысяч узников. Одних уничтожали, других привозили.

Все здесь было приспособлено для постоянного истязания и массового истребления заключенных. Достаточно сказать, что из 200 тысяч человек, прошедших через ворота «Заксенхаузена», уничтожено и сожжено в крематории 100 тысяч. Каждый второй был убит. Эшелоны обреченных поступали в лагерь ежедневно и назад уже не возвращались. Часто их даже не заводили на территорию лагеря, а прямо из вагонов гнали в крематорий, и там они находили мучительную смерть. Партиями по нескольку сот человек загоняли в специально оборудованный тир для массовых расстрелов и там поливали их шквалом пулеметного огня. Других заводили в помещение крематория, приказывали раздеться и идти мыться в душевую залу. Затем дверь герметически закрывали и вместо воды пускали ядовитый газ. Несчастные умирали в страшных муках. Кроме того, функционировало два газовых автомобиля-«душегубки» с передвижными крематориями при них, стационарная и передвижная виселицы с блоковыми механизмами. Постоянно производились отравления заключенных ядами, которые давались в пище и вливались в вены. На людях испытывались новые медицинские препараты, боевые отравляющие вещества, бризантные гранаты и многое другое. Для этих «опытов» при санчасти была оборудована специальная комната.