Евгений Даниленко - Танчик

• Название: Танчик
• Автор: Евгений Даниленко
• Издательство: ЗАО ТИД «Амфора»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00226-9

Имя Евгения Даниленко в последние годы все чаще упоминается в ряду значительных авторов новой российской прозы. Он уже удостоен премии имени Ф. М. Достоевского за повесть «Танчик», а его роман «Кролик» («Дикополь») назван журналом «Знамя» лучшим прозаическим произведением.

В книгу вошли два романа— «Меченосец» и «Кролик», а также повесть «Танчик».

---

Слышал я великолепно, но отвечать не мог.

— Капэ, капэ, — отвечал вместо меня майор, прижимая к горлу ремешки ларингофонов. — Я — 999-й! Вас слышу хорошо! Прием…

— Будьте… на связи, — донеслось едва слышно из эфира, и рация принялась шипеть и потрескивать, как горящая паяльная лампа.

…Но вот черно-белый полосатый столб передо мной взбрыкнул и, дрожа концом, поплыл вверх.

— Майор!.. 999-й, — завопили из рации. — Пошел! Пошел!.. По…

— Пошел!!! — заорал, сам не свой, майор.

Борисыч, стиснув зубы, склонился ко мне, и… все жилочки у меня вздрогнули, словно струны гитары, на которые спикировала виртуозная безжалостная рука.

8

Через час все было кончено.

Покрытый блестящей грязью, ошметками глины, свисающими с орудийного ствола, дрожа от возбуждения, я остановился неподалеку от вышки.

Пальцами из тугой перчатки из меня вылезли майор, радист, заряжающий.

Последним выбрался из люка и сполз по мне вниз, вымазав бок в грязи, Борисыч. Нога за ногу отошел в сторону, начал рвать траву.

От вышки к нам уже шествовала многоголовая, многоногая, многорукая толпа (гражданские, военные). Предводительствовал ею высокий красивый маршал с порезанной щекой.

Борисыч продолжал сильно и слепо водить измочаленным пучком травы поперек измазанных грязью загогулин моего личного номера, вытатуированного у меня на плече.

В небе висел, трепеща крыльями, коршун. Вот он кинулся вниз, исчез в бурьяне и через секунду поднялся, держа в когтях кого-то коротконогого, лохматого…

Настроение у меня было лучше некуда. Мне хотелось включить рацию (останавливало только то, что мой брат Борисыч, со струйками пота, вымывшими извилистые дорожки на покрытом копотью лице, отчего-то был хмур и, это казалось особенно странным, избегал моего взгляда).

Толпа-сороконожка наконец-то приблизилась к нам. Очкастые кудесники, сменившие белые халаты на строгие пальто, шитые золотом генералы тихо переговаривались между собой, показывая друг другу исписанные блокноты, стуча по циферблатам своих наручных часов, прерывисто вздыхали и, пожимая плечами, искоса бросали на меня взгляды, значения которых я не понимал.

За моей спиной оседала пыль над бутафорским городком, превращенным мной в то, во что мотопила превращает карандаш.

И наконец, подобно этой пыли, напряжение у людей стало развеиваться… Вот маршал отпустил шутку, касавшуюся полных штанов у того, кого он назвал Вероятным Противником. Вот все негромко посмеялись… И не без оживления принялись разбирать на сувениры стреляные пулеметные гильзы, которых было у меня строго по числу пораженных мишеней.

9

Ночью, когда вымытый, надраенный до блеска, я отстаивался в своем ангаре, сбоку от ворот бесшумно отворилась дверь, к моим ногам протянулась тень от стоявшего на пороге человека, освещенного со спины.

Пошатываясь, человек медленно подошел ко мне, засунув руки в карманы, остановился.

Сквозь мрак ангара я вгляделся в лицо Товарища Капитана, и оно показалось мне незнакомым.

К тому же, обычно подтянутый, Товарищ Капитан был с расстегнутым воротом гимнастерки. Светлые волосы его слиплись на лбу, а глаза смотрели непривычно отчужденно и холодно. В зубах у моего брата была зажата сигарета. Ее огонек то разгорался, то тускнел…

— Ну что, брат Борисыч, — хотелось мне сказать, — как оно, ништяк?

Но говорить я не умел и… включил рацию. Звенящий тенор неожиданно громко запел:

В небесах торжественно и чу-удно.
Спит земля-а в сияньи-и голубом.
Что же мне-е так бо-ольно и так тру-удно?
Жду ль чего-о? Жалею ли о чем?..

Борисыч покачнулся и, сделав «налево-кругом», ссутулившись, пошел из ангара.

Уж не жду-у от жизни ничего-о я,
И не жаль мне прошлого ничу-уть, —

неслось ему вслед.

Я ищу сво-бо-ды и поко-о-оя…

Налетев плечом на дверной косяк, брат Борисыч в виде темного силуэта на секунду выделился на фоне освещенного дверного проема, затем с грохотом захлопнувшаяся дверь пожрала его.

— Я б хо-етел, —

воскликнул, тоскуя, певец в полной тишине.

— забыться и засну-уть!..

Я выключил рацию. В тишине капало из крана умывальника в углу. Злобный малиновый глазок таращился на меня с пола.

Это был непорядок. В ангаре строго-настрого запрещалось курить.

Ступив вперед, я раздавил тлеющий окурок. Потом подался назад, занял свое место, тихонько перевел дыханье…

Борисыча я больше не видел никогда.

10

Две недели подряд, утром, днем и ночью, я покидал свой ангар, занимая позицию у шлагбаума. За рычаги моего управления садился теперь другой человек, которого майор называл Виктором, а заряжающий и радист — Товарищем Лейтенантом.

И наблюдательная вышка, освещаемая солнцем (либо электрическим светом), всегда сверху донизу была усеяна зрителями.

…По утрам белесый туман расстилался над директрисой. За ночь весь бутафорский городок отстраивали заново, и сквозь дымку он представлялся самым настоящим населенным пунктом, где затаился, сжимая в руках вертолеты и противотанковые пушки, Вероятный Противник.

Всякий раз было одно и то же: преодолев пересеченку и прокатив укрепленный пункт Противника на огненной карусели, покрытый с ног до головы грязью и славой, я подкатывал к КП. По аккуратно выкошенному травяному склону от наблюдательной вышки ко мне сползла толпа. Люди поклонялись мне, водили вокруг меня хороводы, с радостными кликами натирались моей священной грязью и с затаенным дыханьем созерцали мой торс, мои бицепсы, мои сверкающие клыки…

11

Однажды, после очередной демонстрации чудес, я отдыхал в ночной тишине ангара. От нечего делать крутил ручку настройки рации, издающей треск, воющей, имитирующей шум ветра, распевающей на чужих языках; и вдруг заскрипели ворота…

Я выключил рацию.

Тяжелые половинки ворот медленно расходились, впуская в темноту треугольник света, который, увеличиваясь, плыл по полу…

Ангар наполнился гулким эхом голосов, шагов и мечущимися по стенам тенями людей в блестящих от воды плащ-палатках. Один из людей плащ-палатку скинул, и я узнал Виктора…

Через минуту Товарищ Лейтенант был уже во мне, и, цокая по полу, я направился к выходу.

На улице бушевал ливень. В перекрестьях прожекторных лучей переливались падающие с неба потоки. И вдруг грянул гром…

Минуя караульную вышку с нахохлившимся под крышей своего скворечника часовым, я на мгновенье ослеп от света прожектора и, обмакнувшись в темноту, показавшуюся еще более черной, рассек ее надвое лучом фары-искателя.

…Я мерно трусил вдоль болота, поросшего камышами, шумевшими на ветру. Сейчас будет поворот направо, двести метров брусчатки и знакомый шлагбаум.

Но вместо того, чтобы свернуть, Виктор продолжал править вперед… Это было что-то новенькое.

Я не подал вида, что удивлен. Сердце мое работало спокойно и ровно. С кипящим на броне дождем, под блеск молний, раскаты грома мне было весело бежать вперед вот так, без цели.

Я покосился на Виктора, принадлежавшего к той же, что и Борисыч, породе людей с израненными, грязными от смазки руками и, как и Борисыч, не мешавшего мне, как не мешает воде мельничное колесо…

Мне захотелось сделать для Товарища Лейтенанта приятное. Я включил рацию.

Тотчас в наушниках водительского шлема загремела композиция «Лед Зеппелин», передаваемая в программе для полуночников (пристрастившись к прослушиванию всевозможных радиопередач, я уже неплохо разбирался в музыкальных течениях). Виктор от неожиданности вздрогнул, чертыхнулся, заставив меня вильнуть вбок, но, тотчас овладев собой, прислушался, закивал головой в такт ритму «Убивать, так с музыкой!»; нога Товарища Лейтенанта сама собой сильнее надавила на газ, и, вздыбившись, фехтуя лучом фары с гибкими сверкающими лезвиями, отскакивающими от меня, я полетел во тьму…

12

Примчавшись к открытой железнодорожной платформе, я прогрохотал по металлическому трапу и взошел на платформу. Мои ноги привязали к ней цепями, затем накинули на меня брезент. В наступившей абсолютной темноте платформа начала, пружиня, покачиваться подо мной, постукивать колесами.

13

В темноте уютно светилась шкала рации. Окутанный сладкой дремой, я слушал протяжные русские романсы, композиции хард-групп или красивый мужской баритон (постоянно обитающий где-то в глубине радиоэфира), который нервно и сердито принимался периодически заклинать:

Небо, небо, небо, небо, небо-о!..
Тучи, тучи, тучи, тучи, скройте-е!..
Чтобы демон Смерти не пробрался-а
В э-это-от мир!

…Наконец платформа остановилась. Брезент с меня стащили, и в глаза мне ударил яркий солнечный свет. Солдаты в панамах, выцветших «хэбэ», плавая в собственном поту, принялись отвязывать цепи с моих ног. Вокруг расстилались белесые, покрытые зелеными пятнами холмы, и было бы совсем тихо, если б не цепной лязг, топот сапог, хриплое солдатское дыханье.