Михаил Зуев-Ордынец - Вторая весна

• Название: Вторая весна
• Автор: Михаил Зуев-Ордынец
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1959

В повести «Вторая весна» рассказывается о первых покорителях целинных земель, об их жизни в казахстанских степях весной 1955 года.

Это одно из лучших произведений об освоении целины в Казахстане. В апреле 1957 года писатель по бездорожью отправился на целину. Вернулся он с богатым материалом. В книгу вложил всю свою душу, любовь к людям, смело идущим на преодоление трудностей. Автор повести был удостоен медали «За освоение целинных и залежных земель».

---

— Ручаетесь за точность вашей справки? — Басок Бориса стал колючим.

— Ручаюсь! — усмехнулся прораб коротко и резко. — Да бросьте вы, Борис Иванович, серьезничать на каждом шагу. В любых жизненных случаях сохраняйте чуть-чуть ироническую интонацию. Так веселее жить. Извините, Александра Карповна, дело ждет, — поклонился он Квашниной и отошел.

— Николай Владимирович! — закричала испуганно Шура.

— Шура… милая… не могу! — остановился прораб. — Не умею отменять свой приказ. Убейте, не могу!

Он повернулся и побежал.

— Николай Владимирович! — В голосе девушки были слезы.

Но топот убегавшего Неуспокоева смолк.

— Ах, так! — Она усмехнулась враждебно и зло. — Где сейчас директор, Борис Иванович?

— Право, не знаю. Он уехал искать броды, но, может быть, и вернулся. А зачем вам директор?

Девушка не ответила и пошла в сторону дороги, где стояла колонна.

— Я вас провожу. Можно? — двинулся было за нею Борис.

— Не надо! — раздраженно ответил голос невидимой Шуры. — Не нужны мне ничьи проводы!

Борис прислушивался к ее быстрым, нервным шагам, пока шум их не смолк. Потом вздохнул и зашагал торопливо к топи, к тому месту, где вытаскивали грушинскую машину.

Глава 12 Наперекор всему — весна!

Грушинскую машину «вываживали». Если читать об этом в сухой, теплой комнате, то, как бы ярко ни было описание, вы, читатель, все же не поймете, не почувствуете полностью, какая это дьяволова работенка! Для этого надо вам самому принять в ней участие. И если посмотреть при этом на вас со стороны, то это похоже будет на купанье человека, не умеющего плавать: то присядет, то встанет, а то и лечь попытается. Но купаться вам придется не в прохладной летней водичке, а в весенней жидкой ледяной грязи. И вот, когда бревна, шпалы, чурбаки, скользкие от грязи, как мокрое мыло, начнут вырываться из ваших негнущихся от холода пальцев и бить по рукам, когда спину и плечи ваши как кипятком обварит горячий пот, а хлюпающая в сапогах ледяная жижа сведет ноги судорогой, когда покажется, что кто-то стягивает с вас ватные штаны, от воды и грязи ставшие пудовыми, — тогда, пожалуй, вы поймете, что такое «вываживание» застрявшей в грязи автомашины. Впрочем, нет! Еще не поймете, так как самое страшное впереди. Вот вывешенная на вагах машина заколыхалась в воздухе, и теперь лезьте одеревеневшими руками по локоть, а может быть и по плечо, под колесо, в залитую студеной жижей яму и закладывайте ее, проклятую, пластами дерна, камнями, хворостом, досками, чурбаками. И все время будьте начеку. Машина может сорваться с ваги и придавить ваши руки. А происходит все это чаще всего не днем, под солнцем, а ненастной, продутой всеми ветрами ночью, когда, кажется, весь мир состоит из черной степи, такого же черного неба и одичалого, тоже как будто бы черного ветра. А переставший было дождь исподтишка подкрался и снова заморосил, вымачивая на вас последнюю сухую нитку.

В зыбком, тревожном свете фар Борису хорошо видны были люди, их измученные, перемазанные грязью, посиневшие от холода лица. Вот кто-то сидевший на корточках резко поднялся, ударившись головой о крыло машины, и по черному берету, упавшему в грязь, Борис узнал Неуспокоева, а вот в полосу света попало озорное лицо Васи Мефодина. Он смеялся, и зубы его блестели на перемазанном лице. И снова, откуда-то очень издалека, прилетел крик: «Смотри, Мефодин!» Шофер молча погрозил берегу кулаком.

Борис вдруг заторопился. Положил на высокую кочку портфель, «ФЭД», подумал и снял для чего-то галстук, сунув его в карман пальто. Потом засучил до колен брюки и кальсоны и решительно шагнул в топь. Галоши и ботинки тотчас налились холодной жижей. Колючий холод стрельнул через все тело в мозг. Начал колотить озноб. «Так ничего не получится, — невесело подумал он. — Через пяток минут ноги сведет судорога и я шлепнусь в грязь. Нужны сапоги». Он вылез из грязи, спустил засученные кальсоны и брюки и поспешно зашагал от берега.

Чтобы найти в темноте машину с крупной надписью на бортах «Хозчасть», пришлось идти по дороге. На ноги налипла пудовая грязь. То и дело останавливаясь, Борис прямо ребром ладони снимал с подметок тяжелые лепехи. Но через пару шагов на ногах снова повисали чугунные гири, вызывая злобу и бессильное отчаяние. Он так устал, что потух в его душе недавний порыв, он десятки раз готов был плюнуть на все, сесть на подножку какой-нибудь машины и сидеть полчаса, час, чтобы перестало колотиться сердце, освободилось дыхание и прошла ломающая кости боль в ступнях и под коленями. И он остановился, но не от усталости, а от внезапной мысли: «Сколько же таких километров придется отшагать на целине ее работникам?» И тогда опять побрел, задыхаясь и обливаясь потом.

На подножке машины с надписью «Хозчасть» сидел человек, завернутый в новенький, оранжевый и огромный, по самую землю, тулуп. Борис подошел и постучал в тулуп, как в дверь:

— Можно?

— Кого надо? — донеслось из недр тулупа.

— Завхоза.

— Не знаю, где завхоз. — Из тулупа вылезла голова и кивнула в сторону переправы: — Как там?

— Плохо, — коротко ответил Борис. И, краснея от невинной, по сути дела, лжи, сказал: —Директор приказал выдать мне резиновые сапоги. Дело спешное. Без завхоза нельзя?

Человек плотнее закутался в тулуп и сладко, с подвыванием, зевнул.

— А вам завхоз и не нужен. Наперед найдите бухгалтера, и пусть выпишет он вам первичный документ. Не понимаете? Пусть выпишет ордер на выдачу вам одной пары резиновых сапог, — неторопливо объяснял человек в тулупе. — Тот ордер пускай подпишет завхоз, потом директор, а потом приходите как раз сюда, я вам сразу выдам сапоги.

— К утру эту процедуру закончим? — с зловещим спокойствием спросил Борис.

— Может, и к утру. И это не процедура, а оформление первичных документов. Порядочек должен быть.

— А сейчас, значит, не получу? — еще более зловеще спросил Борис.

— Это почему же не получите? — обиженно удивился человек в тулупе. — Как раз получите.

Он тяжело влез на подножку, пошарил в кузове и бросил к ногам Бориса пару резиновых сапог и еще какой-то сверток.

— Мерьте, ваш размер. А это фланелевая портяночка.

— И без первичного документа? — радостно удивился Борис.

— А вы получайте себе, если дают. Материально ответственное лицо тут я. А я ботинки ваши в заклад оставлю. Принесете первичный документ — верну. А вы небось думали, что вы одни сплошь патриоты, а снабженцы сплошь бюрократы? Обидно даже! Мы тоже идем навстречу…

Обратно на переправу идти было легче. Сноровка, что ли, появилась, или подгоняли резиновые сапоги. Широкие в голенищах, они хлопали по икрам на каждому шагу. Его удивило, что навстречу стали попадаться люди, идущие с переправы. Три парня в черных полушубках разговаривали так громко и возбужденно, что Борис услышал их еще издали и по голосам узнал Зубкова, Сычева и парня в лыжном костюме.

— Имел он, сволочь, право руки выкручивать, грозить и жуликом выставлять? Ты вот что мне скажи! — спрашивал с унылой злостью парень в лыжном костюме.

— Никто его не оправдывает. Держиморда, — ответил Сычев. — Но и ты хорош. Почему с нами не пошел? Боялся альпинистские ботиночки замарать и костюмчик забрызгать?

— Бросьте! — озлобленно тянул «биллиардист». — В горкоме комсомола нам что обещали, когда на целину выпроваживали?

— Обещали: будет повар в белом колпаке, будет компотом кормить, будут танцы под оркестр каждый день, и соловьи будут петь. Полторы тысячи соловьев из Курска выпишут, — весело ответил Зубков, ухватившись под бока, будто приготовился к присядке.

— Вы это бросьте. Говорили, что государственное дело будем делать, на весь Союз будем греметь! Где гром? А в грязи ковыряться я не нанимался!

— Ты что, с трамвая упал? — перебил его Сычев, потрогал больную шею, поморщился болезненно. — Недопонимаешь ты, Сашка! Государственную работу и делаешь.

— Бро-осьте! Я не разнорабочий, я спец, шестой разряд имею.

— Мы это давно знаем, Саша, — деликатно согласился Зубков. — Ты спец по выводке пятен на солнце. Очень ты узкий спец, Саша. А мы приехали сюда делать всё, что понадобится.

— Так дальше пойдет — утеку! — пообещал угрожающе Сашка.

— Не утечешь. Помнишь, как провожали?

— Кто провожал? Кого?

— Нас, тебя! На целину провожали. Ползавода на перроне стояло. Можно тебе обратно? Встретят, как на Внуковском, с оркестром и почетным караулом.

— Как дела на переправе, ребята? — остановил их Борис.

— Кончен бал, — устало ответил длинный Сычев. — Мы свою выдернули. Вываживать пришлось. А вторая машина, полупановская, сидит. Трактором придется вытаскивать.

Приплясывая, будто радуясь, Зубков вздохнул грустно:

— Большая неприятность, что и говорить.

Они пошли, продолжая спорить, и долго еще доносился из темноты ноющий, скулящий Сашкин голос: «Бро-осьте!»