К.А. Иностранцев - Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

• Название: Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).
• Автор: К.А. Иностранцев
• Жанр: История

---

Почти одновременно или немного позже писали о Гуннах Тунман (Thunmann) в «Untersuchungen über die Geschichte der östlichen europäischen Völker, 1774, Leipzig, I[13] и Энгель (Engel) в «Geschichte des Ungarischen Reichs und seiner Nebenländer», 1797. Но они занимались только политической историей Гуннов и не говорили об их происхождении. Поэтому мы от Палласа перейдём прямо к Бергману.

Сочинение этого исследователя «Nomadische Streifereien unter den Kalmüken in den Jahren 1802 und 1803» вышло в Риге в 1804 г. Оно состоит из ряда писем с пути и отдельных статей по различным вопросам истории, этнографии, религии Калмыков. По занимающему нас вопросу Бергман высказался специально в особом письме — именно четырнадцатом. Поэтому мы и обратим исключительно на него наше внимание. Он занялся только вопросом о происхождении Гуннов, а потому и должен быть отнесён к той же группе исследователей, что и Паллас. Этого последнего Бергман совершенно справедливо, по нашему мнению, считает основателем теории монголизма Гуннов. «Г. Паллас», говорит он (т. I стр. 125), «насколько я знаю, впервые выставил остроумную гипотезу, что древние Гунны, которые наводнили значительную часть Европы, были монгольские народы. Наружность Гуннов, равно как и предание о бывшем действительно движении калмыцких орд на Запад, побудили к этой гипотезе знаменитого автора». Далее Бергман указал на источники о Гуннах, именно на известия Аммиана Марцеллина, Прокопия и Приска, оставивших подробное описание жизни и обычаев этого народа, равно как и упоминание различных гунских имён. По его мнению Гунны имеют много общего с Калмыками. Относительно тех и других были распространены те же самые заблуждения. Например, утверждали, что Гунны клали под сёдла мясо, употребляемое ими в пищу — то же говорили и о Калмыках. На самом же деле мясо это кладется для того, чтобы лечить ссадины на спинах лошадей. Говорили, что Гунны предаются людоедству — Калмыки до сих пор распространяют это про себя, чтобы устрашать врагов. Наружность Гуннов, описанная этими писателями (маленький рост, широкая грудь, небольшие глаза, тупой нос и др.), сходна с наружностью вообще монгольских народов. По словам Прокопия, Гунны оставляли на голове только чуб и носили одежду с рукавами, широкими у плеч и узкими у кистей рук. И то и другое — отличительные черты Калмыков. Обычаи при дворе Аттилы, описанные Приском, совершенно тожественны с обычаями существующими у Калмыков — награбленное богатство лежит в отдельном месте близ лагеря, послы сидят по сторонам князей и пр. Бергман замечает даже недостатки общие Гуннам и Калмыкам, напр. нерешительность. Самое же очевидное и убедительное доказательство тожества Гуннов и Монголов наш автор видит в собственных именах. Иорнанд (так пишет Бергман, как и все почти исследователи до последнего времени, вместо правильного Иордан) называет отца Аттилы Мунцаком (Muntzak). Слово это составлено из «му» дурной и «цак» время. Не так давно, говорит он, жил на берегах Волги калмыцкий князь с этим именем. Имя Аттила или Этцель тожественно, по мнению Бергмана, с Атель, что значит Волга. Денцик или Денцук (Dentzik, Dentzuk) тожественно с именем божества у Монголов. Эмедзар (Emedsar), более правильно может быть Эмникцар (Oemnikzar), значит по–монгольски «дикий бык», Уто (Uto)— длинный, высокий. В толковании слова Калимак Бергман не согласен с Палласом. Этому слову он даёт смысл «отступники», а не «оставшиеся позади». Он полагает, что Татары (Турки) и Монголы имели общую религию (под этой общей религией он, вероятно, разумеет шаманизм). Когда Монголы приняли буддизм, то стали отступниками, т.е. Калмыками. Те же Монголы, которые не приняли буддизм, и не назывались Калмыками.

Приступая к разбору теории монголизма Гуннов, мы, прежде чем представить собственные замечания, считаем нужным привести возражения, сделанные до нас и притом лицами, с мнением которых по этому поводу необходимо считаться. Нужно заметить, что эти возражения настолько убедительны, что во многих отношениях совершенно подрывают авторитет этой теории, и мы, со своей стороны, не можем иногда найти лучшего возражения, как повторение высказанного до нас. Известный французский монгололог Абель Ремюза в своей книге «Recherches sur les langues tartares», Paris, 1820) на стр. 245–6 приведя гипотезу Палласа, выразился так: «Прежде чем принять это мнение, мне кажется необходимым расследовать, как называются Малая Азия и Кавказ в монгольских книгах, которые могли быть написаны самое раннее при Чингиз–хане через много столетий после экспедиции, о которой идёт речь». Он считает возможным весьма ранние переселения монгольских народов на Запад, но думает, что трудно узнать, что с ними сталось и как называются те страны, куда они пришли. Относительно предполагаемого тожества Гуннов и Монголов, высказанного Палласом и Бергманом, он выражает сомнение на том основании, что собранных до сих пор материалов совершенно недостаточно и нужно ещё исследовать многие сочинения, касающиеся происхождения Гуннов. В частности Ремюза остановился на производстве слова Калимак. Относясь скептически ко всем словопроизводствам Абуль–Гази, он указывает на то, что Калмыками называются Монголы, ушедшие вперёд, а не оставшиеся позади. Заметим, что самое производство слова Калимак, столь различное у Палласа и Бергмана, точно не установлено[14]. Даже сторонники монголизма Гуннов оставляют в стороне это сопоставление с Калмыками. Так Шмидт в своих «Forschungen» на стр. 48 заявляет, что это слово татарское, самим Монголам непонятное, а Нейман на стр. 16 своего сочинения «Die Völker des südlichen Russlands» тоже высказывается против этого отожествления. Приведя предание, сообщенное Палласом, он выражает мнение, что в этом предании «очевидно смешаны» древние переселения Калмыков с более поздними Гуннов[15]. Итак мнение Палласа, высказанное мимоходом и, по мнению известного монгололога, основанное на неправильном понимании текста, не заслуживает внимания. Теперь перейдём к Бергману.

Тут мы должны сказать, что общность обычаев Гуннов и Калмыков, как доказательство их тожества, не может быть принята. Вспомним только, как не так давно некоторые учёные именно на основании сходства обычаев считали Гуннов славянами. Вообще это сходство не кажется нам убедительным для признания двух народов за один и тот же. Если уже между Славянами, которые являются в истории осёдлыми, и Гуннами, которые в IV и V веках были отчасти кочевым, отчасти полукочевым народом, находят общие обычаи, то как же должны быть схожи обычаи двух кочевых народов, жизнь которых сложилась под всеуравнивающим влиянием степи. Неужели можно говорить, что Гунны и Калмыки один и тот же народ, только потому, что относительно тех и других были распространены те же самые заблуждения? Разве можно утверждать, что два народа тожественны потому, что носят чубы? Впрочем кажется, что эти доводы на основании сходства обычаев не убедили многих, так как о них больше и не говорили[16]. Больше внимания обратило на себя указанное Бергманом сходство физического типа Гуннов и Калмыков. О нём позже говорили и естествоиспытатели. Так, академик Бэр, отрицавший искусственное изменение черепа у гунских младенцев, о котором сообщил Аполлинарий Сидоний, а за ним и Ам. Тьерри, считал главное ядро этого народа — чистыми Монголами (см. стр. 45 статьи Die Makrokephalen im Воden der Krym und Oesterreichs, §6, Ob die verbildeten Köpfe von den Hunnen stammen? помещенной в Mémoires de l’Académie imperiale des sciences de St. Petersbourg, VII série, II tome, №6). Однако, в настоящее время пришли к убеждению, что так называемый монгольский тип у восточно–турецких и восточно–финских племён выражен нисколько не менее резко, чем у собственно Монголов[17]. Западные Финны и османские Турки не особенно резко выражают монгольский тип, но если мы возьмём какого–нибудь Вогула (этот народ, как известно, принадлежит к угро–финскому семейству) или Каракиргиза (турка), то они по наружности не будут особенно отличаться от Монголов. Потому–то при пересмотре вопроса о Гуннах антрополог проф. Анучин, возражая Иловайскому, считал этот народ не арийцами, а урало–алтайцами, не относя его, однако, по физическому типу ни к одной из групп этого племени (см. Труды этнографического отделения Московского Общества любителей естествознания, 1886, VII, 37 заседание). Ещё Клапрот высказался по поводу отожествления Гуннов и Монголов на основании сходства физического типа. Он сказал следующее на стр. 239 своих «Tableaux historiques de l’Asie» (Paris, 1826): «Эти описания могут быть применены ко многим народам северной Азии; к ним подходят как Вогулы, Самоеды и Тунгузы, так и народы монгольского племени». Итак, сходство физического типа не достаточно для отожествления Гуннов с Монголами. Совершенно оставляя такое бездоказательное мнение, как заключение о тожестве Гуннов и Калмыков из общего им недостатка, мы перейдём к лингвистическим доводам Бергмана, которые сам автор считал наиболее вескими. Однако эти доводы были опровергнуты Клапротом (цитов. соч., стр. 241). Справедливо напав на произвольные сопоставления имён и слов, сохранённых нам древними авторами от языков исчезнувших народов, со словами первых попавшихся языков[18] он считает невозможным производить имя Мунцак от «му» и «цак», потому что оно пишется Mundiukhos и Omundios, из чего видно, что среднее «н» коренное и его нельзя произвольно выбрасывать. Слово Атель вовсе не значит Волга, а просто — большая река (такое значение имеет это слово у казанских татар, киргизов, башкиров и чувашей). Совершенно неверным считает он сравнение божества Денцук с именем Денцик. Божество это буддийское, а Монголы приняли эту религию в XIII–XIV веках. Как же, спрашивается, могло быть у них имя буддийского бога в V веке?[19]. С этими возражениями Клапрота согласился позже и F.Н. Müller (Der Ugrische Volksstamm, 1837, т. I, стр. 88). Говоря о том, что имя Волги Итель или Итиль — турецкое, он считает неосновательным мнение Бергмана и отвергает его. Кроме этих двух учёных, восстал против доводов Бергмана и Венелин (Древние и нынешние Волгаре, т. I, 1829, стр. 166). Он же справедливо указывал и на несостоятельность доказательств этого учёного, основанных на сходстве обычаев и физического типа. Мы со своей стороны должны сказать, что считаем лингвистические доказательства такого рода, какие приводил Бергман, только вспомогательными и совершенно недостаточными, как единственный довод в пользу принадлежности народа к тому или другому племени. Самостоятельного значения придавать им нельзя. Мы в данном случае не говорим, разумеется, об остатках народной письменности (каковы напр. Орхонские надписи) — их значение для истории чрезвычайно важно. Если мы будем иметь что нибудь подобное в истории Гуннов и Хунну, то вопрос о происхождении этого народа будет решён бесповоротно. Недостаточными для решения мы считаем отдельные слова и имена, дошедшие в транскрипции на языках других народов.