Александр Мень - Сын Человеческий

• Название: Сын Человеческий
• Автор: Александр Мень
• Жанр: Религия
• Год: 1997

Главная книга о. Александра Меня — рассказ о земной жизни Иисуса Христа.

Книга стремится ясно и правдиво воссоздать евангельскую эпоху, донести до читателя образ Иисуса из Назарета таким, как Его видели современники. Жизнеописание Христа строится на основе Евангелий, лучших комментариев к ним, а также других литературных источников, указанных в библиографии (675 наименований).

Книга снабжена богатыми приложениями, которые помогут глубже познакомиться с евангельской историей и историей ее исследования.

---

Не помня себя от радости, мытарь побежал домой встречать Господа, а окружающие стали роптать: “Он остановился у такого грешного человека!”

Но шаг Учителя возымел действие.

— Господи, — сказал Закхей, встречая Его, — половину того, что имею, я даю нищим, а если что у кого неправедно вынудил, возмещу вчетверо.

— Ныне пришло спасение дому сему, — ответил Христос, — потому что и он сын Авраамов. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее[21].

В Капернауме некий фарисей Симон пригласил Иисуса к себе. Во время обеда в комнату вошла женщина, известная в округе своим распутным образом жизни. В руках ее был алебастровый сосуд с драгоценным благовонием; став молча подле Учителя, она заплакала, потом припала к Его ногам, орошая их миром и вытирая распущенными волосами. Слышала ли она слова Иисуса о прощении грешников? Хотела ли отблагодарить Его за милосердие к падшим? Но сцена эта неприятно поразила хозяина. “Если бы Он был пророк, — брезгливо подумал фарисей, — то знал бы, какого сорта женщина прикасается к Нему”. Между тем Иисус проник в его мысли.

— Симон, Я имею нечто сказать тебе.

— Скажи, Учитель.

— У некоего заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Так как им нечем было заплатить, он простил обоим. Кто же из них больше возлюбит его?

— Полагаю, что тот, кому он больше простил.

— Ты правильно рассудил, — ответил Иисус и пояснил, для чего привел эту притчу. Он указал на разницу между Симоном, который считал себя безупречным и для которого беседа с Иисусом была лишь поводом поспорить, и женщиной, сознающей свое падение. Она потянулась к Тому, Кто может простить ее и спасти от прежней жизни.

Когда же Христос прямо обратился к блуднице со словами: “Прощены твои грехи” — все присутствующие возмутились еще больше. Странный Пророк задал им новую загадку. Разве может отпускать грехи кто-нибудь, кроме Бога? Откуда у этого Назарянина право говорить с такой властью?[22]

Но они пришли бы в еще большее негодование, если бы услышали, как толкует Иисус священные заповеди Закона.

Старое и новое

Многие поколения иудейских богословов пытались точно определить число заповедей, содержащихся в Торе, а некоторые из них полагали, что есть заповеди, которые выражают самую основу веры[23]. Поэтому один из книжников решил узнать мнение Иисуса и тем самым получить ясное представление о взглядах галилейского Наставника.

— Учитель, — спросил он, — какая заповедь первая из всех?

— Первая есть, — ответил Христос, — “Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Бог единый, и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим, и всею крепостью твоею”. И вот вторая: “Возлюби ближнего твоего, как самого себя”. Нет другой заповеди, большей этих. На этих двух заповедях держатся Закон и Пророки (“Закон и Пророки” — синоним Ветхого Завета.).

— Прекрасно, Учитель, — вынужден был согласиться книжник. — Истинно Ты сказал, что Он един и нет другого, кроме Него; и любить Его всем сердцем, и всем разумением, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, больше всех всесожжений и жертв[24].

Отвечая книжнику, Христос определил Свое отношение к древнему Моисееву Закону, и из Его слов становится понятным, почему Он хотел сохранить его. Когда речь заходила о Писании, Иисус говорил прямо:

Не подумайте, что Я пришел упразднить Закон или Пророков;

Я пришел не упразднить, но исполнить [24a].

Ибо истинно говорю вам:

пока не пройдут небо и земля,

ни одна иота или ни одна черта не пройдет в Законе,

пока все не сбудется...

Если ваша праведность не будет

больше праведности книжников и фарисеев,

не войдете в Царство Небесное[25].

Таким образом, Христос учил о Библии как о божественном Откровении и признавал необходимость живого церковного предания, которое раскрывало бы ее смысл. Именно поэтому Он говорил народу о фарисеях: “Все, что они скажут вам, исполняйте”. Но если книжники часто прибавляли к Закону сотни мелочных правил, то Иисус возвращал Ветхий Завет к его истокам, к Десяти заповедям Синая, к подлинному Моисееву наследию, сохраненному пророками. Притом Он относился бережно и к внешним предписаниям, не желая соблазнять “малых сих” и порывать с традицией. “Никто, — замечал Иисус, — испив старого (вина), не захочет молодого, ибо говорит: старое лучше”[26]. Тем не менее, толкуя Тору, Он переносил центр тяжести из сферы церемоний в область духовно-нравственную. Более того, Он углублял и дополнял этические требования Закона.

Если Закон воспрещал убийство, то Иисус призывает изгонять из сердца ненависть — корень преступления. Если Закон осуждал нарушение верности брака, то Иисус говорит об опасности порочных чувств. Если Закон требовал соблюдения клятвы, то Иисус вообще считает ее излишней:

Да будет же слово ваше

“да — да”, “нет — нет”,

а что сверх этого — от лукавого[27].

В языческих кодексах кара часто была более тяжкой, чем само преступление. Ветхий Завет положил в основу закон справедливости: “Око за око — зуб за зуб”. Иисус отделяет уголовное право от нравственности, где действуют иные принципы. Людям свойственно ненавидеть врагов, но дети Божии должны побеждать зло добром. Им следует бороться с мстительными чувствами. Мало того, они должны желать добра своим обидчикам. Это высший подвиг и проявление подлинной силы духа, уподобление Самому Творцу.

Любите врагов ваших

и молитесь за гонящих вас,

чтобы стать вам сынами Отца вашего, Который на небесах,

потому что солнце Свое Он возводит над злыми и добрыми

и изливает дождь на праведных и неправедных.

Ибо, если возлюбите любящих вас, какая вам награда?

Не то же ли самое делают и мытари?

И если приветствуете только братьев ваших,

что особенного делаете?

Не то же ли самое делают и язычники?

Итак, будьте совершенны,

как совершен Отец ваш Небесный[28].

Вот — захватывающая дух высота, куда Христос призывает человека. Закон считал “ближним” только соплеменника и единоверца. Но Христос не ограничивает это понятие столь узкими пределами. Когда один книжник спросил Его: “Кто мой ближний?”, вместо ответа Он рассказал об иудее, который попал однажды в руки грабителей. Ослабев от ран, лежал он у дороги и с горечью видел, как священник и храмовый служитель равнодушно прошли мимо него. Меньше всего он ожидал сочувствия от самарянина, ехавшего вслед за ними. Мог ли этот иноплеменник и еретик оказаться лучше жреца и левита? Однако тот остановился и, не спрашивая ни о чем, помог пострадавшему: перевязал его раны, довез на своем муле до гостиницы и заплатил за него вперед.

— Кто из этих троих, — спросил Иисус книжника, — думается тебе, оказался ближним попавшему в руки разбойников?

— Сотворивший ему милость, — не мог не признать тот.

— Иди и ты поступай так же.

Христос заставил его самого прийти к мысли, что “братом” и “ближним” может быть любой человек[29].

Он постепенно приучал Своих последователей и к новому, непривычному для них взгляду на язычников. Так, Он не скрыл Своей радости, узнав об эллинах, которые искали с Ним беседы, а накануне Своих страданий Христос скажет, что Его Евангелие должно быть “проповедано во свидетельство всем народам”.

Когда римлянин, офицер капернаумского гарнизона, прося Иисуса исцелить его слугу, сказал, что достаточно лишь одного Его слова, Христос заметил: “Я и в Израиле не нашел такой веры”, а потом добавил: “Говорю вам, что многие придут с Востока и Запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном, сыны же Царства низвергнуты будут во тьму внешнюю”[30]. Эти слова звучали как вызов тем, кто считал только израильтян достойными любви Божией.

Неприятие “чужаков”, в какие бы одежды оно ни рядилось, есть инстинкт, который преодолевается людьми с величайшим трудом. Евангелие же недвусмысленно призывает бороться с национальной исключительностью и тем самым продолжает проповедь Амоса, Исайи и Иоанна Крестителя.

Выдвигая на первое место духовную сущность Закона, Христос вернул первоначальный смысл и предписанию о субботе.

Человек наших дней не всегда может оценить значение этой заповеди. Привыкнув к установленным дням отдыха, мы забываем, чем была для древних суббота. Она не позволяла повседневным заботам захлестнуть душу, предоставляя время для молитвы и размышления; она давала перерыв в труде всем: и свободным, и рабам, и даже домашним животным.

Однако была здесь и оборотная сторона. Многие набожные люди, храня святость “седьмого дня”, стали придавать ему преувеличенное значение.

Во время Маккавейской войны группа повстанцев предпочла умереть, “не бросив камня”, чем сражаться в субботу, и была поголовно истреблена. Тогда вдохновитель борьбы за веру священник Маттафия решил действовать иначе. “Будем биться в субботу”, — сказал он. И среди фарисеев не раз звучали голоса протеста против утрирования законов о покое. “Суббота вручена вам, а не вы — субботе”, — говорил один из них[31]. И все же уставные запреты продолжали расти, затемняя цель благословенного Божиего дара. Педанты буквально парализовали жизнь в субботу. Особенно усердствовали ессеи. Они считали, например, что если человек или животное упали в яму в субботу, вытаскивать их можно только на другой день[32].