Барщевскнй Михаил - Автор тот же

• Название: Автор тот же
• Автор: Барщевскнй Михаил
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-98720-029-6

Михаил Барщевский сегодня — один из наиболее известных и успешных российских юристов. Основатель первого в России адвокатского бюро, представитель Правительства РФ в высших федеральных судах, профессор, частый гость центральных телеканалов и популярных радиостанций, а еще — звезда программы «Что? Где? Когда?». Литературный дебют Михаила Барщевского — сборник рассказов «Автор» — вышел в конце 2005 года. Среди новелл, что составили его, читателям запомнилась и серия историй о молодом адвокате Вадиме Осипове. Читатель знакомится с совсем молодым человеком в пору «расцвета позднего застоя», в середине 1980-х, и потом год за годом, сюжет за сюжетом следит за возмужанием юноши, за становлением профессионала. Вторая книга рассказов Михаила Барщевского уже целиком посвящена Вадиму Осипову, так полюбившемуся читателям. От процесса к процессу, от одной судебной дуэли к другой, молодой адвокат приближается к нашим дням, постигая профессию, познавая жизнь, иногда расставаясь с иллюзиями, иногда проникаясь сомнениями, но никогда не теряя надежды. И амбиций ему тоже не занимать. Пристально следя за судьбою Вадима, мы ясно видим, как меняется жизнь страны.

---

— С этим да. А как быть с угнетаемыми массами трудящегося населения? — Вадим не мог не иронизировать, общаясь с представителем власти. Ну просто не мог!

— А их там эксплуатируют на конвейерах, а не на тростниковых плантациях. Значит, им тоже лучше! — Дима с удовольствием подхватил новый тон беседы. И, судя по всему, к глупостям агитпропа относился даже более иронично, чем сам Вадим. Осипову это понравилось. — Ты можешь не любить ребят из Пятого главка. Вы их называете „душителями свободы“. Но нас…

— Извини, а вы их как называете?

— А это по ситуации. Но, поверь, оцениваем адекватно. Я же тебе говорил — я работаю на интеллектуальном направлении. Думать приходится много. И по их поводу тоже! Но знаешь, у каждого своя работа. Ты ведь тоже преступников часто защищаешь. Тебя волнует, как тебя называют? — Дима показал, что и он может срезать.

— Меня — волнует! И я защищаю не преступников, а людей, которые обвиняются…

— Вадик, перестань! Ты с кем разговариваешь? Эту волынку я в твоих интервью читал. Журналистам голову морочь. По крайней мере, я буду просить тебя защищать преступника!

— Временно проехали. — Вадиму стало интересно, как дальше поведет разговор Дима. Если это вербовка, то просто пошлет его с указанием точного адреса. Не те времена!

— Ну и хоп! Так вот. Моя роль в искусстве. Я занимаюсь тем, что добываю промышленные секреты. Но я не аналитик, а оперативник То есть работаю с людьми.

— Вербуешь резидентов? — решил проявить эрудицию Вадим.

— Резиденты — это наши люди. Наши штатные сотрудники. Их не вербуют, а долго готовят. Вербуют агентуру. Специалист! — Дима хихикнул.

— Ну, уел. Признаю! — Вадим смутился.

— Ладно. Пошли дальше. — Дима перешел на тон милиционера, проводящего у старшеклассников урок правил дорожного движения. — Так вот, я занимаюсь именно вербовкой агентуры. Делается это по-разному. Иногда, да что там, очень часто, не совсем этичными способами. С использованием слабых сторон тонкой человеческой души. Так вроде писатели излагают? — Дима слегка улыбнулся, но не собственной шутке, а какой-то своей мысли. — Понимаешь, надо просто найти слабое место у человека и его разрабатывать.

— То есть вербовка на компромате? — уточнил Вадим.

— О нет! Это — пошло! Могу тебе сказать, что у нас вербовка на компромате считается проявлением недостаточного профессионализма. С нашими мы так почти никогда не делаем. С западниками — приходится. Хотя, конечно, идеологическая основа вербовки-куда более действенный способ. Ну, конечно, деньги. Но гораздо интереснее и, главное, надежнее — использование человеческих слабостей, точнее, комплексов. — Дима, казалось, пересказывал прослушанную им когдато лекцию по разработке агентуры. — Ты меня понимаешь?

— Думаю, да. Только какое я к этому имею отношение?

— Не торопись. Работа у нас кропотливая, долгая и очень тонкая. Обидно, когда все срывается из-за случайности, глупости. — Димино лицо выражало такую досаду, что Вадиму захотелось его пожалеть. — Но до рассказа о конкретной случайности я все-таки закончу с „теорией вопроса“. Вот, представь себе, у человека есть мозоль. Большая, старая, все время нудно болящая. Можно, конечно, найдя эту мозоль, сильно на нее надавить. Сказать: будешь плохо себя вести — надавлю еще раз. Скорее всего, он больше не захочет. Но выполнять твои команды будет, а вот инициативно работать не станет. Другое дело, если мозоль погладить, согреть теплом своих рук. Человеку станет приятно. Ты у него будешь ассоциироваться с заботой, с позитивными эмоциями. Да он для тебя после этого в лепешку расшибется! Понимаешь? — Дима, казалось, вдруг вспомнил, что говорит не сам с собой, а с другим человеком.

— Понимаю! — Вадим слушал Диму с большим интересом. Ему представлялось, что вербовка — это всегда запугивание, угрозы, ну, в лучшем случае подкуп. — Вспоминаются заветы дедушки Дурова — с животными надо обращаться ласково!

— Язва ты, Вадик! — Димка незлобно хмыкнул. — А хоть бы и так! Только не забывай, что делается это не ради бабок, не ради того, чтобы кого-то в цугундер определить. Цель всегда, по крайней мере, у моего главка, — защита интересов Союза. Своей страны, если хочешь! И у Второго главка — цель та же.

— Какого второго? — не понял неожиданного перехода Вадим.

— Второго главного управления КГБ — контрразведки. Если по-простому, мы готовим наших разведчиков, а они ловят их шпионов. — Вадим удивился живому огоньку, загоревшемуся в глазах собеседника, — чувствовалось, что с коллегами из 2-го Управления у них идет своего рода социалистическое соревнование. Как между двумя цехами какого-нибудь шарикоподшипникового завода.

— Ну, хорошо. Ты мне объяснил: ты хороший, страну защищаешь, а я — говно, преступников выгораживаю. Но как же я могу переквалифицироваться? Так сказать, переквалифицироваться из защитников криминала в защитники Советского Союза? Неужели эти понятия так близки? — Ну не мог Вадим не ерничать. Дух протеста латентного московского диссидента брал верх над элементарной осторожностью.

— Шпана ты, Осипов, — вдруг как-то по-отечески ласково отозвался Дима. — Пацан! Хотя, может, это и хорошо, что хамишь. Значит, нормальным человеком остался.

Такой реакции на свою подколку Вадим никак не ждал. Он дразнится, внутренне ощущает себя чуть ли не героем, а его за это противник только хвалит. Воспринимать же Диму иначе как противника он не мог — все-таки человек в КГБ работает.

— Ну, если ты так реагируешь, то, значит, и ты нормальным остался, — не вполне искренне, но миролюбиво произнес Вадим.

— Вот! Осознание сего неожиданного факта и есть основа для начала работы! Еще раз напомню, ты сам захотел узнать больше, чем тебе было нужно. Любопытный ты наш!

Дима рассказывал долго. Никак не меньше получаса. Вадим практически не перебивал. Только иногда задавал короткий уточняющий вопрос и, получив ответ, опять надолго замолкал. Про себя Осипов отметил, что в отличие от подавляющего числа клиентов Соловьев излагал ситуацию без эмоций, очень четко.

Несколько лет назад Дима получил задание. Оно было весьма сложным, и потому от всех других дел его освободили. Как он сам выразился: „Мы же большевики — сами себе создаем проблемы, а потом с успехом их преодолеваем“. Советский Союз продал неким арабским странам зенитные комплексы новейшего образца. Насколько понял Вадим, хотя Дима подробно на эту тему распространяться не стал, отличались эти ракеты тем, что радиоэлектронная защита самолетов их то ли не могла распознать, то ли распознавала слишком поздно. Короче, именно этими ракетами были сбиты несколько израильских самолетов. „Моссад“, израильская разведка, о которой, Вадим это заметил, Дима говорил если не с придыханием, то с огромным уважением, через подставных лиц пару комплексов у арабов перекупила. Израильские инженеры покопались, покопались и придумали какую-то хренотень, делавшую наши зенитные комплексы безобидными, как рогатка. Так и сказал: „Как рогатка“.

Потом произошло страшное: израильтяне передали свою технологию натовцам. Получилось, что, заработав пару десятков миллионов долларов, причем абстрактных, поскольку реально братские арабские страны денег не платили, нам теперь нужно было затратить колоссальные средства на переделку всей радиоэлектроники этих новейших комплексов. Второй вариант — раздобыть схемы израильской „хренотени“, а тогда менять можно будет не все в принципе, а что-то немногое, чтобы „хренотень“ сбить с толку.

Доведя рассказ до этого места, Дима спросил:

— Ты согласен с тем, что это важно не для КГБ, а для страны? То есть и для тебя, и для твоей дочери, и для родителей? — В голосе Димы не было ни капли иронии, ни доли сомнения.

— Согласен! — Вадим тоже не шутил. Одно дело словесная трескотня о безопасности границ, а другое — конкретная ситуация.

— Вот мне и поручили внедрить нашего человека.

У Вадима с языка уже просилось продолжение фразы — „в логово врага“, но он понял, что даже эта шутка прозвучит некорректно. Уж больно серьезным был Дима в этот момент.

Дальше Соловьев рассказал о том, как долго подыскивал подходящего человека среди наших ученых-физиков, работающих с радиоэлектроникой. Естественно, нужен был еврей, а из-за секретности евреев в эту область давно не пускали. Потом какое-то время ушло на то, чтобы создать ему проблемы, спровоцировать на подачу документов для выезда в Израиль. Дальше, разумеется, отказ в разрешении на эмиграцию, исключение из партии, увольнение с работы. Короче говоря, когда „клиент дозрел“, появился Дима.

Следующую часть истории Соловьев постарался скомкать. Но тут Вадим, которого стало разбирать чисто профессиональное любопытство — как же удается наладить психологический контакт с человеком, который по определению тебя должен ненавидеть, — стал задавать вопросы. Дима сдался и рассказал подробнее, чем хотел.