Константин Циолковский - Миражи будущего общественного устройства (сборник)

• Название: Миражи будущего общественного устройства (сборник)
• Автор: Константин Циолковский
• Издательство: Самообразование
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: 5-87140-010-8

В настоящий сборник включены статьи Константина Эдуардовича Циолковского, посвященные совершенствованию общественных отношений.

Целью общественного развития К. Э. Циолковский считал бесконечное развитие человека и человеческого общества, спасение человечества после истощения земных ресурсов и остывания нашего солнца, освоение космоса. Все аспекты человеческой жизни рассматриваются им с точки зрения соответствия этой цели.

К сожалению, часть работ в файле отсутствует.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Константин Эдуардович Циолковский Миражи будущего общественного устройства

Общественные установления, их преимуществ и недостатки

Право человека на собственную жизнь

У всех культурных народов существует это право. Убийца схватывается обществом, предается суду и терпит наказание или ограничение свободы. Чем ниже стоит какая-либо раса в сонме человеческих народов, тем это право слабее, неопределеннее и необеспеченнее. У самых низших рас его не существует, к человеку относятся, как к зверю, охотятся за ним, убивают и съедают, как хорошую дичь. Также, чем дальше отодвигаться в глубь истории, тем право это в общем, было ниже. Несомненно были времена у каждого самого культурного теперь народа, когда прав этих у него совсем не существовало. Оно росло от нуля, от зачаточного состояния, до теперешнего его вида. Но и теперь у самых культурных народов это право отчасти фиктивно. Воинская повинность отнимает это право. Болезни, бессилие, увечье, сиротство лишает человека необходимого и, следовательно, его права жить. Стараются отстранить эту причину смерти или сокращение жизни, но пока мало достигают цели. Идеальное общество должно устранить все причины гибели.

Возможно ли существование общества, если нет этого права на личную жизнь? Стадо животных существует сплошь и рядом, не истребляя себя взаимно, хотя у них нет суда для убийцы, нет сплоченности, заступничества друг за друга. Корова не убивает корову не столько из дружества, сколько из бессилья это сделать, а также и из бесполезности такого поступка.

У каждого стадного животного есть инстинкт, мешающий ему вступать в борьбу с равным, или у него нет орудий для убийства. Если бы это было иначе, то самое стадо не могло бы существовать. Естественный подбор выработал этот инстинкт. Нет ничего губительнее борьбы с равным (по силе) существом. Действительно, такая борьба должна окончиться печально для одного и еще печальнее для другого. Один может быть убит, а другой изранен, что может также окончиться смертью. Не сострадание, не милосердие, не жалость удерживают от такой безумной борьбы, а скорее инстинкт. Он может быть заменен чувством дружбы к равному или подобному, симпатиею или другим чувством, но любовью, справедливостью его нельзя назвать. Справедливость или милосердие должны относиться ко всякому существу даже слабейшему, между тем как стадные животные спокойно истребляют существа иной породы и даже собственных собратий более слабых, больных, или раненых. Значит, главный повод образования этого инстинкта — невыгода борьбы с равносильным. Из наших слов как бы выходит, что и человек руководствуется несправедливостью и милосердием, а чем-то другим. Действительно, его эксплуатация домашних животных беспощадное и жестокое их убийство не говорит в пользу милосердия и правды.

Может быть и у первобытного человечества был такой же звериный инстинкт, мешавший его самоистреблению. Не было суда, но был инстинкт, который не мешал ему истреблять младенцев, уродов, слабых, больных, старых и раненых. Животные одного вида, приблизительно, равносильны, потому что одинаково вооружены (рога, зубы и т. д.). Но люди, вооруженные искусственно, далеко не равносильны. Таким образом, их неравенство в силе могло дать повод к борьбе, ибо она была для хорошо вооруженных выгодна. Также способность людей образовывать ассоциации делала неравными группы. И тут борьба могла быть выгодной. Значит, ни одно животное не склонно так к убийству, как человек.

Когда не было у человека, как и у животного, развитого воображения, — то не было и тягостным существование члена в обществе без твердо выраженного права на личную жизнь. Но представьте себе теперешнего человека, с его сильно развитым воображением, с заботою о малейших предстоящих огорчениях, с мыслью о куске хлеба, жилище, обеспеченном существовании для себя и близких! И вдруг у этого человека, который весь в будущем, нет права на существование! Сегодня же его могут убить ради мяса, ради его имущества, жены или детей. Может ли этот человек работать, быть спокойным, может ли быть счастливым? Не сошел ли бы он с ума от ужаса, от силы воображения, не отказался ли бы заранее от жизни? Каждому грозит болезнь, смерть, старость и ее финал. Но все это не то. Нельзя предвидеть время кончины, как бы не был человек стар и слаб. Если вам 70 лет, вы можете прожить еще десять, если — 80, то еще шесть и т. д. Без права на жизнь, обеспеченного твердо и неуклонно исполняющимися законами, человечество было бы в ужасном состоянии. Хуже его трудно было бы что-нибудь придумать. Все же и с этим, к сожалению, примиряется человек. Действительно, милитаризм вечно грозит каждому подвергнуться насилию и быть убитым или искалеченным. Пускай воюют желающие. Если же общество насильно посылает своих членов на войну, то оно нарушает право на жизнь. Где войска наемные, там нет этого нарушения. Но там соблазняют население хорошим содержанием и жалованием. И так набирают войска. Впрочем, общество не может обойтись без солдат. Но члены общества должны быть свободны вступать в него или не вступать. Наконец, войска в совершенном обществе не убивают, а только ограничивают свободу преступников.

Теперь обратим внимание на недостатки существующих законов о праве на личное существование. В самых культурных странах преступник за жестокое убийство и теперь еще наказывается смертью. Страх наказания удерживает от преступления многих людей, склонных к убийству. Кара эта обеспечивает людям спокойное существование, надежду на жизнь. Но удерживаются от убийства, в силу страха, только люди с сильным воображением. Преступники же как раз его имеют чересчур мало. Потом, преступление часто совершается под влиянием вспышки гнева, ревности и других страстей, унаследованных от животных предков или от предков, бывших и живших в иных условиях. Одним словом, склонность к преступлению всегда наследственна или рождается роковыми для преступника условиями жизни. Иногда стечением необыкновенных обстоятельств.

Как же казнить человека? Не сам же он себя родил, не сам создал все условия своего бытия! Не будет ли его казнь подобна мести, т. е. удовлетворением далеко нехороших чувств? Бывает и осуждение невинного: как загладить тогда судебную ошибку? Мы не можем возвратить жизнь казненному. С другой стороны нельзя не воспользоваться устрашением преступных элементов, ради устранения возможных преступлений. Хорошо, что хоть люди с воображением уклонятся от убийства. Устрашение — плохое средство к добру, но что же делать, если человек так плох и устрашение действует на очень несовершенную психику человека весьма благодетельно. Изменится человек — и страха тогда не будет нужно. Пока же пренебрегать им законодательство не может. Все же оставим страх казни и заменим его другим, менее мучительным страхом — лишением свободы и другими лишениями, только не лишением жизни. Разве может кто-нибудь поручиться за себя, что он или его близкие никого не убьют! Неожиданное оскорбление, клевета на человека или его близких могут вывести человека из равновесия и причинить неосторожное убийство. Кто от этого обеспечен! Уничтожив казнь, выбросив ее совершенно из обихода наказаний, мы успокоим тем все человечество. Оно вздохнет тогда свободно за себя, за близких и за преступников. Разве казнь совершается только за убийство? Так называемые политические преступления, несогласие мыслей человека с мыслями правящих, разность убеждений, борьба партий, в сущности неправых с обеих сторон, не вызывает ли в смутное время бездну смертных казней. Уверены ли вы в том, что не попадете в эту сутолоку, и не будете лишены жизни за инакомыслие? Не казнили ли даже праведников, героев, благодетелей человечества, гениев, спасителей, изобретателей, людей науки! А если так, то казни совсем не должно быть. Человек не может ручаться за справедливость казни, так как казнено чересчур много невинных и продолжает казниться. Сколько, напр., уничтожила праведников, психически больных, великих мыслителей и т. д. инквизиция. Итак, зарубим на носу твердо: казни совсем не должно быть. Убийств будет, может быть, больше и они должны караться, но не убийством же, а лишением свободы и страхом других наказаний. За то остальное невинное человечество будет спокойнее и это добро во много раз превысит возможное увеличение числа преступлений.

Преступник может измениться, переродиться и сделаться хорошим и полезным человеком. Разве можно ручаться за то, что это не мыслимо? А если так, то надо оставить надежду самому ужасному разбойнику. Эта надежда скрасит его жизнь, даст ему силы на исправление, улучшение, на борьбу с самим собою. Он будет знать, он должен знать, что все для него может вернуться, лишь бы он победил в себе дурное. Статистика, допустим, может неопровержимо доказать, что с отменой смертной казни число убийств увеличилось. Но та же статистика укажет, что успокоение человечества вследствие отмены жестокого закона, увеличила продолжительность жизни вообще. Сумма прироста лет жизни, наверно, окажется бесконечно больше убыли лет от убийств.