Эл Дженнингс - Сквозь тьму с О. Генри

• Название: Сквозь тьму с О. Генри
• Автор: Эл Дженнингс
• Издательство: Интернет-издание
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это первый полный перевод Мемуаров знаменитого Эла Дженнингса — ковбоя, юриста, человека вне закона, бандита, налётчика, грабителя, а более всего известного тем, что дружил и сидел в одной тюрьме со знаменитым писателем О. Генри.

Как всегда, глубочайшая благодарность моим замечательным редакторам Linnea, olasalt, а также justserge — за создание обложки.

---

Шёл последний день 1907 года. Я несколько часов сидел в его кабинете в «Каледонии», дожидаясь, когда он закончит работу. Он писал с молниеносной быстротой. Иногда он комкал только что написанную страницу и швырял её на пол, а потом снова писал и писал, страницу за страницей, практически не останавливаясь. Или наоборот — по полчаса сидел безмолвно и сосредоточенно размышлял. Я устал от ожидания.

— В мире ещё столько всего нового, Эл, — заверял он. — Вы получите такое потрясение, которого не испытывали даже при самом дерзком налёте на поезд.

Уже почти наступила полночь, когда мы пустились в путь.

Он вёл меня по закоулкам, в которых я никогда прежде не бывал. Мы шли по тёмным, узким улочкам, где старые, пяти- и шестиэтажные доходные дома, изветшавшие и заброшенные, испускали затхлый, древний запах. Мы шагали и шагали, пока не спустились, как мне показалось, на дно чёрной, непроглядной дыры в самом центре города.

— Слушайте, — шепнул он.

И в этот момент дикий свист и грохот, в котором смешались звуки горнов, и труб, и всех колоколов, что на небесах и на Земле, ворвался в тупик и загремел, словно гром. Я схватил Портера за руку.

— О мой Боже, что это, Билл?!

— Кое-что новое под луной, полковник, если уж нам не удаётся найти это под солнцем. Это, дружище, не что иное, как Нью-Йорк, приветствующий приход Нового года.

Этот тупик, который мог найти только бродяга-волшебник в своём постоянном поиске необычайного, находился где-то около Гудзона.

— Как вы полагаете, небольшая беседа, проведённая в моём успокоительном пианиссимо, приведёт вас в чувство, полковник?

Мы пошли к причалам и уселись там. Прошёл час, прежде чем я смог выдавить из себя хоть слово. Это была моя последняя продолжительная встреча с моим гениальным другом, память о котором была и остаётся для меня источником вдохновения.

Портер внезапно помрачнел. Я уезжал из Нью-Йорка через пару-тройку дней. Под влиянием какого-то непостижимого импульса — возможно, из-за печали, которой дышало всё его существо — я предложил ему ехать со мной.

— Я бы не прочь отправиться на Запад и вновь походить по дорожкам, которые мы проторили вместе. Наверно, я так и сделаю, как только смогу обеспечить своим близким достойное существование.

— Ох, просто бросьте всё и поедем! Я вас со всеми старыми шлюхами перезнакомлю. Материала наберёте — хватит ещё лет десять писать рассказы о Западе! — оживлённо тараторил я, но тут тёплая, сильная рука Портера легла на мою ладонь.

— Полковник, — перебил он, — мной владеет странное убеждение, что эта наша встреча — последняя. — Он застенчиво улыбнулся, вдруг меняя тему. — К тому же я ещё не обратил Нью-Йорк.

«Обратил»? Я расхохотался, услышав от Билла Портера это слово. Мне припомнилось, как я пытался внушить ему эту идею перед тем, как он вышел из тюрьмы, и то, с каким негодованием он её отверг.

— Значит, вы всё-таки стали миссионером! Какой, по-вашему, эффект окажут «Четыре миллиона» на читателей, кружащихся в этом грандиозном водовороте? Думаете, ваши слова дойдут до их сердец и вырвут корни зла?

— Это означало бы желать слишком многого. Слепому ведь не понять послания.

— Кого вы имеете в виду под «слепым»?

— Не безработного бедняка, полковник, но праздного богача. Эти так и останутся жить с повязкой на глазах, пока измождённые, злые руки не сорвут её с их незрячих, ленивых глаз.

— Откуда к вам пришло такое прозрение, Билл?

— Из нашей предыдущей резиденции, полковник.

Передо мной был человек, достигший зрелости и величия, человек, который, пройдя по мрачному подземелью, вышел на широкую светлую дорогу. Этот Билл Портер — друг девушек-продавщиц и несчастных, оказавшихся на дне жизни — был совсем иным, чем тот, что остался глух к горестям Салли и которого передёргивало при одном только упоминании о Тюремном Демоне.

— Я не изменился, полковник, я просто вижу лучше. Жизнь представляется мне огромным роскошным бриллиантом, вечно сверкающим перед нами новыми гранями. Мне никогда не надоедает смотреть на него. Когда собственное будущее кажется мне слишком мрачным, этот интерес заставляет меня двигаться дальше.

Несмотря на всю прихотливость его характера, на утончённую гордость натуры, на постигавшие его бедствия, этот интерес держал его в постоянном ожидании необычного. Он никогда не относился с пренебрежением к высокому искусству жить.

У Билла Портера был свой уголок в романе жизни, его самоличное владение, данное ему по божественному праву понимания. Свет этого понимания рассеивал затхлую темень подвальных баров и выявлял достоинство, скрытое в потайных уголках душ голодных и измученных девушек — посетительниц танцзалов.

Когда жизнь подносила Портеру что-то новое и захватывающее, он придавал ему мягкое сияние, согревающее сердца многих Сью и многих Сопи.

В нём жила солнечная радость жизни, вечно бодрая и горячая юность. Великий сказочник, он держал руку на пульсе мира.

Я горд, что мне выпало быть рядом с ним и смотреть на мир его глазами. Его добрый юмор смягчал резкие и жестокие черты действительности и придавал волнующую красоту лучшим составляющим бытия.

Дополнение

Первые киновестерны неплохо окупались, и после Первой мировой дело было поставлено на широкую ногу. Поначалу киношники бросились к последним еще живым участникам той буйной эпохи. Они с удовольствием рассказывали о ней, какой она была грязной и скудной на романтику. Но нужны были совсем другие рассказчики, и они появились в изобилии. Самым ярким представителем этой когорты был Эл Дженнингс. Перья сценаристов и режиссеров заскрипели. Наконец-то они получили то, что хотели. Эл Дженнингс начал свою трудовую деятельность с того, что в стиле Остапа Бендера вместе с тремя братьями собирал налоги с фермеров под видом помощников шерифа. Возомнив себя Джесси Джеймсом, он попытался остановить поезд, встав на рельсы. В последний момент ему удалось отскочить. В следующий раз вместе с братьями, такими же недотепами, как и он сам, Эл попытался остановить поезд, стреляя в воздух. Машинист решил, что его приветствуют, и помахал им рукой в ответ. В конце концов горе-грабителям удалось остановить какой-то заштатный поезд. Улов их составил 60 долларов и пару ботинок, которые раздосадованные грабители отобрали у одного коммивояжера. Однако это абсурдное ограбление закончилось трагикомически. Эла и одного из братьев арестовали в салуне. Стрелять шерифу не понадобилось. Он просто наставил на них свой револьвер и потребовал, чтобы они бросили оружие и связали друг друга, что они покорно и сделали. Состоялся суд. Эл, для которого «понты» были дороже денег и свободы, в течение всего процесса пытался казаться страшным преступником. Законники поверили и приговорили двух братьев к пожизненному заключению. Ошибка была исправлена нескоро. Эла выпустили из тюрьмы через пять лет, а его брата чуть позже. Получилось так, что за каждый из причитавшихся ему с добычи 15 долларов Эл отсидел по четыре месяца. На этом, собственно говоря, дикозападная карьера Эла Дженнингса и закончилась. Впрочем, Эл вскоре нашел себе много слушателей, причем небескорыстных. Кинематографисты, обнаружившие его в одном из салунов, записывали за ним чуть ли не каждое слово. Мечтатель Дженнингс описывал Дикий Запад именно так, как им и было надо, и их герои стреляли так, как, по его словам, стрелял сам Дженнингс. То, что киноковбои попадали в мелкие предметы с расстояния, превышавшего дальнобойность старого кольта, мало кого смущало, и меньше всех — Дженнингса. Дженнингс и сам попробовал снимать, и в 1908 году появился его фильм «Ограбление банка». В то время Дженнингс еще не оторвался от реальности, и фильм получился на удивление правдивым во всем, кроме, разумеется, самого ограбления, главным героем которого, конечно, был он сам.

В период между двумя мировыми войнами Эл безбедно жил за счет Голливуда. Постепенно он, похоже, сам поверил в свои рассказы. В 1948 году с Дженнингсом произошел курьезный случай. Некто Фрэнк Долтон, которому на тот момент стукнул 101 год, неожиданно прозрел и заявил, что он знаменитый бандит Дикого Запада Джесси Джеймс, погибший, как все считали, в 1882 году. В качестве эксперта вызвали 86-летнего Дженнингса. Далее была патетическая сцена в духе «узнаешь брата Колю?». Два дикозападных сына лейтенанта Шмидта узнали друг друга. Это было тем более удивительно, что жили они в разных штатах и никогда не встречались. Два старца, которым в сумме было почти двести лет, стали делиться воспоминаниями. «Никаких сомнений, это Джесси!» — провозгласил Дженнингс собравшимся журналистам. Эл так слабо знал историю настоящего Джесси Джеймса, что никак не прокомментировал анатомическое чудо: у настоящего Джесси не было последней фаланги среднего пальца на левой руке. У человека, стоявшего перед ним, она была. Как ни странно, этот эпизод не подмочил репутацию Дженнингса. Более того, в 1951 году вышел биографический фильм под названием «Эл Дженнингс из Оклахомы», в нем была во всей красе представлена та жизнь, которую он хотел прожить. Дженнингс умер в 1961 году в возрасте 97 лет. До последних дней он рассказывал о страшных перестрелках и бешеных скачках. А классический голливудский вестерн, героическая сказка для великовозрастных мальчуганов, в создании которого он принял такое значительное участие, просуществовал без изменений еще тридцать лет.