Николай Шпыркович - Злачное место

• Название: Злачное место
• Автор: Николай Шпыркович
• Жанр: Ужасы и Мистика

Рассказ о жизни мира ЭМ. По мере сил попытался объяснить некоторые вопросы его существования. Прошу высказывать замечания.

---

Крысолов немного покряхтел, после чего сказал:

— По- моему — там чего-то очень хреновое, сами не справились — теперь нас позвали.

— Ну, так так всегда было — пожал плечами Сикока. — Так сикока?

Немного помолчав, Крысолов назвал цифру. Тот удивленно присвистнул.

— Ну, вообще-то сыто…Это… если поровну… — по пятьдесят курсов на рыло. Трихопол?

— Нет. Орнидазол в блистерах. И это не на всех. Это — на каждого. Плюс на каждый курс — пять доз цефепима.

После этого все вообще ошарашенно замолчали. Цена, по меркам этого полуживого мира, была просто нереальной. И от этого — пугающей. Этого с лихвой хватило бы, чтобы уплатить выкуп Хану, и еще осталось бы.

— И еще… Я здесь видел одного приятеля, пересекались однажды. Перетерли мал-мало. Так вот, он говорит, что на прошлой неделе здесь была команда Индейца. Им предлагали то же. И они отказались.

В комнате повисло тяжелое молчание.

…Ага. И никто не любит конкурентов и врагов. Потому и "давила" "шестерка" все прочие вирусы — как конкурентов, а также большинство болезнетворных для человека бактерий. Собственно, бактерии при ж и в о м носителе были не столь-то и важны — ну, подумаешь, помрет носитель от какого-нибудь стафилококка — включится механизм трансформации, почти, как в детской считалочке: "А и Б — сидели на трубе, А — пропала, зато Б — много стало, хрен трубу закопаете, дорогие товарищи!". Вот п о с л е т о г о, к а к — вот тут бактерии могли сильно подгадить, разлагая труп, то есть не труп, а носитель, просто на новом уровне, — а потому и выработался в процессе эволюции механизм подавления синтеза бактериальной ДНК вирусной РНК, причем у формы "Б" он был на порядок сильнее, чем у формы "А" — что и объясняло, почему живые люди все же по-прежнему нет-нет — а и помирали от всяких там туберкулезов. Кстати, ничего нового — вирус СПИДа, который рулил на сцене, до тех пор, пока не появилась "шестерка", практически так же "давил" иммунную систему, поражая механизм размножения лимфоцитов, защитных клеток организма — таких же, по существу, клеток, как и стафилококки, к примеру.

А вот простейшие в механизме разложения трупа не участвовали. И хоть были они по размерам не намного больше бактерий — "шестерке" они были глубоко индифферентны, как не представляющие угрозы. А в отсутствии всех прочих конкурентов размножение всех организмов — и простейших в том числе — идет со скоростью лесного пожара. А человек — тоже существо, предназначенное размножаться, ну или, по-крайней мере, любящее заниматься процессом — пусть и без достижения результата. А при любом стрессе сексуальные инстинкты обостряются, а уж при таком стрессе, где смерть и жизнь рядом — тем паче, возьмите хоть войну, хоть дежурство в реанимационном отделении. А презервативы скоро кончились, новых не выпускали, да и забот других хватало тогда, чтобы думать в первую голову о них, а не о кондомах каких-то. Вот все это, вместе взятое, и привело к тому, что уже к первой зиме самыми ходовыми деньгами во многих районах стали не патроны или консервы, а медикаменты, скучно именуемые в фармакологических справочниках "Антипротозойные средства".

Трихомониаз, вызываемый этой самой простейшей, трихомонада вагиналис, быстро стал настоящим бичом выжившего населения — по крайней мере, в этой части планеты. Может, где-то было получше — только с чего бы вдруг — половые контакты у людей осуществлялись даже в концлагерях. И, достаточно посмотреть на истощенные скелетики новорожденных детей где-нибудь в африканской пустыне, где из зелени — на сто верст в округе — одна пальма, и та засыхает, а из еды — мешок гуманитарной муки на тысячу человек, чтобы понять — сексом люди будут заниматься несмотря ни на что. И в любых условиях. Я ж говорю — инстинкт продолжения рода — он самый сильный, что у вируса, что у гомо сапиенс. Трихомониаз этому инстинкту не то что препятствовал, но несколько мешал — мало того, что писать больно — трихомонада ведь не только в вагине живет, а и в мужском мочеиспускательном канале, но это бы полбеды — простатит и аднексит, заболевания половых желез организма — как последствия хронического воспалительного процесса — вот что было по-настоящему серьезно. Между прочим, трихомонада — обладает жгутиками, с помощью которых легко забирается в самые укромные места организма. Причем быстро, так. Сволочь. А после того, как ей помогла "шестерка", процесс вообще пошел развиваться молниеносно — уже к вечеру после состоявшегося утром секса появлялась та самая капля, "гутен морген". Ну, или "гутен абенд" — так, пожалуй, вернее. Мало того, простейшие обладают способностью поглощать и хранить в своих недрах и возбудителей прочих венерических заболеваний — тех же гонококков, к примеру. Укрывшись за клеточной стенкой трихомонады, как за крепостной стеной, от опасной "шестерки", гонококки тоже делали свою работу. Хуже того — как уже сказано — Жизнь стремится выжить везде и всегда. И после того, как пару человек умерли от молниеносной анаэробной инфекции — потому что ее возбудители тоже приспособились "прятаться" в трихомонадах — дело стало слишком серьезным. Помереть к вечеру от газовой ганрены полового члена после утреннего секса — это вам не на каплю гноя на конце смотреть, и даже не от простатита лечиться. И что в такой ситуации должно было стать одной из самой конвертируемой валютой? Медяшки и купоны? Не смешите мои тапочки…

Ну, естественно — все, как и всегда относительно. В глухих деревнях, где к сексу относились достаточно традиционно, и жизнь протекала относительно размеренно — ценились как раз вещи — патроны те же. Или резиновые сапоги. К имеющимся запасам антипротозойных средств относились точно так же, как в африканских племенах — к золотому песку или слоновой кости- вещь, неплохая и по своему, нужная — копье вождю, там, украсить — но малоценная. Сапоги нужнее. А вот в "метрополиях" все давно уже измеряли все в том числе и в "таблетках" и курсах лечения. Быстро выработался и свой курс — дороже всего ценился орнидазол в блистерах — как наиболее эффективный и сильнодействующий. Подешевле — трихопол в блистерах, еще дешевле — в бумажной упаковке. Российский метронидазол в бумаге играл роль мелкой монеты — за которую, тем не менее, можно было купить и патроны, и консервы, и даже супердефицитный теперь шоколад. Да и как иначе? Без шоколада прожить можно, да и меда уже хватало. А вот ты без секса проживи… Соответственно, как и в дикую Африку — за золотом, так и в уцелевшие райцентры — за таблетками отправлялись целые экспедиции. Можно было выменять таблетки на что нибудь, а можно было и ограбить — все, как и тогда. Лучше всего было, конечно, найти вымерший райцентр в глухих джунглях, и, отстреливаясь от диких зверей и индейцев, то бишь зомбаков и морфов, в з я т ь а п т е к у. Для будущих Луи Буссенаров, коли такие все же будут, открывалось непаханое поле.

А чем должен был стать завод, новенький, с иголочки, построенный перед самой Херней, потом чудом уцелевший в произошедшем катаклизме, и производящий подобные спасительные препараты? С чудом сохранившимися запасами сырья на год из расчета еще т о й экономики. С заводом, выпускавшим таблетки по импортной технологии — пластинки — упаковки легко делились на части, а на каждой упакованной таблетке все равно стояло название препарата, штрих-код — и все такое плюс голограмма в придачу? Эльдорадо, и Форт-Ноксом в одном лице. Не знаю, как с этим было в Эльдорадо — но в Форт — Ноксе наверняка, время от времени заводятся крысы…

… - Я вот не пойму: почему они не пригласят тех же бандитов, или городских? У них там ведь и бойцов побольше, и оснастка получше. Ну, морф, ну, крутой, ну потеряли бы и половину всего состава — однако ухайдакали они бы его, по-любому… — задумчиво проговорил Кусок.

— Ухайдакали бы или нет — еще большой вопрос. — возразил Крысолов. — Мог бы и просочиться, что не так? Питерскую "Блондинку" сколько ловили? А тверского "Бабуина"? Сейчас уйдет, а через месяц снова завод встанет?

— Так оставить здесь бригаду… — начал Кусок и осекся. Крысолов насмешливо посмотрел на него.

— Ага, бригаду, чтобы контролировала здесь в с е — и одновременно подмяла бы под себя в с е. И кем тогда будет здешнее начальство? Это сейчас они — султаны. Гарем у директора, по крайней мере — не хуже. Но, ладно, приперло бы — пошли бы и на это. И пойдут, если мы не справимся. Вот только ни одна из трех здешних реальных сил — ни бандюки, ни вояки, ни город — не потерпят такого усиления одной из сторон. Плюс у каждой здесь — доля. А что это значит?

— Ежу понятно, — отозвался Банан. — большая драчка здесь будет.

— А уцелеет ли завод после этого — б-а-альшой вопрос. И если команда любой из сторон морфа прикончит — заплатит здешнее руководство — в разы больше, не говоря уже о том, что и влияние все равно утратит. Опять те же яйца — но вид сбоку. Они ж пока — типа покойной Швейцарии, нейтральные. За счет чего и стригут всех. Почище чабанов. Они нас потому и позвали, что хотят и дальше нейтральными быть.