Дмитрий Винтер - Военные преступники Сталин и Берия. Победа вопреки палачам

• Название: Военные преступники Сталин и Берия. Победа вопреки палачам
• Автор: Дмитрий Винтер
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-509955-0423-8

Новая книга от автора бестселлера «Виктор Суворов прав! Сталин проиграл Вторую Мировую войну!» Беспощадный приговор «пещерному сталинизму», основанный на анализе недавно опубликованных дневников Берии! Считая их (в отличие от других антисталинистов) не мистификацией, а подлинным документом, Дмитрий Винтер обращает эту исповедь палача против самих кремлевских людоедов, неопровержимо доказывая: не жертвы репрессий, а Сталин с Берией были настоящими врагами народа!

Как еще назвать «вождей», по вине которых Красная Армия потерпела самое страшное поражение в истории, а советский народ даже не умылся, а истек кровью? Кем считать руководителей, признававших лишь одну тактику: заваливать врага трупами? Кто пропустил сокрушительный удар Вермахта и несет ответственность за то, что до самого конца войны мы клали по пять своих бойцов за одного немца, — Троцкий с Тухачевским или Сталин со своими подручными? И разве не Берия признавался в своем скандальном дневнике: «Фронт провален, войска бегут… Ожидал бардака, но такого бардака не ожидал. И предатели оказались. И где оказались!.. Кто герой, а кто долбо…б, а кто предатель. Был бы рядом, застрелил бы как бешеную собаку… Жуков так с фронта и сообщает, похоже, наверху есть предатели. Недочистили!.. Коба уже был готов к бардаку, но к такому никто не был готов. А Коба тем более…» Это ли не роспись в собственном бессилии? Это ли не признание полной несостоятельности советской власти, предавшей собственный народ?! Более того — дневники Берии доказывают правоту Виктора Суворова! Как именно? Читайте эту сенсационную книгу, бросающую недобитым сталинистам открытый вызов! Говорите, Сталин с Берией выиграли войну? Но какой ценой?! Говорите, Красная Армия дошла до Берлина благодаря кремлевским тиранам? Нет, вопреки им!

---

Пакт Молотова — Риббентропа г-н Дугин считает «пиком стратегического успеха…» в их борьбе с ненавистным ему «атлантизмом».[28] А вот победу над Гитлером в 1945 г. Дугин именует «псевдопобедой», которая на самом деле означала стратегическое поражение евразийства в борьбе с атлантизмом, так как две духовно близкие евразийские страны — Россия и Германия — воевали друг с другом, к выгоде «заклятых врагов обеих стран — атлантистов».[29]

Но вернемся к Берия. Вот запись в его дневнике от 12 августа 1940 г.: «У них (у немцев. — Д. В.) там не социализм, но чистого капитализма тоже нет. Государственный капитализм. И для народа делается много» (1. С. 191).

Чем государственный капитализм отличается от социализма, нам коммунисты так никогда и не объяснили. А в самом деле, в чем различие? Мое мнение: отличие капитализма (в том числе и государственного) от тоталитарного социализма в том, что отсутствует принудительный труд, то есть такое положение дел, когда, во-первых, работать заставляют, во-вторых, условия труда безраздельно определяет работодатель, а в-третьих, уход с работы или отказ от нее (забастовка, например) не допускаются мерами физического принуждения. Но уж к Третьему рейху это никак не относится — там принудительный труд еще как имел место!

А Кремлев добавляет еще, что осенью 1940 г. Сталин мог задуматься о крутом развороте в сторону Германии, но, «к сожалению», на него не решился (1. С. 198).

Расшаркивание перед немцами продолжается у Берия и после войны, например, при записи о ракетостроении: без немцев, мол, «так быстро бы не продвинулись. Великий народ!» (3. С. 97). Но это к слову.

К этим симпатиям Берия к нацизму (которые, надо отдать ему должное, с определенного момента исчезают) мы тоже еще вернемся. А теперь перейдем к самому пакту с Германией и его последствиям. Начнем с такого интересного факта: 27 августа 1939 г. Берия пишет о «тех областях /на Украине/, которые отойдут к нам» (1. С. 141).

Интересно! Поклонники Сталина и вообще «мирной политики СССР» с пеной у рта отрицают наличие каких-то секретных протоколов к пакту Молотова — Риббентропа; в таком случае откуда же Берия знает и пишет про «территории, которые отойдут к нам» за пять дней до нападения Гитлера на Польшу, но зато через четыре дня после подписания советско-германского пакта, если, по мнению историков-«ортодоксов», СССР лишь 17 сентября принял решение вступить в эти земли, «чтобы защитить их народы от ужасов войны» (сказать «от попадания в фашистскую неволю» в сентябре 1939 г. было, как бы сейчас сказали, «неполиткорректно»)?

А ведь у Берия — четкое понимание того, что впереди большие «освободительные походы», причем явно связанные с началом войны с Германией: «Все данные — за то, что немцы скоро начнут. Коба пока не решил, когда пойдем мы. Все равно надо готовиться, потому что наркомвнудельцам теперь воевать и воевать» (это тоже конец августа 1939 г.) (Там же).

Позвольте, это с кем же теперь «воевать и воевать»? «Внутреннего врага» вроде истребили, и Большой Террор за ненадобностью уже свернули. Да вот и XVIII съезд ВКП(б) прошел, и назвали его «съездом победителей». С кем же теперь воевать? Явно с тем, кто «за бугром». И, судя по тону дневника Берия («воевать и воевать»), «освободительным походом» в Польшу дело явно не ограничится.

С немцами пока — мир. Интересно читать записи, относящиеся к отношениям СССР с Германией. Уже весной и летом 1940 г. Берия пишет в дневнике, что Немцы постоянно залетают на нашу территорию и нарушают границы. «Каждый раз говорят, что заблудились. Большинство, думаю, правда. Но разведку тоже ведут…» (1. С. 171). Пока, таким образом, на действия Германии смотрят сквозь пальцы.

Польский вопрос

А вот отношение к полякам — совсем другое, чем к немцам.

Сначала — речь о Катыни, куда же без нее. То, что польских пленных расстрелял не Сталин, а немцы, у Кремлева как бы само собой подразумевается. Так и пишет: «О «катынском» же «палаче» (кавычки Кремлева. — Д. В.) Берия вообще не разговор» (2. С. 99). Применительно к записи за начало декабря 1941 г. он констатирует (1. С. 313), что в беседе посла Британии Криппса (с главой Лондонского польского правительства Сикорским в Москве в начале декабря 1941 г. — Д. В.) нет ни слова о катынских делах, хотя при этом констатируется, что Криппс — «тот еще хорек», а Сикорский — «просто сволочь».

Позвольте, но как могла иметь место беседа о Катыни за 16 месяцев до того, как нацисты обнародовали сведения о расстреле поляков в этом лагере и сообщили об этом событии всему миру?

Через эти самые 16 месяцев, весной 1943 г., когда дело приобрело международную огласку, Берия пишет: «Немцы передали сообщение о раскрытии захоронения польских офицеров, расстрелянных НКВД в 1940 году… Коба был взбешен, потому что поляки в Лондоне тут же ухватились, сделали свое заявление… Можно предполагать, что это согласовано с немцами. А с Черчиллем наверняка. Вот Коба и злится» (2. С. 111).

В самом деле, 25 апреля 1943 г. СССР обвинил польское правительство в пособничестве «подлой фашистской клевете» и разорвал с ним дипломатические отношения, хотя ни одного совместного с Германией заявления польское правительство не делало, и не было никаких оснований «предполагать, что это согласовано с немцами», а обращение поляков в Международную Комиссию Красного Креста соответствовало всем нормам международного права.[30]

Приведя последнюю цитату из бериевского дневника, С. Кремлев находит, что она — «важное подтверждение того, что и так, впрочем, ясно сегодня любому объективному аналитику (из чего это должно быть ясно — простите за каламбур, из дневников Берия и комментариев Кремлева совсем не ясно. — Д. В.): польских военнопленных расстреляли не сотрудники НКВД по решению Политбюро в 1940 г., а немцы в 1941 г.» (2. С. 111).

И в чем же это подтверждение? В том, что «Коба взбешен»? Но ведь само по себе это ничего не доказывает: любой преступник будет, скажем так, не в восторге, если люди узнают о преступлении, которое он надеялся скрыть!

Однако вот что интересно: в той же записи от 23 апреля 1943 г. Берия пишет, что поляки при приближении немцев «разбежались» из советских лагерей: «Им надо было идти в тыл самостоятельно, а они остались у немцев. Что ж, свое они получили. Эта публика всегда заявляла, что лучше быть мертвым, чем красным» (2. С. 111). Что предпочли остаться у немцев — вообще-то правдоподобно, с учетом того, что, во-первых, Германия подписала конвенцию 1929 г. об обращении с военнопленными, а СССР — нет, а во-вторых, как правило, энкавэдэшный конвой действительно убегал при приближении немцев!

Проблема в том, что при этом заключенных не бросали, а старались уничтожать, если не было возможности их эвакуировать, а в неразберихе Смоленского сражения последнее было, скажем так, нелегко. Это называлось «ликвидация по первой категории», причем расстреливали, кстати, не только осужденных, но и подследственных, чья вина еще не доказана! Ну, да тут НКВД «не заморачивался»: лучшее доказательство — то, что ты здесь, а не дома; арестован — значит, виноват!

Но допустим, что в неразберихе Смоленского сражения расстрелять поляков тоже не успели. Поверим в такую возможность. Однако как тогда объяснить, что в 1990 г. смоленская коммунистическая газета сообщила: мол, рассказывает участник войны, некто М. Задорожный, который «долго молчал»…

Стоп! Спросим: а почему «долго молчал»? Полвека молчал, а тут прорвало? Есть мнение среди поклонников Сталина, что в годы «перестройки» и в позднейшие многие молчали, потому что-де это было небезопасно (приводятся сведения о неких работниках прокуратуры, у которых-де были проблемы из-за несогласия с официальной «перестроечной» версией), так почему раньше ничего об этом не было сказано, например, в 1944 г., когда расследовалось, кто же все-таки поляков расстрелял, и советская сторона вынуждена была отбиваться от таких обвинений? Почему не выпустили этого солдатика свидетелем на Нюрнбергский процесс, когда 1–3 июля 1946 г. рассматривался вопрос о расстрелах в Катыни и советская сторона так и не смогла доказать виновность немцев (что, впрочем, не помешало СССР в «научных» трудах о Нюрнбергском процессе утверждать обратное).[31]

Ну, да ладно. Посмотрим на сам рассказ М. Задорожного. Он сообщает, что в августе 1941 г. их полк остановился в лесу, не доходя до Смоленска. «Это было днем. Вскоре услышали автоматную и пулеметную стрельбу. Через некоторое время выбежал взволнованный солдат — зеленая фуражка, зеленые петлицы. Командир батареи лейтенант Кучкин спросил у него, что зто за стрельба. Солдат ответил, что немцы ворвались в расположение лагеря военнопленных поляков, охрану перестреляли и расстреливают поляков. А этому солдату удалось убежать».[32]

Простите, но не делали так немцы с военнопленными ли (даже с советскими, с которыми вообще обращались гораздо хуже, чем с другими), с узниками ли сталинских лагерей, попадавшими им в руки, не расстреливали вот так сразу, не разбираясь и вопросов не задавая. Даже евреев, чтобы расстрелять, предварительно надо было вычислить, для чего пленных строили и на взгляд (или еще как-то — черепа там измеряли или еще что-нибудь, не знаю точно) определяли людей с еврейской внешностью.